— Да и вы сами на аттестационной комиссии сказали мне, — как-то неуверенно продолжал Вячеслав, — что можно проработать всю жизнь, а самостоятельной работы не сделать. А мне хочется, понимаете, хочется такой самостоятельной работы, сейчас она у меня есть, и несправедливо отнимать ее у меня, вернее, у нас.
— Как, Шустов, дело говорит юрист третьего класса? — без улыбки спросил Сухарников.
— Думаю, он прав, — отозвался тот.
— Ну и добро, расследуйте. Только прошу докладывать мне результаты каждый день. Допрос Плотника проведем вместе.
Сухарников проводил взглядом Вершинина.
«Хороший парень, — подумал он. — Умница, рассуждает логично. Неплохой старший следователь получится со временем».
Вячеслав между тем вышел из кабинета начальника следственного отдела в приподнятом настроении. Успех разговора он полностью отнес за свой счет и теперь победно посматривал на Шустова. Тот слегка улыбнулся, но разубеждать не стал. «Зачем? — думалось ему. — Пусть верит в свои силы. Попозже сам все поймет».
В фойе второго этажа у окошка Вершинин увидел Стрельникова. Одет Виктор был в новый мундир и потому казался солиднее. Он о чем-то тихонько разговаривал с пышноволосым парнем, также одетым в милицейскую форму. Туго набитый кожаный портфель стоял на подоконнике рядом с ними.
Вячеслав незаметно подошел сзади и хлопнул приятеля по плечу. Виктор стремительно обернулся.
— Бьют, милицию бьют, — дурашливо запищал Стрельников, — и где бьют, — в прокуратуре, и кто бьет…
Они похлопали друг друга по плечам.
— Ох и пролез же ты, Славка, — восхищенно сказал Виктор, — на втором году работы в святая святых прорвался. Я сюда знаешь как хожу, когда отсрочку надо получить: мундир новый надеваю, сутки не сплю, а ты вон из какого кабинета вышагиваешь как ни в чем не бывало. Не знал я за тобой раньше таких карьеристских способностей.
— Брось ты, Витек, — смутился Вершинин. — Прикомандировали меня временно сюда. Старое убийство раскрываю. Помнишь, я тебе о нем рассказывал.
— Помню, еще бы. Удалось, значит, зарегистрироваться официально. Здорово! Смотри, как серьезно повернулось.
— Весьма. И работы на десять человек по горло хватит. Я тебе как-нибудь при встрече расскажу. Ты, кстати, по своим делам сюда или ко мне?
— И то и другое. Вот с коллегой своим за отсрочкой прибыли, — кивнул он на пышноволосого, — и попутно привез тебе материалы о смерти Свирина. Решил повнимательней посмотреть? — поинтересовался Виктор, доставая папку из портфеля.
— Факты кое-какие появились. Под сомнение они выводы дознавателя ставят, — откровенно признался Вячеслав.
— Ты мне когда позвонил во второй раз, я эти материалы сразу отыскал. Почитал, поглядел. Мыслишка мне тут одна в голову пришла. Хочешь — поделюсь?
— Хорошим мыслям мы всегда рады. Пойдем в мое пристанище, — пригласил он Стрельникова, и они пошли во временно отведенный Вершинину кабинет.
Виктор достал из портфеля знакомую папку и стал медленно перелистывать страницы. В некоторых местах были закладки из узких листов бумаги. Вершинин обратил внимание на подчеркнутые красным карандашом строчки.
— Вот, — закончил, наконец, Стрельников свою работу, — смотри. Труп Свирина обнаружили на расстоянии двух тысяч восьмисот метров от поезда. Вернее, от конечного вагона, в котором он находился. Скорость поезда установлена точно — восемьдесят километров в час. При такой скорости поезд проходил в минуту километр двести метров. Свидетель Усачев — вот его показания, — Виктор открыл материалы на второй закладке, — утверждает, будто услышал шум открываемой двери, вскрик, тут же толкнул своего односельчанина, и они вместе выскочили в тамбур. Увидев фуражку, он сорвал стоп-кран. Сидел Усачев на третьем от тамбура сиденье, односельчанин Фролков, кажется, находился сзади. Я поинтересовался, сколько приблизительно времени займет такая процедура. Разумеется, подсчитывал в пустой электричке. Она на путях недалеко от отдела стоит. Оказалось… сколько, ты думаешь?
Вячеслав пожал плечами:
— Минуты, наверно, с лихвой хватит весь вагон обегать.
Потом сразу насторожился и стал быстро подсчитывать в уме.
— Выходит, труп никак не должен находиться далее полутора километров от поезда. Ну, еще накинем метров пятьсот. А ведь зафиксировано расстояние в два километра восемьсот метров, почти на километр больше. Значит…
— Значит, — прервал его Виктор, — Усачев с Фролковым что-то путают.
— Ох ты и даешь, старина, ну и даешь! — Вячеслав восхищенно сдавил ему плечи. — Попал в десятку. В благодарность посвящу тебя в одну тайну. Смотри, — он подвинул ему два протокола: личного обыска Усачева и обыска его квартиры.
— Ну и ну! — схватился Виктор за голову. — Вот так сумма, да и труп еще в придачу, вернее, почти труп, — поправился он, дочитав до конца. — Хорош окуневский колхозничек! Но, видишь, все-таки и тогда этот зубр наследил с лишними метрами. Пока выбросил Свирина из поезда, вернулся назад, позвал Фролкова, метры-то и пробежали. Эх, жалко, в свое время прошляпили, — Виктор с досадой поморщился и поднялся. — Пора мне, старина. Свои дела не ждут. Ты звони, если понадоблюсь, тебе ведь все равно придется экспертизу назначить, а я подскажу, с кем из инженеров связаться.
