— Машенька, ну что ты такое говоришь, родная? Может, позвать тебе врача?
— Врач мне не нужен. Я не находила в себе сил сказать правду. Но.., вы с отцом стали для меня настоящими родителями. Ближе вас у меня никого нет.
Я перевела дух и продолжила:
— Меня зовут Лена. Я была проституткой. Теперь мне стыдно за свое прошлое. Я хочу забыть его, но у меня ничего не получается, ничего.
Закрыв лицо руками, я заплакала.
— Мамочка, прости меня, если сможешь, прости, — вырвался из горла беспомощный крик. — Ты представить себе не можешь, как я хотела быть Машей! Но я Лена, Лена! — Я упала на колени и прижалась к маминым ногам. Рыдала я так сильно, что в комнату вошел отец. Оторвав меня от матери, он уложил меня на кровать и заботливо укрыл теплым верблюжьим пледом.
— Машенька не в себе, — объяснила мама. — Смерть Вадима выбила ее из колеи. Надо бы пригласить к ней психоаналитика.
— Клава, в Москве она нашла человека, который посадил ее на иглу.
— Что?! — Мама испуганно зажала рот ладонью. — Виталик, ты должен с ним разобраться! — сказала она чуть позже. — Этого выродка надо… убить.
— Он мертв, Клава. С ним разобрался Вадим.
— Я не Маша, не Маша, — опять затвердила я на одной ноте.
Мама вызвала врача, и тот, не мешкая, ввел мне успокоительное. Я почувствовала, как закружилась голова, и провалилась в сон.
Глава 25
Проснулась я рано утром. Стрелки будильника, вытянувшись в одну линию, показывали шесть. Мама дремала в кресле у окна. Бедная, как она устала… И зачем только я мучила ее своими откровениями? Кому они нужны? Ради этих милейших людей, вытащивших меня с того света, я должна стать Машей и стану ей. А Лена? А что Лена? Лены больше нет. Подумаешь, не велика потеря!
— Машенька, как ты себя чувствуешь? — спросила мама, едва открыв глаза.
Я приподнялась на локте и с грустью посмотрела на нее:
— Я-то хорошо, мамочка, а вот ты вею ночь не спала.
— Солнышко мое, как я могла спать, если ты находилась в таком состоянии?
— Ты просидела рядом со мной целую ночь?
— Конечно, дочка. А разве могло быть по-другому?
— Но ведь ты устала! Мамочка, тебе нужно отдохнуть.
— Доченька, я совсем не устала! Я рада слышать твой звонкий голосок!
Я бросилась к матери на шею и осыпала ее поцелуями.
— Мамочка, я в полном порядке. Я чувствую себя великолепно!
— Ну вот и хорошо.
— Я больше никогда не пойду против воли отца, мама. Мне так жалко Вадима. Мне кажется, он меня все-таки любил…
— Конечно, моя девочка. Ты такая красивая, тебя невозможно не любить.
— Я привыкла к нему за эти дни…
— Мы с папой не были в восторге от него, но… он по-настоящему о тебе заботился, Маша, надо отдать ему должное, когда ты уехала в Грецию, он места себе не находил.
— Если бы Вадим остался жив, я бы обязательно нашла для него добрые слова. — Я подняла голову и, вздрогнув, спросила:
— Мамочка, а почему мы скупимся на любовь?
— Не знаю, доченька. Наверное, человек так уж устроен. Помнишь сказку о синей птице? Дети пошли искать ее за тридевять земель, а она оказалась дома — только руку протяни.
— А почему люди боятся настоящей любви?
— Боятся? Вот уж не знаю. Наверное, не хотят попадать в зависимость.
— Разве это так страшно — попасть в зависимость от любимого человека?
— Да, доченька. Я люблю отца, но я… Яне состоялась как личность.
Мама достала платок и вытерла глаза.
— Мамочка, а если ты зависишь от любви, это тоже страшно? — растерянно спросила я.
— Конечно, Маша, — немного подумав, ответила она.
— Но почему?
— Потому что ничего вечного не бывает.
У любви тоже бывает начало и конец.
— Даже у самой большой любви?
— Даже у самой большой.
Мы с мамой спустились в столовую и сели завтракать.
— А что папа? Уже уехал? — намазывая хлеб джемом, спросила я.
— Доченька, ты, наверное, забыла, но сегодня наш папа именинник.
— У него день рождения?
— Да.
— А когда мы будем его поздравлять?
— Вечером, дочка.
— Сегодня вечером?
— Ну конечно! Часам к семи приедут гости.
Будет шумно, весело. Правда, папа хотел все отменить…
— Отменить? Почему?
— Потому что ты еще слишком слаба, моя деточка.
— Мамочка, не надо ничего отменять! Я прекрасно себя чувствую!
— Я сказала отцу то же самое. Да и развеяться тебе нужно. Так что торжество обязательно состоится.
— Доченька, доброе утро, — раздался за спиной голос отца. Он поцеловал меня в щеку и сел рядом.
— Пап, так ты сегодня у нас именинник?
— Да, Машенька.
— Тогда я поздравляю тебя!
Похлопав меня по руке, отец виновато сказал:
— Я не хотел ничего отмечать, дочка, но… Как-то неудобно перед людьми, понимаешь?
— Понимаю, папка! Обязательно будем отмечать! — закричала я и захлопала в ладоши.
После завтрака я выбежала на улицу и увидела Толика.
— Здравствуй, Маша, — явно не собираясь уходить, поздоровался он.
