– А если у меня муж спит в кровати? Что за бесцеремонность?
– Не упоминала бы при мне о своём муже, лапуль, – хмурится Паша. – Я сегодня ни капли в рот не брал. И малость не в настроении. Ответка может прилететь – опять злиться будешь. Да и поздно уже. Не хочу обратно ехать. Ну так что? Долго мне дверной косяк подпирать?
Его запах и наглая усмешка навевают кучу ненужных воспоминаний.
– Твой дом в получасе езды от этого места. Ну или можешь в танке своём переночевать.
– Вообще-то я его шаттлом называю, – улыбается Паша. – И ночью ездить не люблю. Со зрением проблемы. Да и голова сегодня что-то болит. Вдруг в аварию попаду? Себя же потом винить будешь, – подзуживает он.
Ну вот и что делать с этим лётчиком? Впустить или отправить ночевать в его шаттл?
Из квартиры Яра и Ани я прихватила книгу, которую начала читать, пока жила у них. Измайлов тоже брал книжку в руки и даже пару строк зачитал вслух. Сейчас как раз подходящий случай, чтобы снова их процитировать:
– Добро пожаловать в мой дом. Входите смело, по доброй воле.
Паша прищуривает глаза, а через несколько секунд смысл моих слов доходит до него, и он начинает широко улыбаться.
– По своей, – поправляет он. – Ты с собой томик Стокера прихватила? Не дочитала что ли ещё, лапуль? Или с этим местом какие-то неприятные истории связаны, и ты пытаешься предостеречь, чтобы я не входил?
– Предостеречь. Но ты же, в отличие от меня, любишь экстрим?
– Господи, храни меня, хотя бы ради тех, кому я дорог.
Измайлов заходит в домик, а я не могу сдержать ответной улыбки. Вообще-то это я Джонатан Харкер, а он – Дракула и мой кошмар, летящий на крыльях ночи. И какое счастье, что мимо меня не пролетел.
– И многим дорог? – заигрываю я.
– Без понятия. Никогда не интересовался.
Паша заключает меня в объятия, но я упираюсь ладонями в твёрдую грудь и отталкиваю его. Невыносимый. Просто невыносимый. Не успел войти, а уже руки распускает.
– Ну, а сейчас что не так, лапуль? Давай ты в кровати свои претензии ко мне озвучишь? В ногах правды нет.
– Вот именно. Кровать здесь одна, и в прошлый раз мы с тобой всё выяснили. Если ты забыл, то напомню: я всё ещё замужем, а ты не любишь переступать через принципы.
– Я полистал папку. И теперь в курсе, что ты разводишься. Обязательно потребую объяснений, почему ты ввела меня в заблуждение. Терпеть не могу, когда лгут.
– А разве не очевидно, почему я так сказала?
– Мне – нет. Я не в курсе, какую живность ты разводишь в своей голове. Познакомишь? И если не испугаюсь размеров, возможно, задержусь в твоей жизни.
Руки обессиленно падают вдоль тела, но Паша больше не пытается ко мне прикоснуться.
– Смелое заявление, – хмыкаю я. – И откуда такая уверенность, что я захочу тебя в своей жизни?
Измайлов хрипло смеётся, закрывая за собой дверь.
– Ну, во-первых, я неприхотлив в уходе. Поесть, поспать и чуть-чуть ласки. Единственный минус – места занимаю много. А во-вторых, не люблю лезть никому в душу.
Я действительно сошла с ума, если позволила ему остаться. Анька же завтра не отвяжется, когда узнает, что Измайлов со мной ночевал.
– Кстати, про еду. Есть хочу.
Паша проходит вглубь домика, бросает ключ от машины и телефон на прикроватную тумбочку. Рывком снимает с себя футболку, отбрасывает её в сторону и садится на кровать. Я без понятия, как себя вести. Рана на его плече затянулась, но остался некрасивый шрам. Со временем, конечно, посветлеет и будет выглядеть не так устрашающе, но на всю жизнь останется ему воспоминанием о той стычке в парке.
– Придётся ждать утра. Столовая и кафе закрыты. Сладкое ешь?
– А что у тебя? – Измайлов поднимает на меня уставший взгляд.
– Батончики. «Сникерс», «Марс», «Баунти».
– Сойдёт, – кивает он.
– Ярослав с тобой вернулся?
– Со мной. Я завтра вас заберу. Его машина у участка осталась. Мы на одной приехали. Он малость выпил с Бояринцевым. По старой дружбе. А я согласился отвезти его в «Дубраву» за то, что помог решить одну проблему.
Я лезу в сумку и ищу сладости, которые привезла с собой. Вытряхиваю три батончика «Сникерса», два «Баунти», четыре «Марса» и несколько гематогенок.
– А как же фигура, лапуль? Не следишь?
– Слежу. Но из-за стресса скинула округлости, теперь вот добираю.
Измайлов переводит глаза на мою грудь, и его губы расплываются в усмешке. Если скажет какую-нибудь колкость, то выйдет за дверь. Без ключа от машины. И мне всё равно, где он будет спать.
Серые глаза темнеют, когда я поправляю сползающую лямку топика, подавляя желание и вовсе от него избавиться, чтобы подразнить Измайлова. Но силы не равны, а проигрывать я не хочу. Впрочем, как и играть в его игру «Охотник – добыча».
– Что случилось? Кто написал на тебя заявление?
Паша небрежно улыбается:
– Твои предположения, лап?
Он открывает зубами упаковку сникерса и откусывает батончик, не сводя с меня глаз.
– Без понятия. Ты мог сбить кого-нибудь на своём шаттле. Мог снова разнять драку. Или тебя кто-то подрезал на светофоре, и ты не смог пережить эту несправедливость, – перечисляю я.
