Ну вот, пожалуйста! Он еще ничего не сказал, еще ничего не случилось, а я уже возмущена гипотетическим отказом!
Пока я терзалась посторонними мыслями, разговор сошел на нет. Вопросы наверняка еще оставались, но перед тем как их задавать, решили обдумать уже полученные ответы.
– Сур, а можно я тоже кое-что спрошу? – чуть нахмурившись, решительно обратилась к мужчине, когда он начал подниматься из кресла. Тот в ответ окинул меня непонятным взглядом, не смутившим и не озадачившим, а почему-то, наоборот, согревшим, и, улыбнувшись глазами и уголками губ, кивнул.
– Да, конечно. Только, если ты не против, я бы хотел выйти на воздух, – чуть поморщился он. – Обещаю вернуть тебя в целости и сохранности.
– Нет! В смысле не против, конечно, пойдем, – подскочила я, стараясь не смотреть на прячущих улыбки родных. То есть прятали их только родители; Василич улыбался вполне явно, но не ехидно, а как-то неожиданно тепло и понимающе. А Ванька вообще радостно скалился, и я украдкой пригрозила ему кулаком.
На лифте мы поднялись в молчании, а когда вышли в сизый от пронизывающего солнечного света туман, Сур прикрыл глаза и, чуть запрокинув голову, сделал шумный глубокий вдох, полной грудью втягивая влажный теплый воздух.
– Очень плохо? – тихо спросила я, разглядывая мужчину. – Ты извини, это очень эгоистично с моей стороны. Если нет никакого желания разговаривать, ты скажи, я…
– Нет, все нормально. – Он, поморщившись, тряхнул головой и прямо посмотрел на меня. – Твое общество и твои вопросы меня не тяготят. Честно говоря, просто надоело сидеть на месте, хотелось размяться. Ты умеешь плавать?
– Не так чтобы отлично, но на воде держусь. А что, тут есть где? – проговорила растерянно. Потом сообразила, как последний вопрос должен звучать с учетом поверхности планеты, на сто процентов покрытой водой, и поспешила уточнить: – Имею в виду, есть безопасные места? Я так поняла, что в воде обитает много всяких опасных существ и даже, наверное, какие-то бактерии…
– Есть, – с ироничной улыбкой подтвердил мужчина, вновь перехватывая мою руку и увлекая к ожидающей неподалеку пете. – И бактерии, и существа, и безопасные места. Есть даже отмели, на которых вполне можно стоять.
– А почему на них не построили города? – опешила я. – Разве так не проще, чем летать в воздухе?
– Проще, если бы эти отмели были стабильными и если бы не бури, – спокойно пояснил Сур. – Это… слипшиеся массы песка, на первый взгляд твердые и надежные, но в период штормов их разбивает волнами и смерчами. Летающие города оказалось проще защитить от ударов стихии.
– А здесь и бури бывают?! – протянула я. – Кажется, все это время я читала о вашем мире что-то не то.
– Бывают, – кивнул он. – Весьма жестокие и разрушительные. Вам повезло оказаться на Сапфире в самое тихое время, до сезона бурь еще далеко. Но они по-своему красивы, у тебя будет возможность в этом убедиться.
– Твое определение «разрушительные» отбивает всякое желание любоваться на буйство стихии, – честно поделилась опасениями я. – А Сапфиром называется эта планета, да? Видишь, какая я безалаберная, до сих пор не удосужилась выяснить, где именно нахожусь…
– Сложно сразу охватить тот объем информации, который местные жители впитывают всю жизнь. – Он пожал плечами. – Не волнуйся, тебя никто не подгоняет, и экзамен по знанию местных реалий сдавать не придется.
– Угу, а жить тогда как? – вздохнула я.
– С удовольствием, – совершенно серьезно ответил Сургут, пожав плечами. Я покосилась на строгий профиль невозмутимого мужчины и едва не уточнила, точно ли он это сказал или мне послышалось. Потому что сказанные слова очень слабо вязались со сложившимся образом Сура как серьезного, сдержанного и малоэмоционального мужчины, сильнее всего в этой жизни увлеченного работой.
С другой стороны, почему бы и нет? Может, для него именно работа – наибольшее удовольствие из возможных.
Или, что вероятнее, я просто недостаточно разобралась в характере этого человека.
– Кстати, об удовольствиях, – опомнилась я. – Что это было? Ну, когда ты держал меня за руку, и я уплыла куда-то в другие миры, почти потеряв связь с реальностью. Ты обещал объяснить.
– Обещал, – не стал спорить он, смерил меня задумчивым взглядом, после чего предложил: – Давай присядем, нам довольно долго лететь. И я все тебе объясню.
Я послушно села, обхватив руками колени, посмотрела на Сургута настороженно; он выглядел так, будто собирался рассказать мне… ну, о чем-то страшном и малоприятном, вроде необходимости подселения еще одного мазура. Серьезный, сосредоточенный, даже напряженный. Мужчина уселся рядом, удобно расставил ноги, оперся о колени локтями.