— Привет, а ты кого-то ждешь? Отца?
— Нет, Маша. Я это… Я к тебе приехал.
— Ко мне?
— Ну да. Может, куда съездим?
— С чего бы это?
Вместо ответа Толик стал топтаться на месте.
Выглядел он до смешного глупо.
— А, ты решил занять место Вадима, — с издевкой произнесла я. — Свято место пусто не бывает…
— Маша, ну зачем ты так?
— С кем в сауне парился, с тем и встречайся!
Развернувшись, ч вернулась в дом, чувствуя спиной сверлящий взгляд Толика.
Перебирая в комнат Машины вещи, я вдруг поняла, что мне совершенно нечего надеть. Вечерние платья слишком закрытые, строгие. Странно даже — молоденькая девушка, а носила такие. Хотя вот эта миленькая тряпочка, купленная, видимо, совсем недавно — на ней даже ценник сохранился (полторы тысячи зелененьких, между прочим!) — вполне подойдет. Цвет яркий, насыщенный, модная в этом сезоне американская пройма (по типу купальника: открытая спина, перехлест на шее).
Спинка у меня загляденье — есть, что показать, пусть гости смотрят и любуются. Талию можно перехватить поясом-корсетом — вот этот, сиреневый, будет в самый раз. На ноги — туфли-лодочки такого же сиреневого цвета. Осталось подкрасить глаза — тени легкие, естественные, никаких многоцветных наворотов, которые столь обожают мои бывшие (да, да, теперь уже бывшие!) коллеги по ремеслу. Губы сделаем поярче, красный цвет мне идет, и — духи, нежнейшие духи от Кристиана Диора с тонким запахом ванили (по капельке — за уши, на сгиб локтя, между маленьких крепких грудей).
В половине восьмого я спустилась вниз. В гостиной было много народу. Кого-то я уже знала, кого-то — нет. Приглашенные стояли небольшими живописными группками и вполголоса, как и подобает по этикету, переговаривались между собой.
Вышколенные официанты, беззвучно скользя по блестящему паркету, разносили аперитив. Радужное мое настроение едва было не испортил так некстати появившийся Толик.
— А тебя сюда каким ветром занесло? — усмехнулась я.
— Маша, почему ты на меня злишься?
— По-моему, тебе здесь нечего делать. Ты кем отцу приходишься, родственником или близким другом? А может быть, ты метишь в зятья?
— Я телохранитель. Маша, и сюда пришел работать.
— Что ж, желаю успеха, — сказала я и собралась отойти.
— Зря ты на меня взъелась, Маша, — поймал меня за руку Толик. — Я к тебе всей душой.
— Прибереги свою душу для кого-нибудь другого. Найдется немало девушек, которые смогут по достоинству ее оценить.
— Ты всегда такая вредная?
— По четвергам и пятницам. А для тебя всегда.
— И как только тебя Вадим терпел?
— Ты не Вадим. Тебе до него, как до Луны.
Толик наклонился к моему уху и прошептал:
— Маша, я бы тоже смог тебя терпеть. Ты мне нравишься.
— Анатолий, в чем дело? — подошел к нам отец. — Ты на работе или где? Сядешь справа от меня и будешь следить за окнами.
В зале появились новые гости. Посмотрев на них, я чуть было не рухнула на пол. Прямо навстречу мне шел… Макс. Выглядел он потрясающе и почти не был похож на того Макса, которого я знала раньше. Рядом с ним шла миловидная пожилая женщина в строгом черном платье. Под руку ее держал седоволосый, по-спортивному подтянутый мужчина в дорогом смокинге. Я стояла ни жива ни мертва, не веря в реальность происходящего.
— Познакомьтесь, пожалуйста, — широко улыбаясь, сказал папа. — Это доченька моя, Машенька. Маша, а этого милого юношу зовут Максимом. С его родителями мы дружны уже много лет, но, к сожалению, видимся не так часто, как хотелось бы…
Максим бросил на меня безразличный взгляд.
Меня он не узнал, но в этом не было ничего удивительного. Я сама узнавала себя с превеликим трудом.
— Папа, а кто это? — шепнула я, когда гости отошли.
— Маша, не задавай лишних вопросов. Люди они богатые и достаточно влиятельные в наших кругах.
— Господа, господа, прошу всех к столу! — громко сказал отец и, подхватив меня под руку, тихонько добавил:
— А ты, Машенька, сядешь рядом со мной и мамой.
Прославляя именинника, гости говорили подолгу и витиевато, упражняясь в остроумии (одна дама спела даже: «Поднимем-ка стаканчики за полные карманчики!» — чем до слез рассмешила всех присутствующих), но я слушала тосты вполуха. А вернее сказать — не слушала совсем. Я пила крепчайшее шотландское виски «Chivas Regal», совершенно не замечая его вкуса и не пьянея нисколько, я пила, пила, пила и смотрела на Макса.
Погони, перестрелки, долги… Это с такими-то родителями долги? Не понимаю, не понимаю… Хотя.., мальчик захотел самостоятельности… Надеюсь, наигрался… Господи, о чем это я? Какой мальчик? Какие долги? Мне ли его осуждать?..
А еще говорят, что время лечит… Глупости это все… Душа как болела, так и болит. И даже сильнее она болит. Как будто солью посыпали на раны.
Макс, Макс, единственная моя любовь за долгую беспутную жизнь…
— Машенька, пора переходить на сок, — наклонилась ко мне мама.