– Ты всю папку удалила, – досадливо замечает Паша. – Неужели ничего не понравилось? Софья, у ребёнка должно быть счастливое детство, не будь скучной наседкой, – ехидничает он.
– Да, – соглашаюсь я. – Счастливое детство, а не суровое и опасное младенчество.
Паша забирает телефон и кладёт его на тумбочку.
– Ладно, лап. Убавь контраст своего недовольства. Ничего подобного я не собирался делать. Но так соскучился по блеску чёрных глаз и возмущению в твоём голосе, что не смог удержаться, – довольно улыбается он и опять зевает.
Смотрит при этом так, будто действительно скучал. От нахлынувших чувств я задыхаюсь. В глазах собирается влага, и, чтобы Паша её не увидел, я отворачиваюсь и снова укладываюсь на его плече. Измайлов расспрашивает о ремонте, о посещениях клиники и успехах в обучении. Мне приходится делать паузы, когда говорю, потому что дыхание то и дело перехватывает. В какой-то момент он закрывает глаза и проваливается в сон. Я крепко прижимаюсь к нему и вдыхаю запах, не в силах поверить, что теперь Паша рядом и никуда без нас не улетит. Долго прислушиваюсь к его тихому и размеренному дыханию. Не удивлюсь, если ушёл в спячку дня на два. Если не больше. А я с радостью к нему присоединюсь. В последнее время часто клонит в сон. Наверное, организм готовится к родам.
Но совместным планам выспаться и отдохнуть, к сожалению, не суждено осуществиться, потому что рано утром у меня отходят воды и начинаются постоянные схватки.
49 глава
Восемь месяцев спустя.
– Ты уверена, что их можно одних оставлять с детьми? – спрашиваю я, наблюдая, как Измайлов и Асадов в гостиной развлекают сыновей и при этом громко смеются. Будто сами малые дети.
Можно долго смотреть на них и при этом испытывать странные чувства. Это и нежность, и тревога, и восхищение – бесконечный калейдоскоп.
– Справятся, – невозмутимо отвечает Наташа и продолжает спокойно зашнуровывать Тимуру кроссовки. – Это знаешь, как говорят? Появляется первый ребёнок – всё стирается, гладится, бывает, что и по два раза, так как должна быть стерильность. Когда появляется второй ребёнок – стирается, иногда гладится, главное, чтобы он не ел из миски кота, а когда третий – если он поел из миски кота, то это проблемы кота. Что-то в этом есть, – усмехается она и выпрямляется, одёргивая пиджак.
Тоже смотрит в сторону мужчин и ласково улыбается.
– Неплохо смотрятся, да? Им идёт.
Я утвердительно киваю.
– Мам, я котика хочу, – говорит Тимур.
Наташа опускает голову и задумчиво смотрит на сына.
– Ох, Тим… Обещаю, что будет, но чуть позднее.
– Когда? – Тимур серьёзно сдвигает брови.
– На твой день рождения. Договорились?
– У меня он недавно был. Это долго ждать. Я сейчас хочу.
– Весь в отца, – притворно вздыхает Наташа. – Вечером поговорю с папой, и мы что-нибудь придумаем, хорошо?
Тимур печально кивает, берёт робота с комода и направляется к двери. Колбасье достаточно озвучить своё желание Измайлову, и тот втихую притащит ему и кота, и собаку, и кого он только пожелает. Подкину малышу идею, когда Наташа не будет нас слышать. Или озвучу желание Тимура Паше.
Я бросаю взгляд на счастливого Измайлова, который держит на руках сына, и сердце наполняется нежностью.
– Идём, – тянет за собой Наташа. – Поверь, через час или два они начнут искать нас по маячкам и молить о том, чтобы вернулись.
– Маячкам? – изумлённо приподнимаю брови.
– Конечно. – Наташа вытаскивает телефон из кармана и крутит им перед моим носом. – Ты что, впервые слышишь об этом? Когда ты сюда прилетела, тебе установили маячок, с дополнительным оповещением на смартфон Динара. Паша очень переживал.
– С ума сойти. Почему я узнаю об этом только сейчас?
– Правда, что ли, не знала? – хмыкает Наташа.
Я отрицательно мотаю головой.
– Необходимые меры безопасности. Они не могут быть с нами всё время, но им спокойнее, когда всё под контролем.
Даже и представить не могла, что всё так… серьёзно.
Мы выходим на улицу и подходим к машине.
– Мам, хочу мороженое и новую игрушку.
– Сейчас всё будет, Тим, – заверяет Наташа.
Мы нечасто выбираемся куда-то одни, без детей. Тимур не в счёт – он почти не капризничает, и вообще, столь серьёзного ребёнка я ещё не встречала. Весь в Асадова. Наверное, и Давид в него пойдёт. Неосознанно ловлю себя на мысли, что у меня три сына. У Паши крепкая привязанность к Динару, и я теперь прекрасно понимаю почему. Муж видит в нём старшего брата, поддержку, наставника, родного человека. То, чего был лишен в детстве. Это сложно объяснить словами, но после рассказа Паши о своей жизни, его отношение к Асадову для меня закономерно.
Мы едем в парк, затем в торговый центр – там кафе и детская комната. Тимур, несмотря на свою чрезвычайную серьёзность, растёт активным ребёнком. Мы с Наташей заказываем себе по кофе и смотрим на часы.
– Пора возвращаться. Три часа уже гуляем. У меня молоко пришло, – говорю я, испытывая сильное чувство дискомфорта.