– Помнишь, я объяснял, как существуют патрульные? – Он явно решил начать издалека. Я послушно кивнула – не просто помнила, но даже вспоминала об этом совсем недавно! – Между собой они общаются такими же образами, как разговаривают мазуры. Для нас это не так сложно, как для вас, мы приучаемся думать образами с самого детства. Не удивляйся моей осведомленности, вопрос разности нашего мышления изучался достаточно давно и внимательно. Так вот, в нормальном состоянии это общение происходит через физическое соприкосновение двух мазуров. То есть человек связывается симбионтом, а уже те – между собой. Но в экстренной ситуации возможен контакт на расстоянии, даже на весьма значительном; это зависит от степени важности информации или интенсивности эмоциональной окраски. Пока понятно? Если я слишком увлекусь, одергивай, это просто привычка.
– Ты еще и преподаватель? – с улыбкой уточнила я.
– В некотором роде, – хмыкнул он. – Я один из ведущих специалистов по психологии землян, так что иногда приходится читать лекции.
– Когда ты только все успеваешь. – Я задумчиво качнула головой, но поспешила вернуться к прерванной теме: – Пока понятно, но непонятно, к чему это все.
– Да, собственно, все просто. Про наш подход к разделению физического влечения и эмоциональной привязанности ты тоже уже знаешь. Эта привязанность по своей природе очень похожа на контакт патрульных, только возникает естественным путем и на эмоциональном уровне, а потому – доставляет значительно меньше неудобств. Даже наоборот, она приносит удовольствие, потому как строится на симпатии и подсознательном желании подобного контакта, если угодно – стремлении находиться как можно ближе, а не на необходимости совместной работы и выживания. Если совсем уж подробно, степень такой привязанности тоже разная и зависит от того, на каких чувствах она строится; любовь мужчины и женщины, или любовь к родителям, или близкая дружба. Передача эмоций и мыслеобразов через тактильный контакт – это, наверное, самый наглядный признак подобной связи. К сожалению, контакт такой не всегда бывает обоюдным, все зависит от личных качеств человека – насколько он открыт, насколько готов приблизить постороннего. Но, с другой стороны, ничего страшного в нем нет, его можно и оборвать; скажем, на первых порах попросить симбионта о содействии, а потом просто избегать этого человека, и связь постепенно сойдет на нет. По-хорошему рассказать об этой тонкости стоило всем, но сегодня я определенно не в том настроении.
– Ага, – глубокомысленно изрекла я, бессмысленно пялясь на горизонт и пытаясь уложить в голове сказанное. Само знание-то укладывалось удобно, с комфортом, но вот применить его к ситуации никак не получалось. В основном, конечно, из-за менторского тона Сура: он рассказывал о чувствах с такими интонациями и в таких словах, будто читал лекцию по математике. – То есть ты хочешь сказать, что между нами образовалась такая связь? – уточнила осторожно. – Или не между нами, а в одностороннем порядке? – пробормотала почти севшим голосом, холодея от нехорошего предчувствия. Может, потому он и заговорил об этом в таком тоне, чтобы вежливо объяснить, во что я умудрилась вляпаться?
– В одностороннем? – Мужчина покосился на меня и как-то странно усмехнулся. – Как ты думаешь, каким образом выяснилось, что с тобой случилась беда и что Вараксин – один из этих пиратов?
– Понятия не имею. – Я растерянно хмыкнула. – Полагала, за ними следили или имелся какой-то осведомитель, но если ты заговорил об этом сейчас…
– Я услышал твой страх. – Сургут пожал плечами и перевел взгляд с моего лица на горизонт. Или – наоборот, куда-то вглубь себя. Слегка нахмурился, но больше ничего не сказал, то ли задумался, то ли ожидал моего ответа.
– И… что ты собираешься со всем этим делать? – набралась решимости уточнить я. Судя по мрачному настрою мужчины, он вполне мог посчитать подобное проявление слабостью и постараться избавиться от досадной помехи.
– Хотел перебороть, – еще одно пожатие плечами. – Я не ожидал, что связь двусторонняя. Но если нет… перед принятием такого решения стоит для начала в ней разобраться.
– В каком смысле? – нахмурилась я.
– Я же говорю, природа связи бывает разная, ее вызывают разные чувства, – проговорил он, по-прежнему не глядя на меня.
А я вдруг безо всякого мазура и передачи эмоций на расстоянии поняла: Сур и сам боится этого разговора или, вероятнее всего, его результатов. Наверное, не так сильно и отчаянно, как я, но явно ожидает подвоха. Может, думает, что я опять, как тогда с симбионтом, начну ругаться и возмущаться по поводу произвола?
Или все дело в этих словах о природе связи? И он просто боится, что наши чувства не совпадут?
– Кхм. Ну, несмотря на некоторые высказывания, воспринимать тебя как второго… или, вернее, уже третьего отца я точно не смогу, – нервно хмыкнула я. – А для дружбы мы мало и слишком поверхностно знакомы. С другой стороны, вот как раз ты меня, по-моему, именно как ребенка и воспринимаешь. Что не удивительно, я бы на твоем месте думала примерно так же, – предположила, пытаясь за иронией спрятать собственное беспокойство.
Вместо ответа Сургут вдруг легко рассмеялся, опережая тревожные мысли, одной рукой привлек меня к себе, крепко обнял. Прижал мою голову к собственному плечу, и я почувствовала на макушке тепло его дыхания. Озадаченная такой реакцией, тем не менее обняла его в ответ с искренним удовольствием. И с удивлением почувствовала, что беспокойство начинает отступать. Мы, кажется, боялись одного и того же, да и стремления наши совпадали, а значит, мы буквально обречены были найти общий язык.