Лыков вспомнил, как войсковой старшина Худокормов и подхорунжий Гуляко из Второго Сибирского казачьего полка ругали Забабахина за плохое знание службы. А сыщик не обратил на это внимания.
— В полиции мне, конечно, стало легче, — продолжил шпион. — Но вакансия была только в Сергиополе. Из глухомани хотелось в город, и не абы какой, а в Семипалатинск. Потому что в это время японцы передали меня своим на тот момент лучшим приятелям — англичанам. И те настаивали на Семипалатинске. Ну, стал проситься к Присыпину в помощники.
— Почему японцы так с вами поступили? Вы стали им не нужны?
— Нет, разумеется. В порядке дружеского обмена. Бритты взамен тоже кого-то им перекинули, из своих агентов в Шанхае. Я же остался у микадо на довольствии, а не ушел совсем. Просто начал работать и на тех, и на этих. Ласковое дитя двух маток сосет, хе-хе… У англичан, скажу я вам, порядок. Не забалуешь! Отчеты, ревизоры. Каждый месяц пишешь рапорт: что сделал, сколько поручений начальства не выполнил и почему, куда пошли деньги. Серьезная служба, намучался я с ней. У японцев проще, там другая философия. Японцы понимают, что тайная война — это искусство, и в отчетный бланк вписывается не всегда. Британцы — бюрократы, это их и погубит в конце концов. Но в их бюрократии есть дисциплинирующая агентов система.
— Чем в Семипалатинске занимались, тоже предпочитаете написать? Или все же расскажете?
— Напишу. А сейчас сообщу лишь в общих словах. Когда я туда перевелся, у англичан в городе уже имелся резидент и при нем сеть. Куныбай Каржибаев был большой мастер, он учился в Дехра-Дуне. Но сеть разрослась, и полицмейстер что-то заподозрил. Присыпин был на своем месте, он много нам крови попортил… Короче говоря, начальство приказало его списать. Делали все Куныбай и его люди. Было принято решение заменить резидента и обновить всю сеть. Я бы сделал на этом карьеру, занял место Ивана Лаврентьевича, и служба пошла бы с нового листа. Вот.
Холостов-Забабахин перевел дух и попросил чаю. Вестовой принес самовар. Напившись, арестованный продолжил:
— Операция прошла по плану. Присыпин мне доверял, я был в курсе всех его догадок. Выманили, зарезали, свалили на Васю Окаянного. Васю я героически шлепнул и даже успел сунуть ему в карман портсигар капитана. Отличился и заступил на должность полицмейстера. Но тут Николай Алексеевич заподозрил неладное и вызвал отца. У меня намечались неприятности. Перехватить вас в пути не удалось. И я сменил тактику. Решил избавиться от столичного сыщика по-другому. Думаете, тот разговор в «Беловодье» агент Ганиева подслушал случайно? Ха-ха! Просто я решил скормить вам банду Жоркина. Вот настоящий убийца, нате, ешьте и проваливайте.
— А зачем вы отдали на расправу Ыбыша Капанбаева и Губайдуллу? — вперил взгляд в белого китайца Лыков. — Ценный кадр, давно в работе…
— Вот именно, что давно. Присыпин вычислил Ыбыша. Помните, заведующий Заречной слободой Орестов рассказал, что получил приказ следить за ним? Капанбаев стал не нужен и пошел в расход вместе с остальными. Начальство приказало создать новую сеть, а от старых агентов избавиться. Вытащили только Куныбая.
Албазинец опять цинично рассмеялся:
— Здорово получилось, Алексей Николаевич, когда я вам жизнь спас. Помните? Это вышло случайно. И очень удачно. Губайдулла уже нож занес, тут я его и рубанул. Ваш сынок меня сразу зауважал, перестал таиться, и я с той поры знал все его секреты.
Момент был неприятным для обоих Лыковых, и Алексей Николаевич поспешил сменить тему:
— Где сейчас Куныбай?
— В Андижане, живет под именем купца Мамбетали Мусабая.
— Чем занимается?
— Как чем? — удивился албазинец. — Создает для британцев новую резидентуру.
Капитан с подпоручиком одновременно записали важный факт. «Кузьма Павлович» в очередной раз хмыкнул и продолжил:
— Все вышло чисто. Лыков-старший вернулся домой, Лыков-младший стал лучшим другом. Работай на благо Эдуарда Седьмого, чего еще надо! Но англичане меня подвели. Как, кстати, и японцы. В прошлом году и те, и другие вдруг подписали с Россией мирные договоры. Вот сволочи! Я на них честно горбатился, рисковал жизнью. И стал жертвой нового курса. Никак не ожидал такой подлости…
Лыков начал догадываться, как вдруг британский резидент сделался германским. Но продолжил слушать. Албазинец не заставил его долго ждать:
— Японцы поступили честнее. Они просто законсервировали меня, сохранив как действующую единицу. И продолжили платить содержание, хотя я ничего для них уже не делал. Мало ли? Политика — вещь переменчивая: сегодня враги, завтра друзья, а послезавтра снова враги. Россия с Японией обречены делить между собой Дальний Восток. Желтопузые это понимают и не экономят на мелочах. Но, конечно, я почувствовал, что внимания к моей персоне со стороны Токио стало меньше. Это было обидно, но терпимо.
