пный трельяж. Кто-то переезжал? Умер?
Обогнув всю эту композицию, Ася слетела на первый этаж, промчалась мимо серых почтовых ящиков и уже потянулась к кнопке домофона, чтобы выскочить на улицу, как вдруг дверь распахнулась сама.
На пороге в смутной жемчужной дымке ранних зимних сумерек, чуть подсвеченных уже зажженными фонарями, стояла Моревна.
Когда-то их познакомила Верочка. В том году Асе срочно потребовалась няня. Они с Лешей опросили всех знакомых, от отчаяния дали даже объявление в тогда еще живую «Из рук в руки». Мускулистая женщина-гренадер, говорившая басом, бывшая спортсменка, заверяла, что научит их детей отжиматься; тихая, постоянно опускавшая глаза азиатка почти не говорила по-русски; учительница младших классов, хрупкая, в облачке седины, на вопрос, как она относится к маленьким детям, расхохоталась неожиданно низким грудным смехом – каждая из претенденток ужасала их с мужем по-своему. И тут Верочка вспомнила о своей соседке, которая как раз искала подработку.
Вечером следующего дня к ним пришла Ирина Андреевна. После недолгого обсуждения с Асей, что понадобится делать, она отправилась к детям и заговорила с ними до того спокойно и весело, что четырехлетний Ваня немедленно забрался к ней на колени.
Ей было тогда около шестидесяти. Четкая, энергичная, бывший инженер на крупном оптическом заводе в Харькове – Ирина принадлежала к тому поколению советских людей, которое не привыкло опаздывать и держало данное слово. Она никогда не болела, не отпрашивалась и не смотрела на часы: всегда готова была задержаться, посидеть, а на попытки заплатить ей за переработку – махала рукой: что вы! не нужно. Похоже, она никогда особенно не торопилась домой, в свою одинокую квартиру.
Они провели вместе пятнадцать безоблачных лет. Собственно, дети и прозвали ее Моревной. Почему-то именно сказку про эту царь-девицу няня читала им чаще всего.
И вот теперь Ирина Андреевна стояла перед Асей в сумрачном зимнем подъезде – в бордовом праздничном костюме: жакет, юбка, кремовая блузка с кружевным воротничком. С волос наполовину сошла светло-желтая краска, проступила серо-белая седина. Но в остальном Моревна не изменилась: тот же рост и стать.
Костюм Асе был знаком: плотная шерстяная ткань в мелкий желтый штрих – Моревна надевала его, когда шла после работы в консерваторию или в театр, до которых была большая охотница. Казалось, и сейчас она возвращается со спектакля. Но почему без пальто, вообще без верхней одежды? На улице мороз, к вечеру обещали до минус двадцати.
Моревна широко шагнула в тепло подъезда, скользнула по Асе невидящим взглядом и двинулась дальше, к своей квартире, жила она здесь же, в двух шагах, на первом этаже. И было в ее взгляде что-то такое, отчего Ася вздрогнула: если и слушала няня музыку, то музыку сфер: в карих глазах ее сверкнул потусторонний свет, сияние неотмирных люстр.
– Здравствуйте, Ирина Андреевна! – произнесла Ася раздельно и громко.
Моревна остановилась.
– Ася! Добрый вечер.
Широкая светская улыбка, наклон головы. Замерзшей она, кстати, совсем не выглядела. Может, она просто выносила мусор?
– Вы не скажете, который сейчас час? – быстро произнесла она.
– Почти шесть, – ответила Ася и ужаснулась. Скоро – зум.
– А какое сегодня число? Не знаете? – снова проговорила Моревна и улыбнулась почти кокетливо.
– Почему же, знаю.
Ася поняла, что звуки вдруг перестали складываться в слова.
Как же так? Всегда такая четкая и дисциплинированная, и не знает, какое сегодня число.
– 29-е. 29 декабря, Ирина Андреевна. Послезавтра Новый год, – медленно отчеканила Ася. И сжалась: сейчас спросит, какой год на дворе, какое тысячелетие.
Но нет, как ни в чем не бывало Ирина поздравила ее с наступающим, спросила про младшенькую, с которой была знакома с самого ее рождения. Она глядела уже совсем по-человечески, и Ася выдохнула: не всегда ведь помнишь, какое число. Да она сама не помнит: принесут после лекции подписать книжку, а рука застывает над страницей, пока не подскажут.
– Ксюха нормально, учится, вроде поздравляла вас на днях.
– Я ничего не получала. Мобильный снова барахлит. Не получала.
Действительно, Моревна давно уже (полгода, год?) стала реже выходить на связь, даже со своей любимицей Ксюшей. Иногда она пыталась звонить, но Ася почти никогда не могла ответить: то лекция, то самолет. Однажды, впрочем, они все-таки пообщались. Звонок настиг ее в очередной поездке.
Где это было? В какой части их бескрайней страны? Коми? Тобольск? Сельцо под Новосибирском?
Ирина поздравляла ее с праздником Успения Богородицы. Впервые. Матерь Божия, неужели ей так одиноко?
Ася отошла подальше от криков и курящих, и они поговорили. Всё те же вопросы: как Ксеничка, как старшие. Ася отвечала – кратко, энергично, стараясь не затягивать. А вы, как вы себя чувствуете, Ирина Андреевна? Но спрашивать было бесполезно.
– Лучше всех! – звучал неизменный ответ.
Кажется, это был их последний разговор. Кажется, позапрошлым летом.