Вышли вместе. Пышноволосого на месте не оказалось, вероятно, уехал, не дождавшись. Вячеслав проводил Стрельникова несколько кварталов до троллейбуса. Хотелось отвлечься. Подошли к той остановке, где совсем недавно, чуть больше месяца назад, промелькнул перед ним в троллейбусе знакомый силуэт.
— Как там Светлана поживает? — словно угадав его мысли, спросил Виктор. — Не пишет?
— В колхозе она сейчас, весь первый курс отправили. Полдня всего и видел. Зато и удивила же она меня.
В ответ на вопросительный взгляд приятеля он продолжал:
— Едва Светлана у родственников появилась, те ей новость: Черного зарезали, а кто — неизвестно. Ну и пришло ей в голову, будто это я из ревности. Она, конечно, звонит в прокуратуру, а там, сам знаешь, без объяснений — нет его, и все. Света в слезы, значит, так оно и есть. Хорошо, хоть сюда догадалась зайти, а то бы уехала, терзаясь, что без передачи меня оставила.
— Ну и смехота! И как только ей такое в голову пришло? На почве ревности! Правовед Вершинин на почве ревности убивает рецидивиста Фильку Черного. Кошмар! — Стрельников надул щеки и сделал страшные глаза.
— Да, кстати, — крикнул он уже с подножки троллейбуса, — может, ты и вправду способен на такое?
Дверь троллейбуса едва не прищемила его. Потом Виктор встал у заднего окна и долго махал Вячеславу рукой.
На обратном пути Вершинин заглянул в управление — узнать, не приехал ли из Москвы Вареников. Зашел просто так, на всякий случай. Слабо верилось, чтобы тот успел за два дня, прошедших после задержания Плотника, выяснить все необходимое.
— Он у начальника, — сказал сосед Вареникова по кабинету, едва завидев Вячеслава. — Сейчас придет.
— Кто? — оторопел от неожиданности Вершинин.
— Вы ведь, по-видимому, капитана Вареникова ищете? Он час назад приехал.
Вареников появился минут через пять. За время отсутствия он посерел, резко обозначились под глазами морщины, усталость чувствовалась даже в вялом рукопожатии.
«Неужели пустая поездка?» — подумал Вячеслав, пристально всматриваясь в лицо капитана. Тот едва заметно подмигнул. Глаза его заблестели.
— Удалось узнать что-нибудь интересное? — чуть ли не шепотом спросил Вершинин, боясь спугнуть внезапно возникшую надежду.
— Есть, кое-что есть, — кивнул капитан. — Два дня мы с Сафроновым, спасибо ему, плотно посидели и с картотеками, и на местах побывать пришлось. Вот что удалось установить. Многие ценные вещи из чемоданчика Плотника значатся в розыске как в Москве, так и в некоторых близлежащих областях. Характерно, например, что золотой кулон с бриллиантами, стоимостью три с половиной тысячи рублей, был похищен в Москве из квартиры доктора искусствоведения около года назад. Таким образом, Плотник и в последнее время не просто сидел на своих ценностях. Эти эпизоды пока отрабатываются москвичами. Теперь о личности самого Плотника, то бишь Ивана Трофимовича Усачева. У нас он появился в сорок девятом с женой. Осел в Окуневе. Документы были в полном порядке. Повторяю, документы безукоризненные, даже на орден Трудового Красного Знамени. В Окуневе жену похоронил, годок в холостяках походил, а потом собрался переезжать. Его в колхозе и в сельсовете остаться уговаривали. Жаль стало — работник хороший. Отказался. К нему вообще окуневское начальство благоволило: ведь на все руки мастер, поэтому и закрывали глаза на частые отлучки в город. Вещицы он из дерева и кости занятные выделывал, животных разных, ну и сбывал их якобы в городе, то есть имел хороший повод для передвижения, позволявший ему поддерживать связь со своими помощниками. Ни у кого подозрения он не вызывал. Затем необходимость сидеть в Окуневе у него отпала — группы Беды и Черного развалились, оба они отбывали наказание. Вот и перебрался Усачев поближе к столице, купил дом в поселке, по-видимому, подыскал новые контакты. В общем, без дела он не сидел.
— Но почему же так? — недоуменно спросил Вершинин. — Инвалид труда, орденоносец, судьба тяжелая и…
— Скорее всего он такой же инвалид труда и орденоносец, как я исполнитель главных партий в Большом театре. Его пальчики мы проверили по картотеке. Представь — совершенно безрезультатно. Ловко он упрятал свое прошлое. Ни одного письма, ни одного документа, который хоть мало-мальски пролил бы свет, а ведь мы обшарили везде… и в прежнем его окуневском доме, и в теперешнем. Видимо, есть что-то очень серьезное, которое Плотник обрубил полностью. Нам предстоит большая работа — придется возвращаться еще к довоенному времени, — Вареников замолчал.
— Теперь первоочередная задача — установить, каким образом к нему попали документы Усачева, — заметил Вершинин. — Думаю, не просто нашел.
— Ну и, наконец, последнее, — устало поднялся Вареников. — Я привез несколько заявлений о без вести пропавших. Их отыскал Сафронов. Посмотрите, Вячеслав Владимирович, там есть кое-что любопытное. В частности, заявление выпускников Сажневского детского дома. У них существовала договоренность, что через десять лет после выпуска в установленный день они при любых обстоятельствах должны собраться в детском доме. Три года назад все собрались, а одна из них — Измайлова Лидия Филипповна — не появилась. Потом они справки несколько ме