– Кстати, про светофор, – перебивает он меня с набитым ртом. – Мне пришло пять штрафов. Пять, лапуль! Ты точно водить умеешь? Покажи мне права.
Гад. Напрашивается идти ночевать в машину? Так я вмиг ему это устрою. И права в спину кину, чтобы изучал и было чем заняться до рассвета.
– Ты уходишь от темы. – Я всё же беру себя в руки, подавляя вспышку злости.
– Тот отморозок в парке, которого я лицом в асфальт вжал, оказался сынком одного из ваших высокопоставленных. Папаша его захотел, чтобы за разбитый нос я извинился перед сопляком лично.
– И ты, конечно, не принёс, поэтому на тебя написали заявление?
– Ага. Но уже забрали, – говорит он, жуя вторую шоколадку. – Спасибо Яру, быстро всё разрулил. Ну и бабки я заплатил. Куда без них. Собственно, благодаря Привалову на меня новое заявление не накатали, когда я всё же одумался и пошёл приносить извинения говнюку.
Я смеюсь и ловлю себя на мысли, что ведь люблю другой тип лица, другой цвет глаз, и таких мужчин, как Измайлов, никогда не было в моём окружении, но теперь я без ума от внешности Паши. Наверное, потому что в нём много мужественности, и ещё мне нравится, как он шутит.
– Пить хочу. Принеси водички, лап, – просит Измайлов.
– Бутылка стоит рядом. Ты весь день, что ли, не ел?
– Угу, – отзывается он.
Выпивает всю воду и тянется к третьей шоколадке. Мне становится его жаль.
– Ну что ты как не родная стоишь в сторонке? Не люблю в одиночестве челюстями работать. К тому же ты нарастить округлости хотела? Иди ко мне.
Я присаживаюсь рядом и беру батончик. Обожаю сладкое. В моей сумочке всегда найдётся место для какой-нибудь вкусняшки.
– А теперь моя очередь. Что у вас с мужем случилось? Почему разводитесь? Кто инициатор?
– Я.
Повисает пауза, но ненадолго:
– Муж против, как я понимаю? – аккуратно продолжает допрос Измайлов.
– Против, – отвечаю односложно, по-прежнему не желая касаться этой темы.
– Не хочешь говорить? – замечает он.
– Не хочу.
Измайлов внимательно смотрит на меня, а потом поднимает с пола пустую бутылку и идёт в ванную. Включает воду, набирает бутылку до краев и выпивает половину жадными глотками. Вытирает рот тыльной стороной ладони и поворачивается ко мне.
– А дезинформировала зачем? Не нравлюсь? – серьёзно спрашивает он.
Я доедаю шоколадку, выкидываю фантики с кровати в мусорное ведро. Подхожу к Паше, забираю бутылку и допиваю оставшуюся воду.
– Нравишься. Но держать дистанцию как-то больше по душе.
Разворачиваюсь, чтобы уйти, но Измайлов ловит меня в кольцо сильных рук.
– И ты мне нравишься, Софья, – говорит он и накрывает мои губы своими.
Я пытаюсь сопротивляться, но Паша глушит протесты нежным натиском и движением языка. Нам обоим очень сладко – я чувствую вкус шоколада, когда отвечаю на его поцелуи. Измайлов крепко прижимает к себе, его ладонь изучает мои изгибы.
– Очень нравишься, – повторяет он хриплым голосом, опускает бретели топа и проводит пальцами по ключице, посылая горячие импульсы в низ живота.
Я думала, он накинется на меня резко, как голодный, но нет. Будто намеренно затягивает пытку, доводит до безумия, точки невозврата. Отрезая пути к отступлению. Прерывает поцелуй, трётся щетиной о мою щёку и смотрит в глаза испытующим взглядом.
– Да или нет?
Мне тяжело даже представить, что сейчас я могла бы сказать нет. Он читает это в моих глазах, резко разворачивает и целует в плечо, стягивая с меня пижамные шорты.
Слышу, как Паша возится с ремнём на джинсах, доносится шелест фольги, и разорванная упаковка презерватива летит в раковину. Я следом оказываюсь вжатой в холодный гранит.
Гадёныш! Знал, что всё этим закончится?
– Нет, но очень на это рассчитывал, – опаляет дыханием щёку. – Вот значит какого ты обо мне мнения, лапуль? Гадёныш, да?
До меня не сразу доходит, что я сказала это вслух.
Ничего не успеваю ответить – Измайлов заполняет меня толчком. Колени слабеют, сердце начинает бешено стучать в груди, мысли улетучиваются. Как же с ним хорошо. Может, Аньке надо сексом почаще заниматься, чтобы глупостями голову не забивать? И мне тоже, чтобы окончательно забыть о Владе и шести годах, проведённых в браке не с тем мужчиной.
17 глава
Я открываю глаза, испытывая сильное чувство жажды. В кровати, кроме меня, никого нет. Собственно, как и в самом домике. Между ног тянет, в голове вата. Я чувствую себя разбитой. После такого «отдыха» нужно ещё несколько дней отдыха, если наш секс-марафон с Измайловым получит продолжение. А может, мне всё приснилось? Смотрю на тумбочку рядом с кроватью – там лежит телефон Паши и ключ от его шаттла. Значит, не приснилось.
Этот ненасытный и впрямь похож на Дракулу. Вон даже умчал куда-то с рассветом, выпив из меня силы. Ему действительно подходит это сравнение. Голодный кровосос, который идёт к своей цели напролом. По ощущениям, меня ещё не испили до дна, и пьёт Измайлов далеко не кровь, а мои стоны и эмоции, но всё же. Я без сил.