— Конечно. Наша — по-вашему гашиш — под запретом, а опий нет. В том же Китае он самый расхожий товар. В Индии, бают, его выделывают на казенных фабриках. Доктора пилюли из опия прописывают, и еще этот… как его? Который спринцовкой впрыскивают.
— Морфий.
— Так точно, морфий. Но на таможне налог такой накрутят, что обрабатывать уже невыгодно. Вот и возят опий по горам, в обход.
— А Вася Окаянный решил целый кусок у вас отобрать?
Жоркин понял, куда ветер дует, и весь сжался:
— Ну…
— Чего «ну»? Давай, рассказывай. Как со шпионами русского полицмейстера списал. А на Васю грех перекинул. Или ты насчет шпионажа не догадывался? Врать только мне не смей, а то хуже будет.
Главарь начал рассказывать. По его словам, год назад с ним встретился купец Куныбай Каржибаев. Этот человек считался едва ли не первым в Семипалатинске по оборотам среди инородцев. Он поставлял в степь мануфактурные и бакалейные товары, а взамен вывозил скотское мясо, сало, кожи, войлоки. Каржибаев имел дела с Китаем и Внешней Монголией, с памирскими княжествами и, через Бадахшан, с Афганистаном. Торговец часто посещал эти места, имея свободный проезд через границы.
Каржибаев попросил о незначительной на первый взгляд услуге: переправлять его корреспонденцию в Омск. Так и так люди Жоркина регулярно туда наведываются с опиумом. Письма следовало бросать в почтовые ящики, которые установлены снаружи на вагонах сибирских экспрессов. Атаман спросил, почему пакеты нельзя бросить тут. Туземец объяснил, что были случаи, когда письма терялись. А иные доходили до места со следами вскрытия. Не иначе, соперники подкупили почтовиков, и те залезали в торговые депеши. А так они минуют здешнюю почтово-телеграфную контору и попадут в нужные руки целыми. За каждое доставленное в Омск письмо торговец обещал три рубля.
Жоркин не поверил Каржибаеву, но согласился помочь. Он вскрыл первый пакет, что вручил ему торговец, и нашел внутри обычный талон к ассигновке. Пакет бросили в вагонный ящик в Омске. И весь год бандиты возили потаенную почту по опиумному маршруту. Писем становилось все больше, иногда их было два-три десятка зараз. Выглядели они как все прочие и адресовались в разные города империи. Ехавшие в экспрессе почтовики на каждой станции вынимали конверты из ящиков, гасили марки особым штемпелем и доставляли в почтамты.
Два месяца назад Каржибаев снова вызвал атамана на разговор. Тот пришел сильно не в духе: только что Присыпин перехватил его опиумный караван. Шесть тысяч убытка, и трое подручных в кутузке… Ясно было, что это лишь начало. Полицмейстер решил взяться за торговцев наркотиками всерьез.
— Что делать будешь, Яков Севастьянович? — спросил купец. — Капитан обещает закрыть твое дело. Он человек такой, что спуску не даст.
— Поглядим, как пойдет. Может, еще и вывернемся? — ответил атаман.
Тут Каржибаев и предложил избавиться от ретивого полицмейстера. Жоркин опешил и сперва отказался наотрез. Висельное дело! Туземец нажал: обратного хода все равно нет. Письма, что Жоркин возил в Омск, на самом деле шпионские донесения. А он, Каржибаев, агент заграничных секретных служб. Службы сильные, хорошо платят. И за голову капитана обещают десять тысяч. Если же откажешься, свою голову подставишь. Властям сообщат, что Жоркин причастен к шпионской деятельности. Доказывай жандармам, что не знал, какие пакеты пересылаешь. Каржибаев-то сбежит в Кашгар, а ему куда деваться? Восемь лет каторги обеспечено. Ну и остальные грехи припомнят, мало не покажется.
«Иван» задумался. Убийство такого крупного полицейского чиновника — вещь в Степи неслыханная. Товарищи убитого не бросят дознания, пока не отыщут виновных. Все равно придется скрываться. Какой резон? А если поймают, вместо восьми лет каторги вздернут за шею.
Лыков на этих словах оборвал рассказчика:
— А почему ты шильника на нож не надел? Сам тебя в шпионские дела втянул, а теперь угрожал выдать властям. Ты «иван», у тебя под ружьем целая банда.
— Наденешь такого… Куныбай без охраны и до ветру не ходит. У него своя банда, из адаевцев. Караулят его день и ночь, все с обрезами.
Лыков вспомнил верховых, которые попались им на тракте по пути в Семипалатинск. Возможно, те адаевцы и впрямь были боевиками резидента.
— Ну и как ты решился на мокрое дело?
— Куныбай сподобил. Он такое придумал, что мне никогда бы в ум не пришло. Зарезать полицмейстера, а свалить на Васю Окаянного. Пра!
— А откуда взялась газета «Туркестанские ведомости»?
— Он же и дал. Вот, говорит, подбросишь. На твоего врага и подумают, это его бумажка. Я еще хотел газетку возле мертвого положить, но Куныбай запретил. Сказал, это слишком глупо будет, могут заподозрить. И придумал насчет прутьев тальника, чтобы, значит, там самокрутки бросить.
— А где резидент взял ту газету?
Атаман смутился:
— Кто взял?
— Ну, главный шпион, Куныбай.
— А… Не могу знать. Он не сказал, а я не спросил. Ре… резиден?
