В кабинете Измайлова много людей. Они устраивают беспорядок: разбрасывают бумаги и лазят по шкафам. Паша сидит на краю стола в расслабленной позе и с усмешкой на губах наблюдает за творящимся беспределом.
– Здравствуй, Павел, – здоровается Габузов, когда мы переступаем порог кабинета. – Сотрудничать с нами не собираешься, как посмотрю? Я не один. С родственниками твоими будущими. У вас тут нечто вроде семейного подряда намечается? Жена в какой сфере будет воровать? Или она далека от твоих тёмных делишек? – насмешливым тоном спрашивает следователь, приближаясь к Измайлову.
Паша поворачивает голову, и на какие-то доли секунды наши взгляды встречаются. Он меняется в лице, челюсть сжимается, в глазах – холодная сталь. Но он тут же берёт себя в руки и отворачивается.
– Семейное гнёздышко вьёшь? – продолжает наседать Габузов и швыряет папку на стол.
Нахально улыбается и переводит взгляд на одного из своих людей в чёрном, едва заметно кивает ему. В считаные секунды Паша оказывается лежащим, его вжимают лицом в пол и обращаются так, словно он опасный рецидивист.
Моё сердце к подобному не готово.
– Даже не надейся. В этот раз трогать не буду, хотя камеры уже отключили. Ты мне сегодня в сознании нужен. Но знал бы ты, как хочется извинения ещё раз принести. Аж носок ботинка чешется. Может, ты нам сопротивление окажешь? Или оскорбишь меня как-нибудь? Чтобы мы счёт сравняли?
– Слабых и обездоленных не обижаю, – чеканит Измайлов.
Габузов довольно кивает.
– Постановление фотографировать будешь? Я сегодня опять добрый.
– Проводите обыск и выметайтесь.
– Нет, в этот раз с тобой на допрос поедем, Павел. Будешь объяснять, откуда суммы с шестью нулями осели на счетах. А пока изымем документацию, проверим компьютеры. Ты, конечно, весь левак и шероховатости почистил, но показания Федотова не стереть. Правда меня сейчас другое интересует: девушка тебе кем приходится? Невеста? Жена? Допрашивать есть смысл или нет?
Измайлов молчит, и Габузов подходит ко мне, разглядывает хищным взглядом.
– Софья Андреевна, а вы в курсе, что с преступником живёте? Измайлову срок светит. Не маленький. В Мюнхене его ждать будете? Уверены, что дождётесь? В тюрьме ведь всякое может случиться. А учитывая то, как Павел Владимирович нагло себя ведёт... – досадливо хмыкает Габузов. – Знаете, почему он брак с вами не заключает и не заключит? Наследство вам достанется так себе. – Он обводит глазами офис. – Больше проблем, чем выгоды. А так, – ещё один кивок в сторону бумаг, – домик, ежемесячное содержание и чистая биография вам обеспечены. Видимо, Павел Владимирович действительно дорожит вашей репутацией и будущим.
Понимаю, что Габузов специально сгущает краски и говорит все эти вещи. Хочет вызвать у меня эмоции. Внешне я держусь и никак не выдаю волнения. По крайней мере, стараюсь, но внутри... Сердце будто хочет проломить рёбра, и сильно тянет низ живота. Как прихватило в коридоре, так и не отпускает. Аж перед глазами всё плывёт. Я едва стою на ногах.
– Андрей, она немая у тебя, что ли? Или вы в молчанку со мной вздумали играть? – грустно вздыхает следователь. – Жаль. У меня сегодня отличное настроение. Прощаться будете? – обращается он ко мне. – Не скоро ведь выйдет ваш благоверный, Софья Андреевна.
Меня слегка ведёт в сторону. Живот твёрдый, как камень, держусь из последних сил, чтобы не согнуться пополам от боли. Прислониться к стеночке не мешало бы, но до неё ещё нужно дойти.
– Всё же впечатлил вас мой рассказ, да? Побледнели-то как. Переживаете?
Безумно, но показывать этого не хочу.
– Альберт Павлович, прекратите оказывать давление. Сбавьте обороты. – Звягинцев обращается к человеку, который сидит за столом Измайлова и заполняет бумаги: – Я прошу внести это в протокол. Софья Андреевна в положении. Ей нельзя нервничать и волноваться. Она летит в Германию на лечение. По показаниям. – Адвокат снова поворачивается к Габузову: – Не повторяйте ошибок, Альберт Павлович. В прошлый раз вам пришлось приносить извинения моему подопечному за то, что раздавали пинки. В этот раз на кону жизнь матери и нерождённого ребёнка. Вы же прекрасно видите, что женщине плохо и она переживает. Давайте мы отпустим её домой и продолжим заниматься тем, ради чего здесь собрались.
– В положении? – удивляется Габузов и сканирует меня внимательным взглядом. – По ней незаметно.
– В документах всё указано. Срок, назначения. Я провожу Софью в коридор? – настаивает адвокат.
– Нет, все остаются на своих местах.
Звягинцев подаёт руку, когда меня опять слегка ведёт в сторону. Опираюсь на неё и переношу часть веса на мужчину.
– Софья, – тихо зовёт Андрей, когда я не двигаюсь с места. – Всё в порядке?
– Нет. Не очень, – слабо отзываюсь, учащённо дыша.
Мне действительно нехорошо. Боль не проходит, нарастает вместе со страхом, что лучше не станет, если всё так, как сказал Габузов. От мысли, что Паше светит срок и он не выйдет из тюрьмы, сдавливает все внутренности.
