— Но тогда, согласитесь, на ум волей-неволей приходят германцы.
— Я ведь уже сказал: технически такая операция им пока не по силам, — с раздражением возразил капитан. — По логике вы правы, для Берлина это подарок. Но недостаточно желать, нужно еще и мочь. В Туркестане шпионов всех мастей хоть отбавляй. Тут узел противоречий, и они слетаются сюда как мухи на дерьмо. Приведу еще примеры.
Николай Петрович полез в стол и вытащил пачку донесений. Точь-в-точь, как в прошлом году подпоручик Лыков-Нефедьев.
— Так, кто тут у нас? Консул в Хоросане сообщает: в Мешед прибыл австрийский шпион Емануил Лакон. Собирается тайно проникнуть в русские области. Штаб Тридцатой пограничной Закаспийской бригады пишет: поймали семерых пуштунов с геодезическими приборами. Военное министерство уведомляет, что разрешило британскому подданному Стефану Грехаму, корреспонденту «Дейли Мейл», посетить наши среднеазиатские владения с целью описать их с литературной и этнографической точки зрения; просят установить за ним негласное наблюдение. И так каждый день.
Начальник отделения убрал бумаги в стол и подытожил:
— Шпионов много, а настоящих организаций всего две. Если это не англичане — в чем я убежден, — тогда остаются японцы.
— А китайскую разведку вы исключаете? — уточнил сыщик.
Николай Петрович посерьезнел:
— Там ребята на вырост, когда-нибудь станут достойными соперниками. Но до этого еще лет десять. Японцы их кое-чему научили на нашу беду.
Лыков продолжал докапываться:
— Если провокацию организовали японские секретные службы, то для чего им разлад между нами и британцами?
— Ну как же, — капитан удивился. — Такова их историческая нацеленность.
— Но мы и с микадо подписали договор о полном примирении. Международный расклад меняется.
— Бумажку-то мы подписали, и что с того? На всех крупных станциях Сибирской железной дороги до сих пор имеются их агенты-наблюдатели. А в Маньчжурии с пятого года хранятся на тайных складах сотни пудов динамита. Знаете, что такое согласно нашей терминологии активная разведка?
— Диверсии? — предположил сыщик.
— Да, диверсионно-партизанские действия. Инструкторы взрывного дела беспрерывно обучают боевиков из числа местного населения, подготовили сотни людей. В случае чего их будет как комаров.
— Для чего все это? Про запас? Война давно закончилась.
Разведчик покрутил головой:
— Тайная — нет, она продолжается до сих пор.
— Но зачем японцам именно что сталкивать нас с англичанами? — недоумевал питерец. — Если все вскроется, будет скандал.
— Когда мы неосторожно полезли в Корею и там наступили микадо на ногу, японцы стали искать против нас союзников. И нашли их в лице тех самых англичан. Во время войны две разведки сильно сблизились. Но вдруг британцы передумали враждовать с нами. Британская политика беспринципна, как никакая другая. Союзники меняются легко и без угрызений совести. Наши желтокожие друзья этого не учли. И оказались с Россией один на один. А теперь спохватились.
— Как-то умозрительно, — с сомнением произнес Лыков.
— Ничего не умозрительно, — поддержал капитана Ганиев. — Я сталкивался с японскими шпионами в Китае. У них там крепкие позиции, маньчжуры смотрят им в рот. Если хотите знать мое мнение, секретные службы микадо самые изощренные. У них шпионаж в крови, тайная война — весьма уважаемое занятие.
— И они пытаются удержать при себе англичан, убивая их офицера? — возразил Алексей Николаевич.
— Вполне по-азиатски, — подхватил Тришатный.
— Хорошо, примем как рабочую гипотезу, — нехотя согласился коллежский советник. — Идем дальше. Некая секретная служба провела операцию в Джаркенте. Я там еще не был, но полагаю, в городе полно военных, верно?
— Как водится в приграничных городах, — подтвердил капитан. — Казачий полк, стрелковый батальон, саперная рота, артиллерийская батарея и мобилизационные склады.
— И все это воинство просмотрело шпионов, которые, по вашим словам, вели себя в русском городе как у себя дома?
— А казаки с саперами и не могут заметить шпионство, — заступился за военных Ботабай. — Это наша обязанность. Мы и проглядели. И потом, кто вам сказал, что Джаркент — русский город?
— На карту посмотрел и увидел, что он в России, — съязвил сыщик.
— Ну и зря. Он действительно в России, ежели смотреть только на карту. Вообще-то, Джаркент — город таранчей. Они составляют подавляющую часть населения. Также имеются дунгане, казахи, сарты. И чуть-чуть русских.
— Кажется, я начинаю тебя понимать. Ты хочешь сказать, что крупная сеть может состоять в своей массе только из таранчей? Других мы бы уже давно заметили в маленьком Джаркенте?
— Полевые агенты — или таранчи, или дунгане, — заявил Ботабай. — Надо искать среди них.
— Кто такие таранчи? Объясните мне наконец.
Тришатный заговорил тоном учителя:
— Народ, который занимается землепашеством. Само слово «таран» на их языке означает «пашня». Язык, кстати, близок к наречию кашгарских сартов. Все власти стремятся использовать таранчей как консервативный устойчивый элемент среди кочевников. Китайцы в восемнадцатом веке заселили ими Илийскую долину как раз с этой целью. Чтобы облегчить себе контроль над западными территориями.
