Случай на Прорве — страница 35 из 36

Подошли к закрытой занавесками карте. Щелочинин открыл ее, и Сабаев вновь соединил пальцем два черных кружка.

— Алексеевская, — задумчиво произнес майор. — Ну что же, мои ребята там садились несколько раз, метрах в пятистах от станции. Думаю, не промахнутся и сейчас.

Вскоре по его вызову на пороге появился молоденький вихрастый лейтенант.

— Помощь твоя нужна, Вася, — подозвал его к карте Щелочинин. — Надо подбросить следователя и оперуполномоченного уголовного розыска в Алексеевскую раньше пассажирского двадцатидвухчасового.

Вася посмотрел на карту, на часы, немного подумал и козырнул: «Будет исполнено».

— Поднимай бортмеханика и исполняй, — приказал майор.

Хозяева проводили гостей к вертолету. Ветер стих. Звездное небо показалось Вершинину и Вареникову незнакомым. Холод до костей пробирал сквозь легкие пальто. Завыл двигатель. Поднявшийся от винта ветер раздувал одежду провожавших, фигуры которых становились все меньше и меньше.

Полет не был утомительным. Гостеприимные ребята, какими оказались Вася и его напарник, посматривали на своих пассажиров уважительно. Понимали, что не пустяк погнал их в небо в такую пору. Вася рассказывал о жизни на Севере, объяснял назначение различных приборов. За бортом было темно, так темно, что Вершинин засомневался, смогут ли отыскать они в этом необъятном океане темноты крохотную точку — станцию Алексеевскую.

— Глядите, — махнул рукой Вася и показал вниз.

Тонкий белый луч, словно ножом, рассекал тьму. В нем клубились зыбкие тени.

— Пассажирский! — закричал Вася сквозь шум двигателей.

— Как ты ориентируешься ночью? — почти в ухо спросил его Вершинин.

Вася весело рассмеялся, постучал пальцем себя по голове и потом по круглому прибору, вмонтированному в щиток.

— Это ерунда! — снова закричал он. — А вот как вы всякие запутанные убийства умудряетесь раскрывать, для меня до сих пор загадка.

Вершинин только улыбнулся в ответ.

Приземлились без происшествий. Летчики вышли вместе с ними и показали дорогу на станцию.

— Будете еще раз в наших краях, обязательно на охоту свожу, — пообещал Вася, пожимая им руки.

Шум взлетавшего вертолета они услышали уже на станции. Потом приобрели билеты, заняли в пустом зале ожидания скамейку, уселись поудобней и задремали. Разбудил стук в окошко. Дежурный желтым флажком показывал в сторону приближавшегося поезда. В дверь вагона пришлось долго барабанить, прежде чем появилось недовольное лицо проводницы.

— Носит вас нелегкая по ночам, — пробурчала она, пропуская их в вагон.

Потихоньку, чтобы не разбудить спавших в купе, они положили портфели на полки и вышли в коридор. Спать больше не хотелось. Алексеевская медленно уплывала в сторону.

— Сейчас начнем? — спросил Вершинин. — Или обождем, пока рассветет?

— Давай сейчас пройдем по плацкартным, там все на виду. Убедиться бы хоть, что он здесь.

— А узнаешь его? Ведь десять лет прошло.

— Как сказать, — растерялся Вареников. — Даже не подумал об этом!.. И все же узнаю, — в голосе его прозвучала уверенность. — Нюхом учую. Лишь бы был.

Стараясь не шуметь, они двинулись по вагонам, внимательно всматриваясь в спящих пассажиров. Мешали торчащие с полок ноги, затрудняли путь узлы и чемоданы. Кое-где сонные проводники провожали их подозрительными взглядами.

— Стой, — неожиданно выдохнул Вареников и сжал руку Вершинина.

Проследив за направлением его взгляда, Вячеслав увидел худое, почти аскетическое лицо. Человек спал. На секунду Вершинину показалось, что ресницы его дрогнули. Они замешкались лишь на секунду и тут же пошли вперед.

— Он, — возбужденно зашептал Вареников. — Я его сразу узнал.

Дверь служебного купе была чуть приоткрыта. За столиком клевала носом проводница.

— Мамаша, — тихо постучал по ее плечу Вареников.

Встрепенувшись со сна, она стала натягивать на голову форменную фуражку. Редкие седые волосы не слушались, вылезали в разные стороны.

— Спокойно, мамаша, спокойно. Мы из милиции, — поднес к ее глазам удостоверение Вареников. — Не волнуйтесь.

— Да я и не волнуюсь, с чего вы взяли, — низким голосом ответила она и положила фуражку на стол.

— В вашем вагоне, — понизив голос, продолжал Вареников, — находится особо опасный преступник, которого мы должны задержать. Я попрошу вас осторожно пройти и предупредить об этом бригадира. Пусть он свяжется со следующей станцией, чтобы нас встретили.

Опасливо озираясь по сторонам, проводница ушла.

В противоположной стороне вагона хлопнула дверь. Вареников выглянул в коридор. Все было спокойно. Внезапно им овладело тревожное предчувствие. Он сделал несколько шагов вперед, к тому месту, где спал Купряшин. Полка была пустой. Отбросив попавший под ногу рюкзак, капитан побежал по вагону, рванул одну ручку, другую…

В тамбуре свистел ветер. Приоткрытая дверь постукивала в такт колесам. Пронзительный скрип тормозов заглушил все остальные звуки. Из брови, разбитой от удара о стенку, брызнула кровь, но Вареников не чувствовал этого.