Много хуже поступили британцы. Они сразу перевели меня на половинное жалование! И сократили до невозможности бюджет на агентурную сеть. Люди, которых я подбирал, вербовал, натаскивал, вдруг оказались без средств. Видите ли, теперь у Джона дружба с Иваном. А мне что с того? Я писал: поступите, как японцы, положите на лед, заморозьте, но не закрывайте совсем! Но начальство в Дехра-Дуне боялось осложнений с вами. Только-только договорились, любой случайный конфликт мог эти хрупкие ростки добрососедства погубить. Велели сидеть тише воды ниже травы.
Резидент вздохнул и продолжил:
— Трудно на бескормице, господа. Создан хороший инструмент, он ржавеет, люди разлагаются от безделья, ты теряешь авторитет. А главное, денег нету! Я погоревал-погоревал и придумал. Как раз приехали в Семипалатинск немцы…
— Какие немцы? — оживился Николай Лыков-Нефедьев.
— Из окружения принца Арнульфа Баварского.
— Мы же глаз с них не сводили!
Шпион снова, в который уже раз, хохотнул:
— Так это я не сводил! А не вы. Вспомните, как дело было. За Семипалатинск отвечал Присыпин. Он поручил непосредственное наблюдение мне, своему помощнику. Вот я и наблюдал. А сообщал то, что хотел: лица свиты ведут себя безукоризненно, с подозрительными людьми не якшаются… А сам выбрал момент и поговорил по душам с зоологом фон Гайли. Он такой же зоолог, как я иеромонах. Обер-лейтенант отдела III-Б германского Генерального штаба, тертый разведчик.
— И вы сделали этому обер-зоологу предложение?
— Именно так.
— Неужели немец сразу вам поверил? Не заподозрил нашу провокацию?
— Разумеется, сначала так и было. Фон Гайли высмеял меня и велел передать привет жандармам. Но я был к этому готов и показал немчуре секретный документ — боевое расписание войск Омского военного округа на случай войны с Японией. В свое время бумагу потребовали японцы, я им ее добыл, а копию себе оставил. И пригодилась!
— Продали по второму разу? — съязвил Лыков.
— А разве это плохо? Говорит о моей ловкости, и ни о чем более.
— Еще о беспринципности.
Холостов-Забабахин фыркнул и продолжил:
— Когда фон Гайли мне поверил, я изложил свой план, как расстроить отношения между Россией и Великобританией. Это ведь была моя идея убить Алкока! И свалить на подпоручика Лыкова-Нефедьева. Все знали, что у того конфликт с англичанином и есть непогашенный вексель… Согласитесь, господа, план отличный. Обличает незаурядный ум! Скандал гарантирован, союзные отношения под угрозой. Германцы, когда осознали, что я им предлагаю, торговались недолго.
— Кто казнил лейтенанта Алкока и рядового Балашова?
— Туземцы, которых вы, Алексей Николаевич, с таким зверским усердием перебили в Верном.
— А кто покушался на нас в барханах?
— Те же люди. Они хотели зарезать и подпоручика Лыкова-Нефедьева, но я запретил. Такой удобный персонаж! Удобный, чтобы свалить на него смерть несчастного лейтенанта. Он должен был сесть в военную тюрьму.
Чунеев растерянно осмотрелся, ища у своих поддержки. Арестованный с редким цинизмом хвалился, как упек его за решетку. Отец пришел сыну на выручку и огорошил противника вопросом:
— Где, кстати, те семьдесят пять тысяч золотыми десятками, которые вы получили от германцев?
Тот даже рот раскрыл:
— А вы откуда знаете?
— Отвечайте.
— Нет, правда, откуда? Даже сумму и номинал. Скажите, на чем я погорел? Я вам честно все излагаю, как на исповеди. Взамен имею право знать!
— Бог подаст, — со злорадством ответил коллежский советник. И повторил вопрос: — Где германские деньги? Четыре пуда золота не спрячешь, все равно найдем.
— Ищите, — отвернулся с обиженным видом албазинец. — Все ваше будет. Если найдете…
— Значит, отдел III-Б сразу за вас ухватился? — вернул разговор в прежнее русло Тришатный.
— Кто же отказывается от такого? Вы хоть понимаете, что я им предложил? Купить готовую, отлаженную сеть. Созданную на чужие средства. Семьдесят пять тысяч они отдали не за бумажку и даже не за международный скандал, а за агентурную организацию высокого уровня. Там были люди, не взятые с ветру. Я сам подбирал, расставлял и обучал их.
— С вами все понятно, а что ваши люди — они тоже легко сменили хозяев?
— Да они и не узнали ничего. Часть из них как я, им все равно, от кого получать жалование. А другая часть — это исламисты-фанатики, противники идейные. Они хотят свергнуть власть неверных. И готовы ради этого дружить с любым шайтаном. Немцы же, как известно, союзники турок, а их султан — халиф всех правоверных. Так что с этой стороны все в ажуре.
— А кто такой Лю-Цюнь-Хань? И почему его письмо было адресовано в «Локус», на почтовый ящик британской секретной службы?
— Это еще одна удачная моя идея, — похвалился албазинец. — Никакого Лю не существует, я его придумал. А письмо от имени китайца послал с поездом нарочно, чтобы вы его перехватили и прочитали. И окончательно уверились, что убийство Алкока — дело рук самих англичан.
— Но ведь письмо адресовалось в Лондон. И дойди оно, там заподозрили бы интригу, разве не так?
— Ну, получили бы они странное послание. Непонятно о чем, непонятно от кого… Запросили бы в первую очередь меня: что это такое? Наврал бы, и дело с концом.