– Катя уволилась на прошлой неделе. Марина перед ней не протянула и двух дней, – перечисляю я. – Самая стойкая продержалась три месяца, но знаешь, на чем прокололась?
Динар вопросительно приподнимает брови.
– Сказала, что приболела, взяла отгул за свой счёт, а вернулась с огромными шарами вместо груди, которые даже в компрессионное бельё не знаю, как запихивала. Папки поднимать не могла, стонала и корчилась от боли. Я в итоге сжалился, отпустил домой. Насовсем. Выходное пособие выплатил и сказал, чтобы мозг в следующий раз себе нарастила. Чем думают – непонятно. Я же их не как красивое дополнение к офису беру, на меня работать нужно, а не глазами хлопать и достоинства свои выпячивать.
Асадов откидывается на спинку кресла и смеётся.
– После этого случая в трудовом договоре, наверное, ещё один пунктик появился?
– Появился, конечно, – киваю я. – Я им такие деньги плачу, чтобы они мозги напрягали. Бездельничать я и сам могу.
– Кто-то не в настроении?
Пропускаю мимо ушей убийственную иронию друга. Настроение в порядке, но работы куча, людей не хватает. Я разрываюсь между двумя городами, устал как собака. Хочу всё бросить и куда-нибудь улететь на неделю или две. От всей суеты и головной боли подальше.
– Почему не предупредил, что прилетаешь? Надолго?
– Нашлись покупатели на дом, прилетел на сделку. Абы кому продавать не хотел, а тут вроде приличная пара. В возрасте. Завтра в Питере нужно быть.
– Ты один или с семьёй? Как там деловая колбаса поживает? – улыбаюсь, вспоминая красивое лицо Тимура.
– Деловая колбаса? – злится Асадов.
Всегда бесится, когда я так называю его сына.
– Каждый день твою фотографию ему показываю и говорю, что этому дяде нельзя улыбаться, – язвит он.
Я беру со стола ручку и швыряю в Динара, но он уворачивается.
– Один я прилетел. Наташа и сын в Мюнхене остались. Врач сказал, что жене нужно поберечься, запретил перелёты.
Удивлённо приподнимаю брови.
– Это то, о чём я подумал?
– Не знаю, о чём ты подумал, а у меня жена дома беременная осталась. У неё сильный токсикоз, без конца тошнит, она по стеночке ходит и два раза в обморок упала при мне. Поэтому максимум неделю можешь поездить на мне, а потом я обратно улечу и вернусь нескоро.
– Время, смотрю, даром не теряете.
– Не теряем. И ты тоже? – кивает Асадов на завалы папок на столе. – Может, чем помогу, пока тут несколько дней буду? Всё же одна голова хорошо, а две лучше. Кого опять спасаешь?
Динар берёт одну из папок со стола, листает бумаги.
– Федотова? – изумлённо хмыкает. – Прижали наконец? Давно пора.
– Хорошая новость про беременность. Поздравляю вас. А я да, действительно зашиваюсь. Спрос на мои услуги растёт, но один в поле не воин. Мне бы Фишера в команду. Толковый мужик. Я его уже как только не переманивал из Австрии, русский словарик подсовывал с чеком на круглую сумму. Ни в какую. Ничем не заманить.
– Бесполезно, да. Будь Карина жива, возможно, удалось бы уговорить, – грустнеет Динар. – А так… Не полетит он сюда. Натаскивай своих спецов. Кстати, как Эрик? Когда его выписывают?
– На следующей неделе. С металлом в позвонках и руке вернётся в рабочий строй, – Я лезу в телефон и показываю фотку общего друга после операции.
– Скоро весь из титана будет, – расплывется в улыбке Асадов. – Спорим, что и полугода не пройдёт, как опять загремит в больничку?
Плюю через плечо и три раза и стучу по столу.
– У меня и так напряг с людьми. Не надо мне такого счастья.
– Когда-нибудь эта гонка за экстремальными ощущениями плохо закончится. Останется без конечностей.
– Главное, чтобы голова его светлая оставалась целой и невредимой. Если в инвалидное кресло пересядет, мне только спокойнее за него станет.
– Он, кажется, номер сменил?
Я киваю.
– Скинь мне, – просит Динар. – Позвоню ему на днях и скажу, куда следующий штырь вставлять придётся, если не угомонится.
Мы опять смеёмся. Я набираю Таню по внутренней связи, прошу принести два кофе, и мы склоняемся с Асадовым над бумажками. Ближе к семи закрываю папку и зеваю. Спать хочется безумно, а через два дня опять в дорогу. Этот ритм меня доконает.
– Ты у меня останешься?
Динар поднимает на меня сосредоточенный взгляд, складывает бумаги в стопку.
– Да. Рано утром улетаю, к вечеру вернусь. Помогу тебе с Федотовым, и домой.
– Отлично. Тогда сворачиваемся. Поехали отдыхать.
По внутренней связи поступает звонок. Динар поднимает запястье и смотрит на часы. Переводит на меня недоумевающий взгляд.
– Никто из офиса не уходит, пока я у себя в кабинете. Новое правило. – Как ни в чём не бывало пожимаю плечами.
– И впрямь удивительно, почему они так часто просят у тебя расчёт? – иронизирует он, но мне не до шуток.
Если бы мне в юности платили такую зарплату, то я бы и ночевал на работе, но приходилось за гроши вкалывать по шестнадцать часов в сутки.
– Слабаков не держу. – Я тоже бросаю взгляд на часы и нажимаю кнопку на телефоне. – Да, Таня.
– Павел Владимирович, к вам Зимина.
Меня передёргивает, когда слышу эту фамилию.