– Следователь блефует, – заверяет Звягинцев, но я почему-то не верю ему. – Потерпите чуть-чуть, я сейчас вас уведу отсюда.
– О чём вы шепчетесь? – Габузов сосредотачивает на нас внимание.
– Моей племяннице плохо. Нужно вызвать скорую.
Я ловлю Пашин взгляд. Его глаза полыхают злостью, но лицо остаётся непроницаемым. Он в бешенстве. Самообладание Измайлова на грани, вот-вот даст сбой. Прокручиваю в голове слова его адвоката. Может, и впрямь всё под контролем, а Габузов специально стращает?
– Правда плохо? – читаю по его губам и отрицательно качаю головой.
Измайлов хмурится и на мгновение прикрывает глаза. Не верит мне. Но сейчас главное – выйти из кабинета, чтобы Паша не концентрировал на мне своё внимание.
Габузов отходит к столу и снова листает папку. Затем, не поворачивая головы, просит меня подойти, но я не смогу этого сделать. И если сейчас уйду в бессознанку, то Паша потеряет над собой контроль, а этого я не хочу. Нужно было Степана отправить вместо себя, как и просил Звягинцев. Инициатива наказуема.
– Андрей Валерьевич, – тихо произношу я, сама толком не зная, о чём прошу, но он, кажется, всё понимает.
– Альберт Павлович, моей племяннице нехорошо, – повторяет твёрже. – Ей нежелательно волноваться. Я отведу её к секретарю и дам распоряжение, чтобы вызвали скорую?
Габузов нехотя кивает.
– Хорошо. Пусть секретарша займётся этим вопросом. Мы же всё-таки люди, а не зверьё, да, Павел Владимирович? Отцом, значит, скоро станете?
На ватных ногах я выхожу из кабинета. Опускаюсь на стул и кладу руки на живот. Он твёрдый. Плохо дело. Очень плохо. И слабость безумная. Стараюсь выбросить из головы картинки, как Измайлова валят и вжимают в пол лицом, но тщетно. За что Габузов так?
– Татьяна, скорую. Срочно, – распоряжается Звягинцев и возвращается в кабинет Измайлова.
Я прикрываю глаза, кажется, всего на мгновение, но когда открываю их, то вижу перед собой Асадова.
– Софья, что с тобой? Посмотри на меня. – Он сидит на корточках и не сводит с меня напряжённого взгляда.
– Динар Эльдарович, у неё…
– Тихо, Таня, – осаживает Асадов. – Я вижу.
Словно в замедленной съемке поворачиваю голову в сторону секретарши. Она смотрит на меня огромными глазами.
– Встать сможешь? – обращается ко мне Динар.
Я слабо киваю, но не уверена в этом. Перед глазами всё кружится.
Динар даёт какие-то указания секретарше и просит меня встать.
– Скорая приехала, идём, я провожу. Внизу ждёт Эрик, он останется с тобой. Мне нужно быть здесь.
Поднимаюсь со стула. Делаю несколько шагов, шатаясь из стороны в сторону, и падаю. Динар ловит меня на руки в последний момент и несёт на выход. Я словно катаюсь на волнах. Без спасательного жилета. Иногда накрывает с головой, и я отключаюсь.
– Что у вас? – доносится смазанный незнакомый голос.
– Беременность. Кровотечение. Срок примерно четыре-пять месяцев. Эрик, не отходи от неё. Если кто-то появится в больнице в погонах, ты знаешь, что делать.
Открываю глаза и вижу встревоженное лицо Наташи. Она стоит рядом с Динаром и что-то ему говорит. Я лежу в карете скорой помощи. В сознании получается оставаться от силы пару минут, не могу ухватиться ни за одну мысль, а когда выходит, то проваливаюсь в темноту.
---------
– Софья, наконец-то, – с облегчением вздыхает Наташа, присаживаясь на стул рядом с кроватью, когда я прихожу в себя. – Как же ты нас напугала. Пожалуйста, посмотри на меня.
Но мне не до Наташи. Тянусь рукой к животу. На автомате. Так было больно в офисе, а сейчас пугающая пустота внутри.
– Ребёнок... – хрипло шепчу я, во рту непривычно сухо. – Что с ним?
– У тебя кровотечение. Всё серьёзно. Малыш сейчас очень страдает. Думай о нём, Софья. И только о нём. О своём мальчике.
– О ком? – переспрашиваю.
– Да, это мальчик. Сын. Целый консилиум собирался, я всех подняла на уши. Каких только анализов не проводили. Все заключения у меня на руках.
– А Паша?
– Он сейчас на допросе, с ним всё будет хорошо. Звягинцев с Динаром решат эту проблему. Паша к подобному готовился, поэтому и хотел, чтобы мы улетели и ты ничего об этом не знала, тем более не принимала участие. Чуть-чуть не успели. Адвокат его вытащит, Софья, – заверяет Наташа. – Сейчас ты должна думать о себе и ребёнке.
Когда я говорила, что не хочу улетать и мечтаю остаться с Пашей в Москве, то не думала о подобном исходе. Прежде чем посылать запросы во Вселенную, всегда следует продумывать их до мелочей. Потому что на деле всё может оказаться вовсе не так, как мечталось. Совершенно не так.
– Я сейчас позову врача или медсестру, – говорит Наташа и выходит из палаты.
Возвращается через минуту с медсестрой. Мне делают укол. Я закрываю глаза и почти сразу же проваливаюсь в сон.
46 глава
– Я только и делаю, что сплю, – тихо говорю я и осторожно приподнимаюсь на локтях, чтобы принять удобное положение. – Могут мне хотя бы сегодня не колоть снотворное? – спрашиваю у Эрика.