— Вячеслав Владимирович! Неужели?.. Быть не может…
— Может, Анна Афанасьевна, может. Вполне возможно, что именно вы были последним человеком, видевшим ту женщину живой. А ошибки и в нашем деле бывают. Давайте условимся так, — продолжал он, — о нашем разговоре пока не должен знать ни один человек. Даже участковый.
— Разумеется, разумеется, — несколько раз машинально повторила Голикова, видимо, думая о чем-то своем. — Тогда вся эта история приобретает смысл.
— Какая история? — Вячеслав уже у порога резко повернулся.
— История с учительницей. Видите ли, когда Купряшин исчез из села, мать его в своем доме недолго прожила, вскоре забила окна и двери и с тех пор обитает у подружки своей, что живет через две улицы. А дом так заброшенный и стоит. О ее поступке много всяких догадок ходило, но в основном они сводились к тому, что она якобы боится там жить. Чего-то боится. Кто говорит, труп ей тот мерещится, кто приписывает все нечистой силе. Болтовни не оберешься, и теперь мне кажется, неспроста. И жить не живет, и продавать не продает. Вы побывайте около дома, он в той стороне, на краю села, — она показала в окно приблизительное направление.
Вершинин проследил за ее рукой: в той стороне виднелась темно-зеленая полоса леса.
Позднышев встретил его отчужденно, даже головы не поднял от бумаг. Недоверие больно задело самолюбие участкового. И, конечно, не только недоверие. Ему было обидно вспоминать, как он распинался, расписывая прелести окуневских мест, а Вершинин делал вид, что слушает, а в душе посмеивался над ним. Такого он не мог простить.
Вячеслав почувствовал себя неловко. Надо было сгладить нанесенную обиду.
— Леша, друг, — доверительно взял он его за плечо, — не обижайся, не могу я тебе сейчас все сказать, сам еще не разобрался. Будет нужно, узнаешь, работа ведь такая у нас, пойми ты. Ну, пойдем посмотрим твои владения, дела свои я закончил, времени у нас больше чем достаточно.
Долго обижаться Леша, видимо, не умел. Он почувствовал искренность в словах Вершинина. Легкая улыбка сначала чуть тронула его полные губы, а потом поползла по лицу. Через секунду он уже стал прежним, улыбающимся и добродушным.
Дальнейшее походило на сказку: и чуть горьковатый запах прели лиственного леса, и прозрачное до самого дна озеро Прорва, и неглубокая быстрая речушка, огибавшая полукругом село. Потом Вячеслав долго лежал с закрытыми глазами на ее берегу, подставив солнцу свое незагорелое тело. Он бездумно пропускал песчинки между пальцами и ловил краем уха крики бесштанной деревенской детворы, затаскивающей насильно в воду какого-то упрямца, не понимающего своего счастья.
Ему казалось, что все это уже было однажды в его жизни, очень давно, в детстве: и та же излучина реки, и тот же гомон, и ослепительный песок с мелким ракушечником, который он без труда перетирал пальцами в почти неосязаемый порошок. Вершинин лежал и лежал, ему не хотелось открывать глаза, он боялся разорвать внезапно установившуюся связь с каким-то далеким и счастливым днем своего детства, днем, которого даже и не запомнил, днем, возникшим в отдаленных уголках памяти помимо его воли…
Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, Позднышев проводил гостя к электричке. По дороге Вершинин поручил участковому узнать, жива ли учительница Слепова, и если жива, то где она сейчас находится. Ему не хотелось верить, что время и тут порвало одну из тонких ниточек, связывающих его с разгадкой давнего происшествия.
Электричка тронулась. Невысокая фигура Позднышева с приложенной к фуражке рукой медленно отдалялась. Отражая лучи заходящего солнца, кровавым пятном вдалеке блеснула Прорва.
«Где-то здесь, прямо за лесом, заброшенный дом Беды, — подумал Вячеслав, всматриваясь в убыстряющую свой бег зеленую полосу. — Крайний дом у леса. Если предположить, что я на правильном пути и убийство совершил Беда, полотна железной дороги ему не миновать. Иного пути на Прорву нет. Значит, скорее всего на рассвете, когда окуневские еще спали. Купряшин мог еще с кем-нибудь отнести труп на озеро. Идти пришлось бы в основном лесом. Самый опасный участок — железная дорога. Место открытое, на кого-нибудь из железнодорожной обслуги можно нарваться невзначай. Вот с кем поговорить бы неплохо — с путевым обходчиком. Надо выяснить в управлении дороги, кто в то время обслуживал Окуневский участок пути».
Вспомнился небольшой домик вблизи железнодорожного переезда. Он выглядел жилым. Внезапно Вячеславом овладело непонятное беспокойство. Ход его мыслей, казалось, пересекся с чем-то, ему уже известным. Он мучительно пытался вспомнить, что его беспокоит. Неожиданно его осенило. Вершинин даже подскочил на месте, не обращая внимания на опасливо отодвинувшегося пожилого железнодорожника.
«Ну конечно же, — чуть не вскрикнул он, — записки Сафронова! У него там есть про путевого обходчика, попавшего под поезд».