Он выпрыгнул из вагона и побежал назад, туда, где виднелся хвост поезда. Неожиданно споткнулся о что-то мягкое, полетел вперед, но приземлился удачно — на руки. Тут же вскочил, заметил подбегавшего Вершинина и опустился на корточки.

Лицом вниз, с неестественно подогнутой рукой на земле лежал человек. Они осторожно перевернули его на спину. Человек не дышал. Лицо погибшего представляло собой сплошное кровавое месиво. Вареников расстегнул верхнюю пуговицу его пиджака и достал из внутреннего кармана свернутый вчетверо листок. Это была справка об освобождении из колонии. В неясном свете нарождавшегося дня с маленькой фотографии на них смотрел Беда…

24. Выходец с того света

Обычно невозмутимый, Сухарников возбужденно ходил по кабинету, изредка поглядывая на удрученно молчавших Вершинина и Вареникова.

— …Впрочем, особых оснований для паники я не нахожу, — сказал он наконец. — Со смертью Беды, естественно, оборвалась одна из нитей следствия. Останься он в живых, у нас были бы все основания для предъявления ему обвинения. Что мы еще могли бы получить от него? Пожалуй, единственное: сведения о прошлом Плотника. Сейчас стоит какая задача? Нужно выяснить личность так называемого Усачева. Ни один суд не станет рассматривать дело, если не будет знать, кто же Плотник в действительности. Пока вы оба находились в отъезде, я предпринял кое-какие меры…

Сухарников сделал паузу, достал из ящика стола серебряный портсигар с монограммой и, щелкнув крышкой, предложил сигареты коллегам. Жадно затянувшись несколько раз, он продолжал:

— Посидел я с глазу на глаз с Плотником. Знаете… это действительно фигура. Среди преступников таких остались единицы. Огромное самообладание, необычайная хитрость и изворотливость. Безусловно, он понимает, что провалил его Чернов. Уверен, что тот убит, и объясняет свои действия, как мы и предполагали, таким образом: мол, Филька хотел убить его, и когда завязалась драка, ему удалось овладеть ножом и ударить Фильку в спину. Изъятые у него крупные ценности объясняет тем, что нашел якобы случайно в подвале купленного им дома тайник. Когда же зашла речь об убийстве Измайловой, изобразил такое удивление, что не знай я наверняка обстоятельств ее смерти, поверил бы. Невиновен, да и только! Что касается убийства на Прорве, то Плотник, видимо, чувствует себя спокойно: все следы давно канули в Лету. Конечно, мы располагаем против него серьезными уликами, но пока не выяснена вся подноготная, трудно заставить его быть сговорчивым. Удалось связаться с городом, где родился подлинный Усачев. Он был единственным сыном. Родители умерли. Участвовал в Великой Отечественной. Награжден. Демобилизовался после тяжелого ранения в сорок четвертом году, но по прежнему месту жительства больше не появлялся. Где и когда скрестились пути Плотника и бывшего фронтовика — неизвестно, но наверняка их встреча окончилась для последнего трагически. Плотник свидетелей не любил. Сейчас это самое темное пятно в следствии, просветлить которое нам так или иначе предстоит. Надо воссоздать путь подлинного Усачева с момента оставления им госпиталя. Мы обратились за помощью в Министерство обороны. Там устанавливают имена бывших сослуживцев Усачева, его товарищей по госпиталю, оставшихся в живых. Они могли бы пролить свет на его дальнейшую судьбу. Эту линию предстоит продолжить вам, капитан Вареников, а я… Я и так уже серьезно отвлекся от другой работы, — Сухарников кивнул на заваленный стол и устало потер виски.

— Как самочувствие Чернова? — поинтересовался Вершинин.

— Врачи говорят: идет на поправку.

— Пожалуй, я навещу его, — Вершинин встал.

— Поезжайте. Думаю, он теперь станет сговорчивей.

Через десять минут Вершинин уже входил в больницу. Накинув на плечи старенький застиранный халат, он поднялся на шестой этаж.

Заведующий хирургическим отделением, крупный мужчина с квадратным лицом и низко надвинутой на лоб белой шапочке, усмехнулся.

— Допрашивайте на здоровье, — сказал он. — Больной вполне созрел. Вчера он узнавал у сестричек, где хранится спиритус вини.

Заведующий распахнул дверь в одну из палат, у которой дежурила медицинская сестра.

Филька был в палате один. Он сидел на узкой железной кровати по-турецки и быстро шевелил большими пальцами ног. Со времени их последней встречи Черный как-то осунулся, похудел, глаза его лихорадочно поблескивали. Вершинина он узнал сразу и скорчил недовольную мину.

— Как здоровье, Филимон Куприянович? — Вячеслав поставил стул поближе к кровати.

— Здоровье — коровье, — буркнул Филька.

— Раз есть настроение шутить, значит, дела пошли на поправку, — улыбнулся Вершинин.

— Пойдет поправка, когда будет затравка, а без затравки не будет поправки, — после этой насмешливой скороговорки Филька выразительно щелкнул по своей шее.

— Давайте поговорим серьезно. Вы, конечно, помните, кто ударил вас ножом?