Мурин едва успел повернуться, его стошнило.
…Ответ был очевиден: песчинка, капля, слеза. «Неужели я – просто “чувствительный”?»
Мурин платком вытирал рот. Мокрый от пота шарф лип к шее. Мурин просунул под него пальцы, ослабил. Отпил воды из фляги, прополоскал, сплюнул. Снова вытер рот. Ельцов деликатно смотрел в сторону. Дал прийти в себя.
– Глупо вышло, – пробормотал он, когда снова устремил взгляд на Мурина. – Какая жуть.
В письме Лили такое нельзя было упомянуть и намеком. Ни Лили, никому больше, кроме тех, кто сам такое пережил. На лице Ельцова Мурин видел печальное осознание одиночества, нет, их братства, потому что во тьме, которая их поглотила, им только и оставалось, что хвататься друг за друга. «…Не мог. И Сиверский – не мог», – теперь был уверен Мурин.
– Послушай, Ельцов, – решился он, – поезжай один.
– Ты здоров? – встревожился тот. Глаза у него были такие круглые, такие голубые. Как у котенка.
Мурин почувствовал к нему нежность. Теперь ему было совестно, что он подозревал Ельцова в дурном.
– Как бык. Я тебя догоню. А нет, так прикрой меня.
– Мурин, ты куда? Тверская в другую сторону!
Но Мурин уже пустил Азамата в галоп.
Глава 13
И снова Кузнецкий Мост поразил Мурина. Обгорелый остов лавки Шольца недолго зиял пустотой и скалился обломками в осеннее небо. Теперь там кипела работа. Мужики расчищали завал, передавали кирпичи и обломки досок, катали туда-сюда тачки. Разбитый пол уже сняли, зиял подвал, в котором когда-то нашла убежище Луиза Бопра. А то место, где совсем недавно была ее могила и ров с мертвыми, теперь было совершенно разровнено, посыпано песком, и дюжий работник споро утаптывал его тяжелыми деревянными колотушками, по одной в каждой руке. Пом-пом, пом-пом. Они мягко постукивали по песку. Руки двигались размеренно и ровно, как у ярмарочной игрушки. «Все проходит», – говорил весь его вид, да так убедительно, что Мурин не посмел возразить: будто возражать вечности. Только покачал головой.
– Сударь, вам кого?
Голос был женский, мелодичный, французский, и на какой-то безумный миг Мурин подумал, что обернется и увидит мадам Бопра. Его пронзил ужас. Он обернулся. Лицо светилось из створок шляпки, как жемчужина из раковины. Немолода, но до чего авантажна. Так только француженки умеют, восхищенно подумал он, сам не замечая, что уже улыбается ей в ответ.
– Возможно, вас.
Дама игриво засмеялась. Погрозила пальчиком в замшевой перчатке.
– Возможно, дюжину рубашек. Шинель. Или тонкое белье, – мягко, но отрубая все мужские надежды, поправила его она. – Мадам Дюкло… Я хотела сказать – Дюклофф, – подмигнула с улыбкой, шутливо закатила глаза. – Ах, я должна привыкать. Дюклофф. Модное платье. К вашим услугам. Впрочем, должна признаться честно, к услугам мы будем готовы самое скорое через две недели. Но если вы соблаговолите пройти со мной, это в двух шагах отсюда, мы снимем с вас хотя бы мерки.
И она ласково продела свою руку под его:
– Идемте?
Мурин покосился на замшевые пальчики, которые легли в сгиб его локтя. У нежных ручек мадам Дюкловой была железная коммерческая хватка.
– Я думал, это была лавка Шольца, – заметил Мурин.
– Он мне ее продал, – просто ответила мадам Дюклофф.
– Когда? – удивился Мурин.
– Вчера.
«Вчера. Ясно. Значит, Шольц решил дать деру».
– Бедняга, – ласково продолжала дама. – Искалечена нога, и от лавки осталась горсть углей, все товары погибли. Он так пришиблен своими потерями. Я это поняла уже тогда, когда меня попросили приехать и удостоверить его личность: вообразите, его угораздило даже угодить в тюрьму!