— Они ведь мусульмане?
— Да. А у китайцев с мусульманами дружба никак не складывается. Когда полвека назад в Восточном Туркестане началось дунганское восстание, мирные земледельцы неожиданно для всех создали Кульджинское ханство. Китайцев выгнали на восток, их власть надолго закончилась. Но появился новый захватчик, Якуб-бек. И Кульджа, спасаясь от него, попросилась в русское подданство. Потом мы вернули Илийскую область китайцам. Опасаясь репрессий, многие местные жители ушли вместе с нашим войском.
— Николай говорил мне, что тогда-то правительство специально для таранчей и выстроило Джаркент, — вспомнил Алексей Николаевич.
— Так и было, — подтвердил капитан. — Новый город в песках, на голом месте. Сам Куропаткин строил! Тогда он был в чине капитана. Теперь Джаркент — оазис жизни. Но таранчи мало-помалу начинают разочаровывать власти. Мы приняли их ровно для того же, что и китайцы: чтобы занимались в России земледелием. А то вокруг одни кочевники. Пусть приучают казахов к своему ремеслу — оседлыми народами легче управлять. Но ребята в последние годы все меньше пашут землицу и все больше увлекаются торговлей. В Джаркенте вся коммерция у них, это еще куда ни шло. Но теперь подобная картина и в Верном. Он задумывался как русский город, как военная крепость. А сейчас там целая слобода таранчей, и все заняты торговлей, никто не пашет. Разносная уже вся в их руках, скоро и до больших оборотов дорастут.
— Да пусть торгуют, жалко, что ли? Властям от этого какой вред?
— Это я к тому, Алексей Николаевич, что таранчи — народ коммерческий. И притом — прошу меня простить, Ботабай Аламанович, — горячие исламисты. Вы не видели их мечеть в Джаркенте? Знаменитая. Так вот. Замечена усиленная пропаганда фанатиков в их среде. Те же идеи всемирного халифата под зеленым знаменем турецкого султана.
— Понятно. Теперь скажите, кто такие дунгане?
— А это вторая сила в тех краях, и тоже правоверная. Этнически дунгане — те же китайцы, только омусульманившиеся.
— И они отметились пропагандой?
— Еще какой, Алексей Николаевич.
Тришатный выглядел озабоченным. Он покосился на аргына, подумал-подумал и продолжил лекцию:
— Главный противник русской власти на востоке сегодня — исламский фанатизм. От Казани до Темир-Хан-Шуры и от Гурьева до Джаркента везде одно и то же. Турки готовят газават, войну против неверных.
— При чем тут смерть лейтенанта Джона Алкока? — недоверчиво спросил сыщик. — Мне кажется, вы уводите разговор в сторону.
— Это только кажется. Боюсь, тут дьявольский замысел. Взорвать российский Туркестан руками российских же мусульман. Смерть британского офицера вполне вписывается в него. Ясно, что к этому приложили руку или таранчи, или дунгане. И те и другие проповедуют ислам. Мы ведем дознание. Не уверен, что нам удастся установить убийц, но взбаламутить воду по силам. Что и требуется. Столкнуть лбами тех и других — чем не дополнительная задача для японской разведки? Те, кто им помогал, просто купились на золото. Но если подвести под историю религиозный базис…
— Опять умозрительно, — скривился Лыков. — Знаете что? Я поеду и отыщу тех, кто пристрелил беднягу Алкока. Кто бы они ни были: дунгане, марсиане, исламисты, пацифисты… А вы помогите, чем можете. Вот, например, Ботабая дадите в помощники?
— Уже отдали, — усмехнулся Ганиев. — Мне приказано сопровождать вас в Джаркент и там поступить в ваше распоряжение.
— Очень хорошо. А остальные? Сабит Шарипов, Даулет Беккожин?
— Все наши, агентурная организация номер двенадцать.
— Это что зверь? — удивился сыщик.
— Киргизская… Ну, то есть казахская сеть при начальнике разведывательного пункта в Джаркенте, — пояснил капитан. — Люди, приписанные к секретной службе на условиях вольного найма. Трое получают постоянное жалование, остальные довольствуются наградными из специального фонда.
— Организация номер двенадцать… — повторил сыщик. — Что-то новое. Раньше у наших шпионов такого не было.
— Не стоим на месте, — улыбнулся Тришатный. — Под командой Ботабая Аламановича около двадцати джигитов. Думаю, вам хватит. Николай Алексеевич в полном здравии, он поможет. Подпоручику запрещено покидать пределы гауптвахты, поскольку он находится под неусыпным наблюдением наших противников. Пусть думают, что мы подозреваем Лыкова-Нефедьева.
— Но приеду я, — возразил Алексей Николаевич. — Начну, как вы выразились, баламутить воду.
— И хорошо, нам только это и нужно. Ребята занервничают, примутся ставить препоны, сбивать вас со следа. И в конце концов выдадут себя.
— А если, пока мы баламутим, Редигер с Извольским отчислят Николая из армии?
— Хрена им в кулак, — категорично заявил капитан Тришатный. — Не дадим. В больничку спрячем, следствие затянем… Но хорошо бы побыстрее найти негодяев.