— Да ну их. Тут зверье какое-то. Туда не пойдем, а то еще навешают.
— Да кто навешает?
— Они.
— Кто они?
Пьяный сразу протрезвел и, понизив голос, ответил:
— Говорят про себя, что артель золотостарателей. А с виду горлорезы. Айда отсюдова.
Балашов вернулся в полицейское управление и рассказал, что удалось разведать. Получалось, что он ничего не узнал. Да, живут какие-то люди. Местные их побаиваются, но молчат. Что делать?
— Прийти и поглядеть документы, — предложил Лыков-Нефедьев.
Все покосились на полицмейстера — он отвечал за прописку. Но Кузьма Павлович взмолился:
— Господа, не губите! Я только-только должность занял. И то не до конца. Исправляю обязанности. Поссорюсь с Прокопием Федорычем, и шиш мне тогда, а не должность. Да и завод тот за городской чертой, на земле, мне не подведомственной.
— Я туда схожу, — принял решение коллежский советник. — Официально, в рамках дознания. Бумаг у меня полный карман, пусть власть окажет содействие.
— Какая власть? — испугался подъесаул. — Полицейская?
— Да нет, военных попрошу. Возьму казаков из гарнизона, проверим документы, установим личности, все как полагается.
— Вот это верно, — обрадовался Забабахин. — А ежели кто окажется бесписьменный, тут уж и я подтянусь.
— Только надо сохранить все в тайне, — предостерег подпоручик. — Пусть губернатор даст команду, а подробностей казакам не сообщает. Выполнять распоряжения коллежского советника Лыкова, и точка.
Алексей Николаевич отправился к Галкину. Тот принял его не сразу — отлучался в комнаты навестить больную жену. Вышел хмурый, на нем не было лица.
— Может, вызвать врачей из Омска? — тактично спросил гость. — Или из Петербурга. Через десять дней будут здесь.
Генерал махнул рукой:
— Поздно уже, Алексей Николаевич. Не жилица. Жалко ее, так мучается… Что у вас?
Питерец рассказал о подозрительных людях на Знаменском заводе и попросил военных помочь с ними разобраться.
— Забабахин боится, и его можно понять. Он не утвержден в должности, а владелец завода — богач и городской голова. Прокопий Федорович и в столицах многие двери ногой открывает. Лучше обойтись без полицейских, одними казаками.
Галкин приказал в телефон вызвать к нему командира Второго Сибирского казачьего полка, стоящего в Семипалатинске. Явился войсковой старшина[33], степенный и задумчивый. Выслушал приказ губернатора оказать содействие командированному, козырнул и произнес:
— Будет исполнено.
Они вышли на подъезд, и полковой командир спросил недоверчиво:
— Вы вправду из самого Петербурга?
— Да, а что?
— Никогда там не был.
Разговор по делу произошел уже в полковой канцелярии. Войсковой старшина — фамилия его оказалась Худокормов — сначала угостил питерца чаем. Расспросил про столицу, пожаловался на здешнюю глухомань. И лишь после этого поинтересовался, какое именно содействие требуется коллежскому советнику.
— Дайте мне на полдня отделение казаков при толковом офицере.
— И все?
— Да.
— А зачем вам мои люди, да еще при офицере?
— Секретная полицейская операция. Мы ищем убийц капитана Присыпина.
— Так они же найдены.
— По ошибке взяли не тех.
Худокормов хлопнул себя по ляжкам:
— Что, Куземка Забабахин опростоволосился? Я всегда думал, что он не из казаков, а так, притворяется.
— В каком смысле?
— Да скользкий какой-то. Службы не знает, бесполезный для строя человек. Проболтался год в моем полку и попросился в полицию. Что, теперь и чин у него отберут?
— Об этом речи не идет, — сдержанно ответил сыщик. Ему не понравилось, что один казачий офицер так радуется неприятностям другого казачьего офицера.
— Сойдет с рук? Взял не тех, выскочил на должность, а начальство сквозь пальцы будет смотреть на это?
— Господин войсковой старшина, вы дайте людей, а дальнейшее предоставьте мне. Когда я увижу кадр?
Худокормов обиделся:
— Вот вы какие, из полиции. Рука руку моет.
— А у казаков, что, принято топить своих?
После такой фразы полковой командир взял официальный тон. Он вызвал подхорунжего с веселой фамилией Гуляко, приказал ему выполнять все распоряжения клеенки[34]. И удалился надутый.
Гуляко был под стать своей фамилии — живой и общительный.
— Какие будут приказания, господин коллежский советник? Не прикажете ли сжечь к чертям весь Семипалатинск? Так мы с полным удовольствием!
— Скучно вам здесь, господин подхорунжий?
— Не то слово.
— Меня звать Алексей Николаевич, а вас?
— Юрий Феофилактович.
Сыщик с казаком вышли на двор, сели на скамейке подле офицерского собрания, и питерец начал:
— Я чиновник особых поручений Департамента полиции…
— Из самого Петербурга?
— Да.
— Никогда там не был.
— Придет время, побываете. А пока вот что. Мне надо зайти в казарму одного завода и проверить бумаги у подозрительных людей. Ваши казаки должны помочь в этом. Возможно, нас ожидает стычка, а может, все обойдется. Надо быть готовыми ко всему, поэтому людей подберите надежных. Человек десять, не меньше.