– Да. – Наташа тоже морщится. – И у меня пришло. Это мы горячей жидкости выпили, – кивает она на стаканчики.
Так себе ощущение. Не роды, конечно, но и приятного мало, особенно когда находишься далеко от малыша и не можешь приложить его к груди.
Тимур вырубается в машине почти сразу же. Наташа предлагает заехать в офис, буквально на десять минут, чтобы забрать кое-какие бумаги. У неё своё турагентство, она обожает свою работу. Я далека от этой сферы, но Наташа с таким увлечением обо всём рассказывает – хочешь не хочешь, а заинтересуешься. На всё про всё уходит ещё примерно полчаса, и мы наконец направляемся к дому. Но не доехав до него пару километров, попадаем в небольшое ДТП. Зеркалом цепляем соседнюю машину.
– Чёрт, – чуть ли не плачет Наташа и, бросив на Тимура тревожный взгляд, включает аварийку и тянется к двери.
Я оглядываюсь и замечаю огромного, высокого мужчину в чёрной ветровке.
– Ты куда? Сиди.
Мужчина настроен крайне недружелюбно. Дёргает ручку и, когда дверь не поддаётся, начинает настойчиво стучать в окно.
– Звони Динару и не смей выходить, – говорю я.
– Погуляли, – сокрушается Наташа и цокает языком. – Да что же за невезение. Нет, не нужно никому звонить. Сейчас всё решим.
Чуть опустив стекло, она быстро начинает говорить на немецком. Мужик, пробегаясь по Наташе похотливым взглядом, требует возмещения ущерба и просит, чтобы она вышла из машины.
– Не выходи. Он неадекватен, – пугаюсь я и тянусь к телефону. Набираю Пашу.
Измайлов отвечает почти сразу, обещает быть с Динаром через несколько минут и завершает разговор.
Мужик вдруг резко ударяет кулаком в стекло, и мы вздрагиваем.
– Я думала, если буду вежливой, то эта наглая скотина отстанет от нас, – произносит Наташа.
– Попытка засчитана. Попытка провалилась.
Тимур просыпается от шума и начинает испуганно смотреть по сторонам.
– Сынок, сиди в кресле, – просит Наташа.
Ребёнка действительно опасно брать к себе. Вдруг этот придурок захочет разбить стекло?
Мужчина отходит к своей машине, зачем-то открывает багажник и ненадолго исчезает из поля зрения. А что, если действительно разобьёт нам сейчас стекло? Мне почему-то становится не по себе.
– Что за ерунда?! – досадливо вскрикивает Наташа. – Я всего лишь немного поцарапала ему бампер, и он прекрасно видит, что с нами ребёнок. Почему нельзя мирно разойтись?
Представляю Пашу или Динара в подобной ситуации и не могу уложить в голове, чтобы кто-то из них так по-хамски себя вёл.
Когда рядом с нами останавливается внедорожник Асадова, я облегчённо выдыхаю, а когда Динар с Пашей выходят из машины с детьми на руках – пропадает дар речи. Это выглядит впечатляюще, невозможно отвести взгляд. Уверенные в себе, сильные, мужественные, на их лицах ни тени сомнения или тревоги, в отличие от наших. Они направляются к нам. Наташа открывает дверцу и забирает Давида, а Асадов идёт к мужику, который недоволен, что женщина не вышла к нему на разборки. Я открываю дверь со своей стороны и беру Лёшу на руки.
Паша не отходит от нас. Облокотившись о крышу, наблюдает за мной и сыном. Изредка поглядывает в сторону Асадова.
– Испугалась? – спрашивает, чуть прищурившись.
– Да. Неадекватной реакции мужчины. Я уже отвыкла от подобного. К хорошему быстро привыкаешь. Далеко не все такие здравомыслящие и благородные, как ты и Динар. Вы эффектно смотрелись.
– Да, – улыбается Наташа. – Максима не хватало со своим младшим.
– Пусть отдохнут с Надей от своего детского сада, – усмехается Паша.
– Ага, и с пятым вернутся, – иронизирует в ответ Наташа.
– Всё может быть, – загадочно улыбается Измайлов и подмигивает мне.
Сын жадно чмокает губами, почувствовав мой запах, и Паша шире расплывается в улыбке.
– Кто-то проголодался? Корми, лап. Я страхую.
– И я покормлю, – вновь подаёт голос Наташа. – Паш, возьми, пожалуйста, Тима, прогуляйтесь поблизости, а то он изнудился.
– Хорошо, – соглашается Измайлов и идёт за своим любимцем.
– Фух. Ты права. Я действительно отвыкла от подобных аборигенов, – кивает Наташа в сторону мужика, с которым разговаривает Динар.
Я ищу глазами Пашу – он сидит на корточках и о чём-то разговаривает с Тимуром. Тот ему улыбается. Всё сжимается внутри от нежности и счастья, от понимания, какой прекрасный мужчина и человек встретился мне на пути. А ведь я по глупости чуть не оттолкнула его.
– Если годика через два ещё родим по одному, то действительно можно открывать детский сад, – смеётся Наташа и поправляет одежду, покормив сына. Трогает грудь с правой стороны и морщится. – Хотя мне пока больше нежелательно. Дохленькая я. И сердце слабое. Ещё одно кесарево... Это жёстко. Не представляю, как женщины переживают это по четыре и больше раз.
– Сама не зарекаюсь, ибо наследственность так себе. По-женски проблем много.
Паша отводит Тимура к машине Асадова и усаживает в детское кресло. Подходит к нам и, открыв дверь со стороны Наташи, кивает на внедорожник, припаркованный неподалёку.