— Резидент.
— Резидент еще сказал, что вести дознание будет помощник полицмейстера Забабахин. Этот, говорит, ищейка неопытная, что мы ему бросим, то он и сожрет. Казак, его дело на лошади скакать. Так и вышло. А пуще всего повезло, что Забабахин Васю застрелил. Тут и дознанию конец. Ловко, правда?
На этих словах до уголовника дошло, что он рассказывает одному полицейскому об убийстве другого. Атаман опять съежился:
— Ой! Запутали меня эти шпионы.
— А как вы заманили Присыпина в Заречную слободу?
— Не могу знать. Куныбай облебастрил, перехитрил капитана.
— Что еще можешь сказать про резидента? С кем из его подручных общался? Кто входит в его круг?
«Иван» назвал несколько фамилий, в основном купцов и комиссионеров.
— Но они, ваше высокоблагородие, может, и по торговым делам общались, то мне неведомо. А по секретным — нет, не знаю. Я в стороне стоял, письма пересылал и только.
— Присыпин незадолго до смерти перевербовал кого-то из людей Каржибаева. Не знаешь, кого?
Атаман задумался:
— Жив ли еще тот человек?
— В каком смысле?
— А вот в каком. Куныбай хитрый. Такой, пра, помесь волка с лисой. Что, если он разгадал измену? В один день с капитаном погиб приказчик Каржибаева, который занимался салотопкой. Вез денежную сумму от хозяина, да и не довез. Нашли зарезанным на озере Калкаман, где сифилитики лечатся.
— Как звали приказчика?
— Вроде Мурзагельды. Я и думаю — не он ли тот, про кого вы спрашиваете?
Пора было заканчивать первый допрос. Алексей Николаевич решил не вносить в протокол ту часть, где «иван» рассказывал о пересылке писем в обход почтово-телеграфной конторы. Прием был ловкий, следовало сохранить в тайне, что он разгадан. По крайней мере пока. Местная полиция для Лыкова еще оставалась загадкой. Можно ли было ей доверять? И он сказал арестованному:
— Ты не болтай больше никому насчет шпионской корреспонденции. А то вцепятся в тебя жандармы, и тогда виселицы не миновать. Во всем остальном сознайся, а про это молчи.
Жоркин посмотрел на сыщика с подозрением:
— Чего это вы, ваше высокоблагородие, об моей голове печетесь? Не похоже на полицию.
— На твою голову, Яшка, мне, признаться, наплевать. А за убийство полицмейстера я бы тебя своими руками вздернул… Но в интересах дознания говорить о секретном почтовом канале нельзя. Военные будут знать, и я буду знать. Остальным не положено. Понял? Скрой, это и в твоих интересах тоже.
— Да, в моих… Суд-то тоже будет военный. Так и так всплывет.
— А может, и не всплывет? Иди в камеру, думай, что еще забыл сообщить. Мне надо раскрыть британскую агентурную сеть, остальное пусть Забабахин выкорчевывает.
— Стало быть, Куныбай Британии служил? — заинтересовался «иван». — А что, умная нация.
— Да, — спохватился сыщик, — где десять тысяч, что ты получил от резидента за убийство капитана Присыпина?
— В скотину вложил, как и остальные деньги.
— Надо их вернуть. Они будут конфискованы как вещественное доказательство для суда.
Атаман только вздохнул:
— Ладно, напишу из тюрьмы. Быстро такую сумму не вытащишь, за месяц разве.
— Ступай.
Глава 9. Сеть надо найти!
Коллежский советник допросил остальных членов банды. Самым разговорчивым оказался Жильда, хотя речь и давалась ему с трудом. Он сообщил, что письма от Каржибаева иногда приносил дунганец Губайдулла. Он состоял при купце начальником охраны и часто катался с хозяином в Кульджу. Однажды Губайдулла не просто вручил очередное письмо, но и сделал Жильде предложение. С тех пор как китайцы вернули себе Восточный Туркестан и переименовали его в Синьцзян, там не утихали волнения. Дунгане подвергались репрессиям, мусульмане других народностей поддерживали единоверцев. Власти перенесли столицу новой провинции в Урумчи, и прежняя столица Кульджа пришла в упадок. Сейчас там свили гнездо заговорщики. Они готовили восстание во всех крупных городах, для чего запасали оружие и вербовали людей. Губайдулла пригласил бандита Жильду войти в подполье на правах десятского и обещал за это хорошее жалование. Надо только перебраться через границу и осесть где-нибудь в укромном месте. Явку и документы ему обеспечат. А восстание начнется зимой, когда китайские войска из-за плохих дорог не смогут прийти на помощь своим гарнизонам.
— Почему дунганец позвал именно тебя? — спросил Алексей Николаевич.
— Я же срочную службу отслужил в учебном батальоне, младшим унтер-офицером. Муштровать умею. Вот он и позвал меня в ихние унтеры, готовить восстанцев.
Это была любопытная новость, особенно для Лыкова-Нефедьева. Но найти агентурную сеть она помочь не могла. И вообще, выходило, что питерцу пора ехать домой. Только прибыл — и сразу взял настоящих убийц полицмейстера. То-то можно возгордиться… Правда, помогла случайность, а важнейшие для ареста сведения сообщил негласный осведомитель сына. Но ведь начальству рассказывать об этом необязательно, пусть думают, что Лыков — невиданный доселе сыщик.