– Он так вам объяснил свое желание поскорее избавиться от собственности? Потерями?
– Мне не требуется ничего объяснять, я сама вижу, в чем причина. Несчастный нрав, скажу вам. Во всем видеть дурную сторону. У меня вот – совершенно другой. Я склонна первым видеть хорошее. А вы?
– Признаться, я несколько затрудняюсь увидеть хорошее в том, что дом сгорел.
– В самом деле?
Она отпрянула от Мурина с веселым интересом, точно открыла неизвестный науке вид.
– А вы присмотритесь.
Мурин посмотрел. Мужики работали. Подвал зиял. «Пом-пом», – доносилось приглушенно. А там, под этим песком, лежали мертвые. Мурин не видел ничего хорошего.
– Bien. По вашему лицу я вижу, вам нужна подсказка. Охотно ее дам. Осталось не так уж мало. Ну же?
– Подвал?
Она засмеялась.
– Бойкое место. Кузнецкий Мост! Самая модная улица Москвы. Красота притягивает красоту, а деньги притягивают деньги.
«Деньги тоже притягивают красоту», – с внезапной злостью подумал Мурин. Дама болтала не умолкая:
– Скажу без утайки: мне сказочно повезло. Но и я была смела, и моя смелость вознаграждена – я подоспела первой, когда несчастный Шольц решил сбыть свою собственность. Как опрометчиво с его стороны. Ах, от всех бед у бедняги, должно быть, помутился рассудок.
«Помутился, как же». Паническое бегство Шольца уличало его вину. Мурин быстро прикинул, какими путями сейчас можно выехать из Москвы. Бросаться немедленно вдогонку не имело смысла – уехать далеко у Шольца все равно не получится. Мурин желал припереть негодяя к стенке и добиться его признания. А для этого нужны были неоспоримые доказательства. Раздобыть их он мог только здесь, в Москве.
– Вы считаете? – рассеянно бросил он, занятый своими расчетами.
– О, оставаться в Москве в это страшное, страшное время, бр-р-р-р. Но и покинуть Москву с одним саквояжем и корзиной, мыкаться по трактирам и съемным углам, тревожась об оставленной собственности и не зная, что вас ждет и как поступить – то ли ожидать, что вернетесь в Москву, то ли обрубить концы и начать с чистой страницы в каком-то другом городе, ох, сударь, это ничуть не легче. Тем более если вы женщина. И все же – вот она я, перед вами. Бодра и весела. Едва дошла весть, что наши войска заняли город, я тотчас поспешила обратно.
Мурин вопросительно покосился на нее:
– Под «вашими» войсками вы подразумеваете…
Но она не смутилась:
– Конечно, вас! Ах вы шалунишка. Сказали тоже… Как вы могли даже подумать иное? Я москвичка, прежде всего.
– Прошу простить, в моей голове ни единой мысли, а ум оцепенел от восхищения вашей смелостью.
– Я вас прощу. Но ради этого…
– Мне придется заказать не менее дюжины рубашек.
– Угадали.
Теперь у сгоревшей лавки была владелица, да еще такая энергичная. Без ее разрешения осмотреть подвал, служивший приютом Луизе Бопра в последние дни ее жизни, нечего было и думать. Новые наскоки или наветы со стороны московских купцов Мурину были ни к чему. Он нацелился установить с мадам Дюкловой дипломатические отношения. «Я ничего не потеряю. А рубашки все равно нужны».
– Почту за счастье. Но только если мерки вы изволите снять вашими собственными ручками.
Она ответила смешком, потрепала его за щеку:
– Первый заказчик, и такой любезный. Вы принесете мне удачу.
