Фраза прозвучала несколько напыщенно, но Архипова предпочла этого не заметить. Более того, она сама себя обругала за придирчивость и критиканство. «Господи, да что со мной?! Хороший, умный мужчина. Прекрасный любовник, внимательный, заботливый! Что же я цепляюсь за слова и интонации?! Зачем я это делаю? Ведь он мне нравится. Можно же простить недостатки. У меня же своих полно! Все, хватит!» – сказала она себе и легла на плечо Аркадия.
– Ты напишешь такую книгу. И я буду рядом. И буду заботиться о тебе. А ты обо мне, – сказала она.
Морковкин на мгновение замер, а потом произнес:
– Я люблю тебя. Очень.
Архипова поцеловала его.
Потом они наконец сели за стол. Пили вино, ели мясо, салат, пирог. Они сидели в халатах на кухне, горела только настольная лампа, которую Александра принесла из комнаты.
– Как же ты чувствуешь, как надо создать уют! – воскликнул Аркадий.
Потом он читал ей вслух новую рукопись, она головой лежала на его коленях, отчаянно боролась со сном, но в нужных местах поддакивала и произносила: «Вот, здесь очень правильно!» Мысленно же она просила у него прощения за свой обман и невнимание.
С этого дня их отношения стали совершенно иными. Если раньше Архипова, глядя на Морковкина, «прицеливалась» и с удовольствием метала стрелу в виде язвительного замечания, то теперь она стала мягкой, снисходительной к его хвастовству, невнимательной к его неаккуратности. Она решила про себя, что отношения эти ей дороги и сохранить их можно, если она уступит мужчине его привычное место лидера. «Я и на работе могу самоутверждаться!» – думала она. Морковкин почувствовал ее настроение и сразу же потерял желание быть лидером. Он с удовольствием уступал ей решение вопросов, которые касались их обоих. Еще он, почувствовав себя свободнее, стал активно вводить Александру в свой круг. Они теперь появлялись не только на мероприятиях, где были его студенты, но и там, где встречались серьезные и известные люди. Морковкин обычно представлял Архипову так:
– Это – Александра. Ученый-математик. МГУ. Думаю, комментарии не нужны.
Действительно, комментарии были излишни. Красивая женщина, с умными, веселыми глазами и растрепанной короткой стрижкой, производила при такой характеристике сильное впечатление. Один известный актер ей сказал:
– Как вам удалось стать математиком? Я же даже таблицу умножения не выучил.
– А вам и не надо, – ответила Архипова, – с такими-то синими глазами и такой фигурой это совершенно лишнее.
Актер польщенно засмеялся, Архипова же про себя удивилась, как недалеки бывают красивые люди. По сути, она своим ответом отказала ему в уме и обучаемости, он же принял это как комплимент. В течение всего вечера актер оказывал ей знаки внимания. Морковкин даже заволновался. В какой-то момент на глазах у всех он подошел к ней, потрепал ее по затылку и поцеловал. После окончания мероприятия Аркадий сделал попытку надуться, но Александра, мурлыкая ласковые слова, поцеловала его в шею.
– Что ты делаешь, я же за рулем, – сурово сказал Морковкин.
– Ты отличный водитель, – возразила Александра, и Морковкин окончательно отмяк.
Так их жизни связались в единое целое. Они жили на две квартиры, были в курсе, что происходит у каждого из них на работе, поддерживали друг друга, когда становилось тяжело. Они ходили вместе по магазинам, присматривали мебель, обои, шторы. Еще не договорившись, где будут жить и будут ли жить вместе, они тратили пропасть времени на абсолютно семейные развлечения. Они перестали стесняться друг друга. Архипова, которая не признавала, как она выражалась, «кухонного стайла», вдруг стала рядиться в халатики, растянутые футболки и укороченные широкие штаны. Впрочем, с ее внешностью – броской и стильной – она не превратилась в клушу, а просто добавила себе домашнего шарма. Морковкин же совсем расслабился и ходил дома голым. Архипова сначала над ним посмеивалась, потом махнула рукой.
Его квартира потихоньку теряла холостяцкий вид. Архипова теперь следила за чистотой. Это выражалось в том, что она раз в неделю напоминала Морковкину:
– Позвони этой своей Нине. Пора делать уборку!
Морковкин данное мероприятие терпеть не мог – его привычный мир разбросанных книг, рукописей и одежды в эти дни исчезал. Но спорить с Александрой он не рисковал. Поэтому раз в неделю они переселялись к Архиповой.
Вот тут начинались те проблемы, которые, похоже, решить было невозможно.
Каждый раз после визита Морковкина к Александре у нее оставался привкус ссоры. Ей казалось, что все эти часы, а иногда и дни, она пребывала рядом с врагом. Ну, или с человеком совсем не доброжелательным. Причем какую тему ни подними, он реагировал или насмешливо, или даже зло. Как человек системный, Архипова пыталась проанализировать, что именно раздражает Аркадия. Но выходило, что раздражало все. Замечания следовали по поводу окон, состояния двора, книг на полке, светильника в ванной. Но особенно Морковкин распалялся, когда заглядывал в ее холодильник.