11. «Случайный» человек
На следующий день, в понедельник, Вершинин опоздал на работу, причем по самой банальной причине — проспал. Такого с ним никогда не случалось. Он не поверил глазам — часы показывали половину десятого. В реальности убедил, однако, неумолкаемый гул грузовиков, не характерный для обычного времени его пробуждения. Сказалось напряжение последних дней. Он действительно был загружен до предела. Но нагрузка не уменьшалась. Обещал Сухарникову направить в суд четыре дела — направил, а вместо них получил еще три. Приходилось выезжать на происшествия, большей частью под утро, когда особенно хотелось спать. Милиция обычно приезжала за ним, так как жил он рядом. Ну и, конечно, убийство на Прорве. Оно также отнимало много времени.
Прошедшей ночью добраться до кровати удалось где-то в третьем часу, хотя из Окунева приехал засветло. Завел в электричке разговор с соседом железнодорожником, оказалось, что тот проработал машинистом на этом участке лет двадцать. Он и фамилию окуневского путевого обходчика, попавшего десять лет назад под поезд, назвал не задумываясь — Николай Свирин.
Вершинин не стал дожидаться утра, а сразу же пошел в линейный отдел милиции, расположенный в здании вокзала. Он знал, что Стрельников сутки дежурит, и решил попросить его помочь в розыске материалов о несчастном случае. Уж слишком подозрительной показалась ему смерть обходчика. Виктора, на беду, не оказалось, уехал на происшествие, пришлось часа два просидеть в дежурке, ожидая его приезда.
Рассказ Вершинина Стрельников выслушал с большим вниманием и пообещал в тот же день перерыть все архивы отдела и попытаться отыскать нужные материалы. Зная его добросовестность и интерес ко всему необычному, Вячеслав нисколько не сомневался в том, что материалы о смерти Свирина, если только они не уничтожены, в ближайшее время будут у него.
Из-за всех этих треволнений он добрался домой почти перед рассветом и теперь чувствовал себя провинившимся школьником. Все знали, что Зацепин не терпел опозданий.
В прокуратуру Вершинин проскользнул бесшумно, а у входа вопросительно взглянул на Тоню. Та сделала страшные глаза и показала через плечо на дверь шефа. Вячеславу на миг показалось, что даже обитая дерматином дверь смотрит на него с укоризной. Он вошел в кабинет, жестом позвав за собой Тоню.
— Шеф раза три интересовался вами, ну я и сказала, будто вы уже приходили в полдевятого и ушли, — кокетливо улыбнулась Тоня, явно рассчитывая на похвалу.
Вячеслав встретил ее слова холодно.
— Меня кто-нибудь спрашивал кроме шефа? — не совсем вежливо буркнул он, вынимая из сейфа находящиеся в производстве дела.
— Спрашивали, — обиженно поджала губы Тоня, — Вареников из УВД просил вас сразу, как появитесь, позвонить, а потом Сухарников дело вам с нарочным прислал.
Она принесла толстую папку в желтой обложке — дело по обвинению Купряшина и Корочкина, рассмотренное судом десяток лет назад.
Перелистывая разлохмаченные страницы, Вершинин пытался связаться с Варениковым, телефон которого беспрестанно отвечал на вызовы короткими гудками. Наконец, удалось соединиться.
— Привет! — обрадованно закричал Вареников. — Я вас все утро разыскиваю, вот и сейчас без конца ваш номер набирал, да все занято.
— А я вам тем временем названиваю, — рассмеялся Вячеслав, — выходит, не поняли мы друг друга.
— Что вы, Вячеслав Владимирович, нам друг друга надо понимать с полуслова, — в голосе Вареникова появились серьезные нотки. — По интересующему нас вопросу есть новости, — продолжал он, — и если вы будете на месте, через полчаса я подъеду.
— Жду. — Вершинин положил трубку и стал уже спокойно читать дело.
Оно оказалось самым ординарным. За Бедой, видимо, следили и неожиданно задержали на рынке. При обыске нашли двое золотых часов, которые значились в розыске. Потерпевшие опознали свои вещи. По их словам, ограбление совершили трое преступников приблизительно одного и того же возраста. Купряшина они запомнили, судя по описанию примет, хорошо. Другим был Корочкин, впоследствии также ими опознанный. Следователю пришлось немало повозиться, чтобы собрать доказательства вины преступников. Купряшин и Корочкин отрицали самые бесспорные факты. Купряшин заявил, что часы купил на рынке у неизвестного, и стоял на своем до конца. Виновность их тем не менее была доказана, оба были приговорены к семи годам лишения свободы. Третьего преступника установить не удалось, хотя подозревали нескольких. Наиболее подходящим считали парня с допотопным именем Филимон — Филимона Куприяновича Чернова. Оба потерпевших сошлись во мнении, что он очень похож на третьего грабителя, но, к сожалению, подтвердить это не смогли. Не удалось установить и факта знакомства Чернова ни с Купряшиным, ни с Корочкиным. Чернов оказался замешанным в каких-то других делах, поэтому материалы на него пошли в отдельное производство.
Вершинин с досадой захлопнул папку. Ничего нового. Ухватиться было не за что. Зато теперь он реально представлял всю тяжесть своей задачи. Будущие подопечные окажутся, по всей вероятности, крепкими орешками.