— Служебная тайна, — строго ответил Забабахин. — Срочное дело, рысью марш-марш!
— Потом доспорим про флейтистов, — вскочил питерец. — Но вы, Татьяна Александровна, до конца меня не убедили.
Схватил со стола верненское яблоко[36] и был таков.
На улице стояла пролетка, на козлах сидел одетый извозчиком Ботабай.
— Поедем ко мне в управление, — сказал подъесаул. — Я там кое-что нашел.
Лыков молча сел в экипаж. Команда живо домчалась до съезжего дома. Зайдя в кабинет, Кузьма Павлович первым делом потребовал у служителя самовар. Когда все расселись, он извлек из кармана книжечку и объявил:
— Это блокнот Ивана Лаврентьевича. Одна запись в нем зашифрована, но я, кажется, сумел ее разобрать. Вот, глядите…
Он ткнул пальцем в строку. Николай нагнулся и прочитал:
— «Дж» и «эс дэ». Рядом написано: Ыбыш. Как это понять?
— Ыбыш — это имя, — тут же сообразил Ботабай. — Причем редкое.
— «Эс дэ» означает собственный дом, — предположил Лыков.
— Тогда «Дж», возможно, название места, — рассудил Николай.
Подъесаул с лукавым видом переводил взгляд с одного на другого. После слов подпоручика он воскликнул:
— В точку! Я так же подумал. Ну-ка, кто догадается, что за место обозначено этими буквами?
Но версий не последовало, и Кузьма Павлович сжалился:
— Это потому, что вы все нездешние. Поясняю: в Заречной слободе есть улица Джоламанка. А на ней в собственном доме живет купец Ыбыш Капанбаев. Он чалаказак, то бишь полукиргиз. Так называют детей от смешанных браков киргизов… виноват, Николай Алексеевич, по-вашему будет казахов, с другими народностями: русскими, татарами и прочими.
— А что дальше? — скептически спросил коллежский советник. — В записной книжке убитого полицмейстера нашлась строка про полуказаха. Какой в этом смысл?
— Строка зашифрована, — напомнил Забабахин. — А еще она находится в разделе, который Иван Лаврентьевич так и назвал: «Враги».
— Тогда беру свои слова обратно. Много лиц в этом разделе?
— Список короткий, — полицмейстер показал страничку. — Открывает его Куныбай Каржибаев. Ну понятно, он главный. Далее стоит Губайдулла, начальник охраны резидента. Затем китайское имя Лю-Цюнь-Хань, я не знаю, кто он такой. И последним идет Ыбыш. Причем все предыдущие написаны без сокращений, а этот спрятан. С чего бы это, господа?
— Удалось ли вам навести справки о нем? — поинтересовался Ганиев.
— Удалось. Купец второй гильдии, торгует с Китаем, имеет поверенных в Кульдже и Яркенде. Покупает волос, кость, овчины, рога сайги. Успешно ведет дела, при деньгах. В разговорах постоянно ругает русскую власть, но так сейчас многие делают, это не преступление.
— А не есть ли этот Ыбыш новый резидент? — высказал витавшую в воздухе мысль Лыков-Нефедьев. — Или, как минимум, агент британской сети.
— Все возможно, — кивнул Лыков. — Но что мы ему предъявим? Запись в памятной книжке убитого полицмейстера? Да еще расшифрованную по нашим догадкам. То-то чалаказак посмеется.
— Об этом я тоже покумекал, — подхватил Забабахин. — Нужно взять молодца под наблюдение. Но как это сделать в Заречной слободе? Там одни киргизы, в смысле казахи. Еще пяток русских и дюжина сартов. И все ругают русскую власть. Что предложите, Ботабай Аламанович? В слободе вам и карты в руки.
Ганиев поморщился:
— Власть сейчас ругает даже фонарный столб. Вы хотите, чтобы я нашел соглядатаев присмотреть за Капанбаевым?
— Именно так.
— Будет сделано, — лаконично ответил аргын.
Забабахин продолжил:
— Я со своей стороны тоже принял меры. Сейчас подойдет отставной титулярный советник Орестов. Он заведует Заречной слободой в полицейском отношении. Мы его расспросим насчет Капанбаева, и вообще… О том, что там творится за рекой.
Они допили чай, служитель убрал со стола, и подъесаул велел звать Орестова.
Вошел человек лет пятидесяти, седой, с прилизанными волосами и видом продувной бестии.
— Здравствуйте. Явился по приказанию начальства.
Разговор начал Забабахин:
— Федор Матвеевич, у вас в слободе проживает некий Ыбыш Капанбаев…
— На Джоламанке?
— Да. Что имеете о нем сказать?
— А позвольте прежде полюбопытствовать, вы на какой предмет интересуетесь этим туземцем?
— Не понял, — нахмурился подъесаул. — Раз спрашиваю, значит, надо.
— Просто, ваше благородие, меня о нем спрашивал также и покойный полицмейстер. За день до того, как его зарезали.
Сидящие за столом дружно переглянулись.
— Ну-ка, расскажите в подробностях, — потребовал Забабахин.
Отставной титулярный советник стал докладывать:
— Иван Лаврентьевич вызвал меня к себе… накануне, значит. И сказал: раздобудь мне, Орестов, все, что сможешь, на купца Капанбаева.
— А как капитан объяснил свой интерес? — вмешался Лыков.