– Как можно это есть! Ты же, по твоим словам, выросла в приличной семье! Тебя не научили готовить?! Тебя не научили культуре быта. – Морковкин повторял это раз двадцать, но, завидя на полке коробочку с готовым пюре или блинчиками, возмущался снова и снова. Архипова пыталась свести все к шутке, но не всегда это получалось. Морковкин расходился и начинал вспоминать все ошибки Александры. Делал он это достаточно ехидно.
– Что это ты вступила в разговор о литературе? – например, спрашивал он, вспоминая их недавний поход в гости.
– А почему бы и нет?! – улыбалась безмятежно Александра.
– Потому что ты говорила с профи. Не с дилетантом, который когда-то читал «Иностранную литературу», а с человеком, который сам пишет в подобные журналы.
– А ты что, считаешь, с такими людьми нельзя спорить?
– Я считаю, что дураком нельзя себя выставлять. И иногда следует помалкивать.
Архипова не обижалась. Она привыкла к его выходкам, к тому же нельзя было не отметить, что Аркадий очень изменился. Он прислушался к ней и стал менее категоричен. Он стал иначе общаться с людьми – убавил спеси. Впрочем, привычный образ жизни порой брал верх. Особенно когда Морковкин выпивал лишнего. И вот как вести себя и как поступать в таких случаях, Архипова еще не решила.
Одним из показательных случаев был юбилей одного известного актера. Морковкина пригласили вместе с «парой». Так выразился сам Аркадий. Архипова рассмеялась.
– Кто ж так сформулировал грамотно?
– Ладно, не язви! А потом, актеры только транслируют. К ним не может быть серьезных требований.
– Спорный вопрос. Хоть я и не раз слышала такое суждение.
– От математиков? – ухмыльнулся Морковкин.
– Нет, от драматургов. И актеров, – спокойно возразила Александра. На самом деле ей сейчас очень хотелось порассуждать на эту тему. Ей хотелось интересного разговора, неторопливого и увлекательного. Но она знала, что Морковкин в состоянии насмешливости не способен беседовать.
Юбилей проходил в одном из залов дорогого ресторана. Людей было много, звучали здравицы, телеграммы от министра культуры, Архипова с интересом наблюдала за лицами, которые мелькали на телевидении и в соцсетях. Огромный стол в виде каре был уставлен зажаренными поросятами и стерлядью с веточками укропа в изящной пасти. Тут же были закуски – грибы всех видов, моченые яблоки, соленья и прочее.
– Я бы сказала, что стол имеет ярко выраженную старорусскую направленность, – заметила Александра.
– Да, и это хорошо. Вон, блины с припеком, – с вожделением отозвался Морковкин. Впрочем, поесть им не дали – Морковкин пользовался вниманием, к нему тянулись бокалы, с ним здоровались, его приветствовали. Архипова подумала, что виновник торжества может быть обижен – вокруг Аркадия вилось не меньше людей, чем вокруг юбиляра. Но очень скоро она заметила, что это такое роение – обычная манера этих людей. Движение в этом зале, где закончилась официальная часть, было бесконечным. Вокруг одного человека образовывался рой, который потом перемещался к следующему, затем от роя отделялась фигура, вокруг которой, в свою очередь, начинали толпиться люди. Архипова очень скоро перестала следить за этими перемещениями, она положила себе в тарелку еды и стала разглядывать знаменитостей. Через какое-то время она была сытой и пребывала в убеждении, что в отечественном кинематографе и театре не осталось актера, который не сделал бы подтяжки, не ходил в солярий и не вколол себе литр рестилайна. Она заскучала, поймала за фалды Морковкина и сказала, что хочет домой. На что тот ответил:
– С ума сошла?! Сейчас избранные поедут в гости к юбиляру. Здесь, – Аркадий обвел рукой зал, – так, случайные люди. Никто и звать никем. А мы собираемся у него дома. Там и будет настоящий юбилей!
Слушая его, Архипова случайно поймала взгляд какого-то молодого человека. Он все слышал и теперь с интересом смотрел на Морковкина. Александре стало неудобно.
– Боже, как выпьет, так ахинею начинает нести. И Наполеоном себя чувствует.
Молодой человек улыбнулся:
– Ничего страшного. На то и ресторан, чтобы расслабиться.
Морковкин опять исчез, Александра осталась на своем месте. Она порядком устала от шума и от необходимости разговаривать с совершенно незнакомыми людьми. Молодой человек, тот самый, который обратил внимание на Морковкина, неожиданно обратился к ней:
– Вы ведь ко всему этому цеховому братству не относитесь?
– Почему вы так решили?
– Вы особняком держитесь и не заглядываете в глаза собеседнику. Вы же обратили внимание, как все здесь разговаривают друг с другом? Ласково, комплементарно, душевно, в глаза смотрят, словно ближе и нет никого.
– Ага, полный зал близких людей, – рассмеялась Александра.
– Вот-вот, – кивнул молодой человек, – а вы изучаете эту флору и фауну. Хотя вам не все интересно.
– А вы? Вы – кто? Посторонний? Попутчик? Оппонент? Или озлобленный непонятый творец? – о последней фразе Архипова пожалела, как только произнесла ее.