7 августа Ворошилов записал указания Сталина, как вести себя на переговорах. Прежде всего спросить, есть ли у англичан и французов полномочия подписать в Москве военную конвенцию. Если полномочий не окажется (о чем было заранее известно), развести руками и спросить: зачем тогда приехали? Если будут настаивать на продолжении переговоров, свести их к обсуждению вопроса о пропуске Красной армии через территорию Польши и Румынии, для совместных действий против Германии. Если выяснится, что свободный проход наших войск невозможен, заявить, что соглашение невозможно…
Все, что желали Англия и Франция, — это гарантировать себе прочный тыл — им нужно было согласие Сталина не поддерживать Германию, если Гитлер на кого-то нападет. О реальной военной помощи Лондон и Париж фактически не просили. Но Сталин поставил вопрос так, что переговоры были обречены с самого начала. Ему было известно, что Польша даже накануне войны с Германией не согласится на ввод советских войск на свою территорию.
"Это привело бы к оккупации части страны и нашей полной зависимости от Советов, — объяснял генеральный инспектор вооруженных сил Польши маршал Эдвард Рыдз-Смиглы. — Советское правительство хорошо знает нашу позицию, и если, несмотря на это, требует сейчас нашего согласия в качестве необходимого условия продолжения переговоров, то оно тем самым доказывает, что серьезно к соглашению не стремится.
Заявление Ворошилова только указывает, что советское правительство хочет так вести переговоры, чтобы их затянуть или сорвать. Советы не имеют намерения вступать в войну с Германией".
Польский генерал был прав. Сталин не собирался осенью тридцать девятого воевать с нацистской Германией из-за Польши. Накануне переговоров один из руководителей исполкома Коминтерна Дмитрий Захарович Ману-ильский выступал в узкой аудитории:
— Сейчас за нами так ухаживают, как приблизительно за богатой московской невестой в свое время (смех в зале). Но мы цену своей красоте знаем (аплодисменты) и если сделаем брак, то по расчету (смех, аплодисменты). Я не скажу вслед за английской печатью, что соглашение между Советским Союзом и Англией и Францией уже в кармане. В кармане может быть и фига…
Почему Сталин согласился на переговоры с англичанами и французами?
Он сохранял запасный вариант на тот случай, если Польша вдруг капитулирует и Гитлер с Риббентропом откажутся от сделанного ими предложения заключить договор. В любом случае присутствие в Москве английской и французской делегаций укрепляло позиции Сталина и Молотова на переговорах с Риббентропом.
Климент Ефремович Ворошилов на встрече с английской и французской военными миссиями зачитал продиктованные ему Сталиным вопросы:
— Будут ли советские вооруженные силы пропущены на территорию Польши в районе Вильно по так называемому Виленскому коридору? Раз. Будут ли советские вооруженные силы иметь возможность пройти через польскую территорию, через Галицию? Два. Будет ли обеспечена возможность вооруженным силам Советского Союза в случае надобности воспользоваться территорией Румынии? Три. Для советской делегации ответы на эти вопросы являются кардинальнейшими.
Генерал Хейвуд от имени обеих делегаций ответил, что Польша и Румыния как самостоятельные государства сами должны дать разрешение на проход советских войск. Ни Англия, ни Франция не вправе приказать им сделать это. Генерал не решился сказать, что польское руководство никогда не откроет границу перед Красной армией, боясь Сталина не меньше, чем Гитлера.
— В таком случае, — развел руками Ворошилов, — переговоры заведомо обречены на неуспех.
В середине августа 1939 года Гитлер, который уже готовился к нападению на Польшу, понял, что нуждается как минимум в благожелательном нейтралитете Советского Союза.
Президента Имперского банка Яльмара Шахта тревожило то, что Германия на грани инфляции. Как восстановить финансовую стабильность? Третий рейх фактически был банкротом. Дефицит платежного баланса составлял триста — четыреста миллионов марок, который покрывался с помощью печатного станка, других резервов не осталось. Шахт надеялся, что критическая фаза миновала и теперь военную экономику пора трансформировать в мирную. Он сильно ошибался.
Цены правительство старалось контролировать. Но немцы видели, что качество товаров падает. Внутренний долг рос на глазах. Объем бумажных денег перед войной увеличился вдвое. Руководство Имперского банка сообщило Гитлеру, что золотовалютных запасов рейха больше не существует. Нет валюты — нет закупок, которых требует вермахт.
Гитлер ответил тем, что отправил Шахта в отставку.
15 апреля 1939 года генерал Браухич представил Гитлеру доклад:
"Сегодняшняя нехватка высококачественной стали напоминает ситуацию Первой мировой войны… Армия лишена стали, которая необходима для оснащения вооруженных сил современным наступательным оружием. Последствия могут быть такими же, как и в 1914 году".
