Остальные участники сбросили оцепенение и заговорили разом. Борис Борисович вяло отбивался, Морковкин ехидно ухмылялся. Он уже решил, что позориться не будет. И сидеть в этом убожестве не станет. К тому же в огромном зале стоял холод. Помещение не отапливалось, по всей видимости.
– Борис Борисович, ты запомни, что к разговору о трех сотнях евро мы вернемся в Москве. А сейчас я покидаю вас.
Под изумленными взглядами Аркадий оставил старинную гимназию. Как только он очутился на улице, весь гнев его улетучился. «Дурак этот Борисыч, деньги я из него выбью. Он со мной не станет связываться. А на остальных мне наплевать. Пусть там мерзнут и ловят своих французских издателей. Ох и дураки», – думал Аркадий.
Дождик почти прекратился, запахло землей, потеплело. Морковкин решил, что последующие три дня он проведет в Париже, как и полагается – в прогулках, в музеях, парках. А еще он будет сидеть в знаменитых парижских кафе, никуда не спешить, разглядывать прохожих и думать. «Вот так книжки появляются! – вдруг подумал Аркадий. – Чем не сюжет? Этот жулик Борисыч. Мое нежелание ездить за границу. Потрясение от города. А еще завтра я встречаюсь с этой шатенкой из лавки. Правда, это если не бортанет она меня. Имя ее хорошо бы узнать», – усмехнулся он. Распорядок ближайших дней ему очень нравился, и плевать он хотел на эту книжную ярмарку! Хотя, если вдуматься, не будь ярмарки, когда бы он еще здесь оказался?
Аркадий уверенно дошел до угла, увидел уже знакомую станцию метро, повертел головой и обнаружил указатель с очень памятным названием. Откуда он его знает, Морковкин не помнил. Помнил, что генерал был такой – Лафайет. Аркадий достал карту, сверился и уже через мгновение шагал по рю Лафайет в сторону бульвара Османна. Чем ближе становился центр, тем приятнее глазу были виды. Потихоньку исчезали сомнительные личности, народ встречался деловой, озабоченный, будничный. Это означало, что у каждого есть серьезное дело. «Серьезное дело, хлопоты – это очень утешает. Это говорит о том, что люди самодостаточны и не скатываются в маргинальную яму!» – подумал Аркадий. Он даже захотел записать это свое ощущение – мысль наблюдателя за чужой жизнью. Он достал было блокнотик, который всегда лежал в заднем кармане брюк, но тут его внимание отвлекли. Он увидел господина небольшого роста, импозантного, даже щеголеватого. Взгляд у господина был хитрым. «Блин! Да это же я! – мысленно воскликнул Аркадий. – А витрина зеркальная! А ничего так, неплохо смотрюсь на мостовых Парижа. Даже получше некоторых парижан!» Морковкин оперся на зонт и окончательно приобрел вид денди. Такая мелочь – собственное отражение. Но впервые со времени смерти матери и ухода Веры он почувствовал себя так, как когда-то давно, в ранней молодости, когда завтра было окрашено исключительно в радостные тона. Аркадий точно знал, что закончит книгу, которую пишет уже второй год, что сделает свою программу на одном из каналов. Его туда звали, а он все фордыбачил и кривил рот. И наконец… Тут Морковкин вздохнул с чувством стыда – он установит на могиле матери памятник. «Козел я! Столько лет прошло, а там обычная плита. Так просто положили… Словно нет никого у нее».
Да, среди обычных человеческих грехов и провинностей на плечах висел и этот. Мать он помнил, вспоминал каждый день при любом важном и не очень случае. Но доехать на кладбище, привести могилу в порядок и установить памятник он до сих пор не удосужился. Вера, помнится, толкала его в спину, напоминала, стыдила, а он все ссылался на всякие дела. Теперь же, здесь, он жалел, что мать его не видит – успешного, элегантного, такого, о котором она мечтала. «Все, решено, теперь буду жить как положено! – решил он. – И Веру обязательно найду. Не на Северный же полюс она уехала!» – решил он.
Морковкин шел не спеша, разглядывая людей, витрины. Он заходил в магазины, присаживался на лавочки, даже пытался что-то спросить. И все это время в горле стоял ком от восторга и ликования – ему не верилось, что этот город, незнакомый, но узнаваемый, может так завладеть человеком, напомнить о многом личном, важном. Он не подозревал, что место так меняет человека. «Интересно, это навсегда или «“эффект присутствия”? – спрашивал он сам себя и тут же отвечал себе: – Да какая разница! Пусть хоть на эти два дня!»
Прогулка длиною в день его утомила так, что, сделав огромный круг по центру города и вернувшись в уже знакомые места в районе Сен-Мишель, он рухнул за столиком небольшого ресторана. Официант подлетел моментально. Аркадий, утомившийся объясняться, хотел было ограничиться кофе, но официант опередил его.
– Пицца, салат, мясо? – проговорил он по-английски.
«Вот же психолог, с ходу распознал иностранца!» – хмыкнул Аркадий и согласно махнул рукой.
Обед ему приволокли гигантский, но Аркадий ни минуты не пожалел об этом.