Извольте повернуться. Ах, как приятно иметь дело с господами военными. Какая прямая осанка. Плечи как по линейке. И плоский живот. Знаете, у господ чиновников, особенно кто в летах, обычно прямо арбуз здесь выпирает. С выкройками возня, и расход материи совсем другой. Ах, прошу прощения, я вас пощекотала? Какая у вас тонкая талия. Как у девицы. Я вам вовсе не льщу! Если бы я льстила, я бы сказала «как у девицы в корсете». А я имела в виду девицу без корсета, то есть сказала вам чистую правду, как все есть. Так. Посмотрим… Что вы изволили сказать? Простите, я была занята расчетами в уме и не услыхала. Ну, господин Шольц вовсе не опрометчиво поступил, и без присмотра его товары в тайнике не остались. Хотя какой это тайник, если все о нем знают. Но вы можете быть уверены, мы, занятые модным делом, все равно что одна большая семья, мы бы никогда, никогда не выдали друг друга. Как же иначе? Ведь перед приходом Бонапарта каждый что-то попрятал. Другое дело, что эта дама, которую он у себя поселил… Я бы ей не доверилась. Мадам Бопра… Конечно, я ее знала. Я же вам говорю, все модистки Москвы знают друг друга… Нет-нет, вы меня неверно поняли. Знаю, да. Но ничего дурного о ней сказать не могу. Да, сказала, что на месте Шольца я ей не доверилась бы. Это совсем другое. Мадам Бопра осталась в Москве. Как можно было ей доверять? …Разумеется, это же очевидно. Зачем человеку оставаться в этом аду? Остались те, кому пришлось приглядывать за спрятанным добром, и оно должно быть немалым, чтобы хозяин ради него рисковал. Даже я вот не рискнула. А у мадам Бопра не было никакого имущества вовсе. Ей-то с какой стати оставаться?.. Да, у меня есть объяснение. Мадам Бопра ждала прихода Бонапарта… Ах, ну вы невинны, как дитя. При чем здесь восхищение великим человеком? Она была шакалихой, гиеной. Простите, мне не следует дурно говорить о мертвой. Но, видите ли, я не верю в чистоту помыслов бедняков. Простая модисточка, хотя ловкая, обходительная и с хорошенькой мордашкой… Она наверняка рассчитывала выскочить в нужный момент и прибрать к рукам то, что плохо лежит. Имущество того же господина Шольца, например. Да только обманулась, не на ту лошадку поставила. Где Бонапарт теперь?.. Так, теперь поднимите руку. Вот так. А теперь как бы обнимите сам себя. Рубашка ведь не должна теснить в спине. Вы военный, вам важна свобода движений. Как приятно обнять молодого мужчину, пусть только затем, чтобы обмерить его. Ну вот. Запишем мерку. Что? Нет, милый сударь, я не безжалостна в своих суждениях о мадам Бопра. Это лишь голос жизненного опыта. Все, опускайте руки. Значит, так, пишем: дюжину батистовых. У нас очень хороший батист, еще довоенные запасы. В смысле – еще до введения торговой блокады. Лучше не сыщете. Я даже не буду предлагать вам скидку. Моя цена самая честная. Вы согласны? Неожиданная просьба? Я вся внимание. Какие-нибудь особенные пуговицы? Или вышивка? В подвал? Хм. Что ж, сходите и поглядите. Конечно. Только что интересного вы думаете там увидеть? Ах, вы, мужчины, – чудной народ. Подвал так подвал. Смотрите на здоровье, коль нашел такой каприз. Ступайте. Дозволяю, дозволяю. Я никогда не отказываю мужчинам, ни в чем… Господин офицер! Как что? Вот сюда. Один поцелуй, исключительно дружеский. В моем почтенном возрасте на большее от молодых людей рассчитывать, к сожалению, не приходится. Только на дружбу. Да? А сколько вы подумали мне лет? Вы шалун. Какой вы любезный. Лжете, конечно. Но лжете приятно. Даже так? Так-то лучше. Ну вот, а сейчас я вам верну ваш поцелуй, и мы будем квиты. Вот так. А теперь ступайте. И если встретите даму, которая поцелует вас лучше, мой совет – тотчас на ней женитесь. Но я уверена, следуя этому правилу, вы останетесь холостяком до конца ваших дней.