– У неё ровно две минуты. Так ей и передай.
– Я на громкой.
– Вот и отлично. Аня, у тебя две минуты. Можешь из приёмной сказать, что у тебя?
– Нет, я зайду. На две минуты.
Раздражённо сминаю лист бумаги. Всё же между сестрами много общего. Бесят одинаково. Особенно, когда зыркают глазами так, будто магические ритуалы совершают.
Дверь открывается, и Зимина с высоко поднятой головой проходит через весь кабинет и останавливается у стола. Кладёт передо мной заявление. Почерк у неё ровный, аккуратный – загляденье. В секретари её, может, перевести? Правда, мозги отлично работают, не для рядовых задач. И стрессоустойчивость хорошая, что тоже немаловажно в нашей работе.
Я беру листок, пробегаюсь глазами по строчкам. Когда поднимаю на неё взгляд, вижу, что Аня с интересом смотрит на Динара.
– Причина отсутствия не указана, – делаю замечание, даже не стараясь скрыть своего раздражения.
Это обязательное условие после того случая с секретаршей и её надутыми шарами вместо груди по возвращении из отгула.
– По личному вопросу. Поездка в родной город. Сроки указала.
На языке крутятся ругательства. Сам собирался отослать её домой, чтобы не мельтешила перед глазами, но работать кто будет? Я не за бесплатно им с Ярославом помогаю.
– Что-то случилось?
Внимательно смотрю в лицо Зиминой, надеясь услышать вразумительный ответ.
– Ничего из ряда вон выходящего или того, что могло бы помешать мне вернуться к указанной в заявлении дате.
Вот зараза! Точно яблоко от яблони…
Сам понимаю, что из-за сестры возвращается. Но уточнять, что там произошло, не берусь. Ничего не хочу об этом знать! Ставлю размашистую подпись и отдаю заявление.
– Свободна. Но будь на телефоне.
Аня сухо благодарит и уходит. Перевожу взгляд на Динара. Он не сводит с меня насмешливых глаз.
– С характером девочка. Сразу видно, что ты ей симпатизируешь.
Это он ещё сестру не видел.
– Это то, о чём я думаю? – спрашивает Динар.
– Почти. Невеста Привалова. Я рассказывал тебе о нём.
Динар задумчиво кивает.
– Сестра у Зиминой в городе осталась. Та самая лапуля.
– Которую ты хотел к нам на свадьбу привезти? – уточняет Асадов.
– Ага. Но лапа по итогу оказалась своенравной и брыкучей козой. Динар, аппетит зверский, глаза слипаются от усталости. Хоть спички вставляй. Я ещё курить бросил. Если не поем, то сорвусь. Поехали куда-нибудь посидим, а?
– Не самое удачное время ты выбрал, чтобы бросить курить. Сорвёшься. Всё же у вас с Эриком много общего. Оба раздолбаи.
– Да пошёл ты.
Асадов смеётся, я беру папку в руки, и мы выходим из кабинета.
– Отбой на сегодня, Марина. Все расходимся по домам.
– Я Таня, – взволнованно лепечет секретарша и округляет глаза.
Чёрт, плохи дела. Обычно я запоминаю имена отличившихся сотрудников. Видимо, опять кадровику искать новенькую секретаршу.
По дороге домой заезжаем в ресторан. Асадов рассказывает о жизни в Мюнхене. Показывает новые фотки Тимура. Нравится мне их пацан с Наташей. На Динара сильно похож. Надеюсь, и характером в него пойдёт. Таких людей, как Асадов, днём с огнём не сыскать по этой грёбаной жизни. Максу и Наташе очень с ним повезло. Ну и мне немного перепало этой удачи.
– Что с Белецким? Давно не объявлялся? – спрашивает Динар, делая глоток кофе.
– После того как я твоих ребят к нему направил, он в больничке провалялся месяц, потом выписался и свинтил куда-то. Больше ничего о нём не слышал. Сижу как на пороховой бочке. Послал же бог родственничка. Кстати, где Степан сейчас, не знаешь? Мне водитель нужен.
– В Питере. У Кардашина работает. Могу набрать его завтра.
– Набери. Зарплатой не обижу.
– Из Питера тогда с ним вернёмся. Будешь с водителем.
Домой возвращаемся ближе к полуночи. Я отключаю телефон и заваливаюсь спать. Просыпаюсь утром и первым делом проверяю почту и звонки. Вроде ничего важного не случилось за несколько часов отдыха. Набираю Привалова. Пусть прикроет меня, пока отосплюсь.
– Ярослав, доброе утро. Папка у меня на столе по Федотову лежит. Проверь всё, а то я вчера на последнем издыхании был, мог что-то упустить. Мне завтра с ней к человеку ехать.
– Без проблем, – отзывается Привалов.
– Аня уже улетела?
– Да.
Я раздражаюсь из-за того, что снова вспоминаю о Софье. Зарекался же хоть как-то вмешиваться в её жизнь, но этот «личный вопрос» Зиминой не даёт покоя со вчерашнего вечера.
– К сестре?
Что радует, никто из них – ни Аня, ни Ярослав – и словом не заикается о ней, пока сам не спрошу. Это похвально. Подобное я ценю. Не люблю людей болтливых и сующих носы туда, куда их не просят.
– Да, к ней.
Завершаю разговор с Приваловым и набираю Молчанова – узнать, пригодилась ли ему чёрная папка. Понимаю, что Софья, скорее всего, наврала про воссоединение с мужем, даже догадываюсь, почему так сказала, и дико злюсь на неё за это, но всё равно переживаю, что муж по итогу оставит лапулю с голой задницей.