Закончив, он откинулся на спинку стула и закурил трубку. Вечерняя улица была суетливой, хлопали двери магазинчиков, визжали тормоза велосипедов, рабочий люд спешил или домой, или передохнуть в кафе. Аркадий прищурился и вдруг понял, что сидит почти напротив той самой лавки, в которой покупал карту и с продавщицей которой у него завтра должна быть встреча. Морковкин пригляделся – в маленьком освещенном помещении сновала фигурка. «Так это же она! Та самая продавщица! – удивился Аркадий, – А мне сказала, что выходная сегодня?!» Он расстроился так, словно его обманула любимая девушка. Морковкин быстро расплатился, опять перебежал улицу в неположенном месте и вошел в магазинчик. Девушка отпускала сигареты.
– Привет, – сказал Аркадий.
Девушка если и смутилась, то виду не подала.
– Привет, – ответила, отсчитывая сдачу.
– Я почему-то подумал, что ты сегодня выходная… Вроде же сама сказала. – Морковкин улыбнулся.
– Сказала. Но я не выходная.
– Ну, тогда сходим куда-нибудь? Ну, куда скажешь?
Девушка молча принялась раскладывать на полке жевательную резинку.
– Ты слышишь? – растерялся Аркадий.
– Слышу… – отвечала девушка.
– Ну так что же молчишь? А как тебя зовут? Меня – Аркадий. Морковкин. Аркадий Морковкин.
Тут девушка прыснула:
– Извини, смешная фамилия такая…
– Я привык, не извиняйся. Это фишка такая.
– А, специально себе придумал? Чтобы запоминалось? – догадалась девушка.
– Примерно, – не стал поправлять ее Морковкин – он обрадовался, что девушка заговорила.
– Понятно. Слушай, я не хожу с незнакомыми мужиками…
– Так я ничего такого не подумал! И не имел в виду! – испугался Аркадий. – Просто… Я никого не знаю… И еще… Я впервые за границей.
– Да ладно, – девушка даже бросила свое занятие, – как тебя угораздило?! Или ты из этих, которые секретные?
Морковкин заколебался – соблазн пустить пыль в глаза был, но тогда ему сложнее будет с ней общаться. А общаться хотелось – он целый день пробыл один, вслушиваясь в чужую речь, но ничегошеньки не понимая, только догадываясь о смысле.
– Нет, я просто был ленив. Мне никуда не хотелось ехать. И сначала денег не хватало, потом маму старую страшно оставить, потом женился, жена все время дергала – ей хотелось путешествовать, но я…
– Понятно, говнился… – вздохнула девушка.
– Ну зачем так, – поморщился Аркадий, а потом вдруг согласился: – Да, пожалуй, это точно сказано.
– Вот так вы всегда, – удовлетворенно констатировала девушка, – жена-то где?
– Не знаю, – пожал плечами Аркадий.
– Как это?
– Развелись. Она не общается со мной.
– Что это так? Ты такой противный?
– Выходит, что так, – Морковкин переступил с ноги на ногу, – ладно, я все понял. До свидания, хорошего вечера.
Он действительно понял, что девушка совершенно не желала с ним общаться, поэтому и обманула.
– Меня Ира зовут, – неожиданно сказала та, – знаешь, я никуда не хочу идти. Устала за день. Да и все я тут знаю наизусть.
– Такой город, – восхищенно произнес Аркадий.
– Какой? Грязный. Конечно, есть красивые места, а так…
– Слушай, русский человек вырос на французской литературе. Мое поколение читало книжки и перенимало не только идеи. Мы между строк читали, для нас идеи были важны. Мы этот город знаем лучше всех, сюда понаехавших. А ты так говоришь…
– Ладно тебе, – махнула рукой Ира, – я все понимаю. Только я приехала из городка, где школу закрыли, потому что жителей не осталось. Все в город перебрались…
– Ты из Украины? – вдруг спросил Аркадий.
– По говору заметно?
– На юге России тоже так говорят. Нет, скорее, по лицу, фигуре. У вас знойные, красивые девушки.
– Вот про знойные – это да. Я, пока тут устраивалась, на хлебе сидела. Утром багет с йогуртом, днем багет с чем-нибудь, а вечером суп быстрый тоже с багетом. Расползлась моментально. Еле похудела. Мне поправляться нельзя.
– Да, для здоровья это не очень хорошо, – сказал Морковкин и незаметно втянул живот.
– Мне замуж надо выйти. За француза не хочу. Не нравятся они мне. А вот тут поляков много, венгров. Они как-то ближе к нам.
Морковкин даже растерялся от такой простоты. Он пробурчал что-то типа: «Не переживай, выскочишь, не заметишь!» Но Ира продолжила как ни в чем не бывало:
– Знаешь, тут законы такие: сбивайся в стаю – не пропадешь. Но это поначалу. Как только первые копеечки потекут, все сразу начинают отдаляться. И это понятно, конкуренции никто не хочет. Вот, например, моя подружка сюда любила заходить, когда хозяин был. Приходила, такая вся нарядная. Тут любят, чтобы продавцы были заметные.
– Она хотела тебя подсидеть?!
– Типа того, – хмыкнула Ира, – но ей не удалось. Я хозяину сказала, что она в России с «авторитетом» жила. Они тут до сих пор боятся нашей мафии. Хотя и своей достаточно.
– Слушай, а она могла тоже что-нибудь про тебя сказать? – заметил Морковкин.
– Но я же успела первая, – пожала плечами Ира.
И Аркадий удивился простоте взглядов. «Впрочем, это так и есть. Только в условиях эмиграции они злее», – подумал он. Вслух же сказал:
– Послушай, ты же скоро заканчиваешь? Давай просто в кафе посидим? Я приглашаю.