— Сказал, что указанный торговец попал под подозрение в шпионстве, — спокойно ответил заведующий слободой.
— Прямо так и сказал?
— Да. И еще пояснил: шпионство свило в Семипалатинске гнездо, нужно его разорить к шайтану. А Капанбаев твой — не последний у них человек. Поэтому справки наводить надо очень осторожно, чтобы не спугнуть. Я взял под козырек… А на другой день Ивана Лаврентьевича мертвым нашли.
— Почему не сообщили мне об этом раньше? — рассердился новый полицмейстер.
— Выполнял приказание начальства, — с достоинством ответил Орестов. — Чего ходить с пустыми руками? Я наблюдение за шильником организовал. Сведения копил.
— И что установили? — Забабахин даже приподнялся на стуле.
— Так что, господин полицмейстер, в доме Капанбаева скрываются посторонние. Я сам видел известного Губайдуллу, головореза первый сорт.
— Губайдуллу? Телохранителя Куныбая Каржибаева? Мы его три недели ищем, сыскать не можем. Думали, он вместе с хозяином в Китай утек. А гаденыш здесь, в моем городе?
— Вчера был здесь, в вашем городе, — невозмутимо ответил заведующий.
— Нужно ехать брать, — вмешался Алексей Николаевич. — Через час стемнеет. Покажете его дом? Много там обитателей?
Орестов покосился на него и спросил:
— А вы, простите, кто будете?
— Я коллежский советник Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции. Прислан сюда провести новое дознание обстоятельств гибели капитана Присыпина.
— Понятно. Дом покажу. Там прислуга походит скорее на разбойников, нежели на дворника с истопником. Ыбыш набирает к себе для разных нужд джатаков, причем самых отчаянных.
Увидев по глазам Лыкова, что тот его не понял, Орестов пояснил:
— Джатаки переводится как «лежачие». Это туземцы, потерявшие скот. Конченые люди, одним словом. Киргиз без скотины не человек. Есть те, кто пострадал из-за гололедицы или сибирской язвы — они пытаются вернуться в прежнее состояние. Но это трудно, таким джатакам приходится идти в услужение к богатым соплеменникам. Батрачить по-русски. А есть джатаки по своей вине, пьяницы, любители тамырничать, или которые все деньги на опиум тратят. Из них получаются хорошие барантачи. Вот у Ыбыша как раз такие.
— Понятно, Федор Матвеевич. А меня зовите Алексей Николаевич.
— Слушаюсь.
— Много ли в доме подозреваемого таких боевитых джатаков?
— Человека три-четыре точно есть. И еще упомянутый Губайдулла, он один двоих стоит.
— Дом можно окружить незаметно? И вломиться по команде.
— Нельзя, Алексей Николаевич. Там тазы очень злые, сразу набросятся, если без разрешения хозяина во двор войти.
— Какие тазы? — удивился Лыков.
— Степные борзые собаки, которые отары охраняют.
— Стрихнину им набросать, — предложил Ботабай.
— Ну… Можно… — неуверенно ответил отставной титулярный советник. — Но лучше бы не так. Лучше меня вперед пустите, будто с повесткой.
— Какой повесткой? — ухватился Лыков.
— Да мало ли у нас повесток. Например, я обыск делаю в соседнем доме, и понадобились понятые.
— Умно, — согласился коллежский советник. — Он выйдет за ворота, тут его и сцапаем. Без хозяина его прихвостни сопротивляться не посмеют.
— Кроме Губайдуллы, тот никого не боится, — предостерег заведующий. — Знаете, какая у него кличка среди своих? Каскир, то есть волк.
— Этого волчонка я себе оставлю, — заявил питерец. — На сладкое. Посмотрим, как у него получится.
Отставной титулярный советник хмыкнул, но ничего не сказал.
Решили действовать, пока не стемнело. Лыков помчался в номера за браунингом. Ганиев — за верными Балтабеком и Кыдырбеком. Забабахин тем временем собрал арестную команду из пяти городовых. Получилось двенадцать штыков, считая Орестова. Тот был невозмутим, только попросил пачку патронов к нагану.
Иртыш переплыли уже в сумерках. На паром-самолет завели два одноконных экипажа. Вывели лодки, повернули бортом к течению, те начали смещаться на середину и потянули за собой паром. Лыков смотрел с интересом, он не видел таких переправ с командировки в Туркестан тринадцать лет назад. Они используются на реках с быстрым течением. На середине русла топят якорь, к которому привязывают канат. Другой его конец крепят к лодке. Матросы ставят ее носом против течения под особым углом, так что вода начинает толкать судно от одного берега к другому. Тут важно грамотно маневрировать, используя силу самого потока. К лодке привязан собственно паром, который постепенно пересекает русло и оказывается у противоположного берега.
Выгрузившись, арестная команда двинулась к нужному дому. Питерец с любопытством оглядывался по сторонам. Заречная слобода отталкивала своей неустроенностью. На пустынных улицах не было ни единого фонаря. Под ногами — месиво из коровьих лепешек. Вдалеке кричал муэдзин, звал на четвертый намаз. Строения вокруг стояли саманные, крытые камышом. Палисадников не имелось, зато были высокие заборы, из-за которых доносилось бормотание скотины и лай собак.
Дом Ыбыша Капанбаева оказался похож на все другие, только забор был крепче. И на окнах не обычные деревянные ставни, а дорогие, из волнистого железа. Ставни были наглухо закрыты.