— А почему мы должны вам помогать, а не полиция? — задал резонный вопрос Гуляко. Но сыщик был к нему готов.
— Завод находится в пригородном поселке, там власти полицмейстера нет.
— Ну и что? Станового привлеките. Что-то темните вы, Алексей Николаевич. Договаривайте. А то сами сказали, что люди опасные, может быть стычка. Не ходят в бой с завязанными глазами.
— Хорошо. Согласно совместного распоряжения Военного министерства и Министерства внутренних дел, я веду дознание смерти капитана Присыпина…
— Дознание давно закончено, опять вы темните!
— Оно возобновлено секретным образом. В преступлении обвинили не тех.
— А кого же тогда шлепнул Кузьма?
— Негодяя, но другого.
С лица подхорунжего сдуло остатки веселости:
— Стало быть, чин ему дали ни за что? Вот шельма. Строевой службы не знает, даже в уставах путается. Чему его учили в Новочеркасске? У нас в Омском казачьем такого бы не выпустили, отчислили бы прочь. А Кузьма Палыч уже подъесаул! Как же так?
— Юрий Феофилактович, я здесь не для того, чтобы выслушивать чьи-то обиды. Я ловлю убийц. Забабахин не может участвовать в нашей облаве. Почему — долго объяснять. Речь идет о шпионстве, тут дела военные, а не полицейские, поэтому со мной пойдете вы. И ваши люди.
— Что там за публика? Какое оружие взять казакам?
— Табельное. А публика там загадочная: семь мужиков, которые то исчезают, то возвращаются, всегда при деньгах и запугали население целого поселка. Если окажется, что они преступники, арестуем. Начнут сопротивляться — бейте, но не до смерти, они живые нужны. Все ясно?
— А если сгоряча кого-то до смерти зашибем? — спросил подхорунжий.
— Под суд отправлю.
— Даже если они на нас с ножами полезут?
— Десять казаков, вы одиннадцатый. Я кое на что еще гожусь. И семерых халамидников не заломать?
— Кто такие халамидники?
— Базарные воры, низшая строчка фартовой табели о рангах.
Гуляко задал последний вопрос:
— Когда быть в готовности?
— Через три часа. Я за вами заеду.
В пять пополудни к казачьим казармам подкатили сразу пять дрожек. В первых сидел Лыков, а на козлах у него был Балтабек Мукашев. Вторыми дрожками правил его брат Кыдырбек, третьими Даулет Беккожин, остальными — его найманы.
Линейцы расселись по экипажам, подхорунжий присоединился к Лыкову.
— Куда сейчас? — спросил он.
Сыщик ответил:
— На Безымянный ручей, к Знаменскому спиртовому заводу.
— Вот оно что, — догадался Гуляко. — Прокопию мошну щипать? Уж не оттого ли Кузьма задрейфил и вы нас позвали?
— А вы боитесь городского головы?
— Плевать я на него хотел, жулик как жулик.
Завод стоял на землях станицы Семипалатинской, в шести верстах за городом. Долетели туда пулей. Дрожки окружили жилую казарму. Лыков сказал Балтабеку:
— Четвертое окно слева.
Казахи кинулись туда, а Лыков столь же спешно ворвался в казарму. За ним поспевал Гуляко с шашкой наголо, лампасники бежали следом.
Сыщик толкнул дверь и рявкнул:
— Санитарная проверка на вшивость! На всех вшей приготовить документы!
Постояльцы загадочной комнаты обмерли, зазвенела оброненная кем-то бутылка. Крепыш в кубовой рубахе с криком «шухер!» прыгнул головой вперед в распахнутое окно. И тут же влетел обратно и растянулся на полу, под глазом у него набухал синяк.
— Не ушибся, дурочка? — ласково спросил Лыков. — Там уж ждут. А ты думал, я под окошко никого не поставил?
Остальные шестеро вскочили и во все глаза глядели на казаков и сыщика.
— Кажись, все в сборе, — обвел тот взглядом озадаченные рожи. Вид у жильцов был что надо: в темном переулке от таких родимчик хватит.
— Бумаги на стол, вещи предъявить к осмотру. У кого оружие, клади медленно, так, чтобы я видел. Кто положит слишком шибко, того могу пристрелить с перепугу.
Вперед выступил туземец в дорогой жилетке, по которой шла серебряная цепочка от часов. Он с достоинством спросил:
— Кто вы такие и по какому праву ворвались? Сначала свои бумаги покажите.
Без акцента шпарит, подумал Алексей Николаевич. И хладнокровие при нем. Тот самый главарь-татарин.
Он показал туземцу полицейский билет и потребовал:
— Теперь твоя очередь. Кто такие, что делаете на спиртовом заводе?
— Мы золотодобывающая артель, а здесь отдыхаем. Я староста, Рустем Юнусов. Все виды у меня, вот, глядите.
Староста полез в хурджин и выложил пачку документов. Алексей Николаевич раскрыл верхний и со смехом показал его Гуляко:
— Смотрите, Юрий Феофилактович. За дураков тут держат коллежских советников особых поручений.
— А что такое? — удивился подхорунжий, разглядывая бумагу. — Вид вроде настоящий…