И сейчас, стоя под моргающим светом неоновой лампы, Ася даже не пытается спросить Моревну о самочувствии.
Но та вдруг разводит руками:
– Все у меня дома погасло, ничего не работает.
Что погасло? Что не работает?
Возможно, она выскочила из подъезда на минутку, проверить, что творится на белом свете. Вечер, утро, день? За окном ведь просто непонятная хмарь без числа и часа.
Но у нее же были, были какие-то знакомые, она ходила к ним в гости, ездила в небольшие путешествия. И сын тоже был, и внук… Оба жили в Киеве. И еще, кажется, двоюродная сестра в Харькове…
– О вас есть кому заботиться? Кто о вас заботится, Ирина Андреевна? – Ася уже почти кричит.
– Да похоже, никто. – Моревна рассеянно улыбается.
– А ваш сын?! Александр, Саша?
– Саша далеко, – она отводит взгляд в сторону. – Очень далеко.
Саша и внук… Тимофей? Где же они? Саша, кажется, работал на телевидении, вроде бы оператором. Тимофей учился в институте. Сколько ему сейчас примерно? Лет двадцать? Призывной возраст, или студентов там тоже не берут?
– А внук?.. – Ася не знает, как продолжить.
– Жив, – немедленно откликается Моревна и снова умолкает. Старая советская школа, ни лишнего слова, ни намека, даже в таком состоянии, ни-ни.
Внезапно Ирина вскидывает голову, смотрит Асе в глаза.
– Я уехала бы. Уехала бы прямо сейчас! – восклицает она неожиданно энергично, громко. Подъезд откликается удивленным эхом. – Меня здесь ничто не держит.
И повторяет снова с паузами внутри: «Меня здесь. Ничто. Не держит».
– Ну, куда же вам ехать, Ирина Андреевна? Тем более сейчас, – последние слова Ася договаривает почти про себя.
Они наконец расстаются.
Ася влетает в машину, подключается к зуму по телефону. За две минуты до начала. Успела!
Дома за ужином Ася рассказывает о встрече в подъезде мужу и Ксюше.
Понимаете, она похожа на тень! В этом своем бордовом костюме. У нее все погасло! А Саша – далеко.
Ксюха морщится и почему-то пытается оправдываться, повторяет, что писала ей недавно, вчера, поздравляла с Новым годом, а Лешу вдруг озаряет:
– Часы! Надо купить ей часы! Электронные, светящиеся, чтобы она видела время, дату.
Ее муж – гений. Часы!
Ася сейчас же, прямо за ужином, заказывает на Озоне отличные часики. Как придут (через четыре дня), она сразу же отвезет их Ирине, заодно настроит наконец ей телефон.
Новый год проходит тихо, под ласковый, почти киношный снежок, он же пороша, в узком семейном кругу. Тост все тот же, как и в прошлом году: за мир.
Часы не приходят даже на Рождество, Озон шлет обещание за обещанием, пока не останавливается на 12 января.
Но ей снова пора в путь. На этот раз в другую страну, долгожданное турне, три недели. Значит, посылка придет уже без нее.
Внезапно пикает мобильник. Открытка от Ирины! Обычная подвижная картинка-снежинка, которую пересылают друг другу все пенсионеры, но как же Ася ей рада! Она немедленно отвечает: с Рождеством Христовым, Ирина Андреевна!
В ответ – молчание. Серые галочки в ватсапе так и не синеют – сообщение не прочитано. Завтра в ночь Асе улетать. И она начинает искать в соцсетях сына Ирины, Сашу. У него та же, что и у мамы, звучная фамилия, Дрозд. Sasha Drozd. Вот и он. Широко поставленные глаза, пышные седые волосы почти до плеч.
Она листает его посты, здесь больше фотографий, чем слов.
Самая последняя – маленькие рождественские бисквиты с изюмом, посыпанные белой пудрой, лежат на прилавке большого магазина. Подписи нет.
Ася листает вниз. Натыкается на поздравления с шестидесятилетием – 2023 год.
2019-й: закат, мосты, сине-розовая река, кажется, это Киев, видимо, Днепр. Летом того же года: выводок белых грибов высыпан на клеенку.
2015-й: темноволосый юноша с большими ушами и удивленными глазами в праздничном костюме – сын? Саша не подписывает фотографии.
Она возвращается в 2022-й, лето. Снова какой-то город, но не Киев, вывески на чужом языке. Саша в Европе! В небольшой южной стране. Вот куда он переехал.
В сентябре сообщение, что нашел работу. И фотография: пирожные-корзиночки с розочками из крема – белые, красные, голубые, – так и хочется куснуть.
Телеоператор из Киева стал кондитером.
Ася смотрит на часы, дело к полуночи, завтра тяжелый день, ночью – вылет. Она быстро печатает послание в мессенджер:
«Здравствуйте, Александр, вы меня не знаете, но, возможно, слышали обо мне, меня зовут… Ваша мама, Ирина Андреевна, много лет работала няней троих моих детей. Незадолго до Нового года мы случайно столкнулись в подъезде ее дома, немного поговорили. Мне показалось, она нуждается в заботе».
Саша выходит на связь через пятнадцать минут.
Sasha Drozd. Здравствуйте, я говорил с мамой позавчера. Мы регулярно общаемся. С ней все в порядке. Хотя возраст, конечно, дает о себе знать. Что, на ваш взгляд, в данной ситуации можно сделать?