Через несколько месяцев Браухич вновь обратился к Гитлеру и Кейтелю за помощью — исчезла медь, а собственной меди в Германии не было, ее полностью закупали за границей. Из-за отсутствия меди прекратился выпуск мин и упал выпуск артиллерийских снарядов. Из-за нехватки стали перестали строить армейские казармы. Вполовину сократился выпуск 105-миллиметровых гаубиц, составлявших основу немецкой артиллерии. Остановилось производство армейских карабинов — главного оружия пехоты.
24 мая 1939 года генерал-майор Томас представил командованию вермахта свои расчеты: Германия выделяет двадцать три процента национального дохода на нужды вооруженных сил, Франция — семнадцать процентов, Англия — двенадцать, США — всего два. Иначе говоря, западные державы обладают большими резервами для наращивания военных усилий, а Германия уже почти достигла пределов своих возможностей. Но экономический потенциал врагов нацистского государства уже превышает возможности Германии…
Американский президент Франклин Рузвельт ощущал исходящую от Гитлера опасность. Его забота состояла в том, чтобы сформировать внутри Америки антигитлеровскую коалицию. Европа втягивалась в войну, а в Соединенных Штатах действовал закон о нейтралитете. Рузвельт не имел права поставлять оружие Франции или Англии. Конгресс категорически возражал против участия в европейских делах.
После оккупации Чехословакии президент Рузвельт ввел двадцатипятипроцентный налог на немецкие товары, что в Берлине сочли объявлением экономической войны. Германский экспорт упал.
Война требовала доступа к жизненно важным ресурсам — прежде всего к нефти. Стратегическое значение как ворота на Ближний Восток приобретала Турция. Но Турция предпочла союз с западными державами. Такой же выбор сделали Югославия, Греция и Болгария.
23 марта 1939 года Германия и Румыния подписали торговое соглашение. Но Румыния держала Германию на коротком поводке, фактически шантажировала. В июне Румыния внезапно прекратила поставки нефти, требуя поставки новейших истребителей Вилли Мессершмитта. 23 июля Гитлер запретил продажу истребителей: еще неизвестно, на чьей стороне окажется Румыния в войне. Геринг уговорил Гитлера отменить вето, Румыния получила свои истребители. Но экономическое управление вермахта пришло к выводу: необходимо всю румынскую нефтедобычу обратить на немецкие нужды. Это потребует оккупации страны.
Осенью 1939 года боевые возможности вермахта и состояние военной экономики Германии позволяли вести только короткую войну с более слабым противником — Польшей. Генералы недоумевали: как действовать, если Франция сразу нанесет удар на западе? Вступление в войну западных держав грозило Германии катастрофой. Конечно, Фриц Тодт воздвиг на западной границе неплохие укрепления, но прикрывать границу осталось всего одиннадцать дивизий.
Гитлер же руководствовался иной логикой: время работает против Германии, вермахт с каждым месяцем теряет свои преимущества, ждать и откладывать войну бессмысленно.
Обращаясь к военным, фюрер внушал им:
— Нам нечего терять. Мы можем только приобрести. Наша экономическая ситуация такова, что мы сможем продержаться еще несколько лет. Геринг это подтвердит. Поэтому надо действовать…
Гитлера не интересовало состояние немецкой экономики. Важно было только то, что летом 1939 года он располагал самой боеготовной армией в Европе. Правда, экономические трудности давали о себе знать. Новые танки и автоматическое оружие поступали в войска с большим опозданием. Запасы боеприпасов позволяли вести только ограниченную войну — не дольше нескольких недель. Из всего этого Гитлер сделал один вывод: наносить удар надо немедленно, пока Германия и Италия имеют преимущество над западными державами. И жизненно важны отношения с Советским Союзом.
Немецкое посольство в Москве получило указание форсировать сближение.
11 августа Гитлер произнес перед Карлом Бурхардтом, верховным комиссаром Лиги Наций в вольном городе Данциге, целый монолог:
— Час пробил! Я брошу против поляков всю мощь новейшего оружия, о котором французы и англичане не имеет ни малейшего представления. В реальности все, что я делаю, направлено против Советского Союза. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы это понять, то мне придется наладить взаимопонимание с русскими, разгромить Запад и тогда бросить мою армию против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы нас не уморили голодом, как они это делали в ту войну…
Молотов сказал Шуленбургу, что для продолжения торговых переговоров необходима "политическая основа". Нарком иностранных дел откровенно объяснил послу, что пакт о ненападении будет подписан только при наличии специального протокола, в котором оговариваются все важные вопросы, интересующие Советский Союз.
Рано утром 15 августа 1939 года посол Шуленбург получил указание немедленно посетить Молотова и сообщить, что имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп готов "прибыть в Москву с кратким визитом, чтобы от имени фюрера изложить господину Сталину точку зрения фюрера".