– Вы такая злая, – сказал актер.
– Да нет, просто едкая. Это разные вещи. Быть едкой не значит обижать людей.
– Мне было сейчас неприятно.
– Извините. Я не хотела. Но на спектакль я не приду. И вообще, вы же понимаете.
– Понимаю, Аркадию очень повезло, что он встретил вас.
– Главное, чтобы я это поняла.
– Вы хотели сказать – он это понял?
– Нет, я должна понимать, что я ему нужна.
– Ясно. У вас там все серьезно.
– Думаю, да, – ответила Архипова.
У них действительно было все серьезно. Архипова научилась прощать Морковкина. Она не заняла позицию женщины-матери, когда любая шалость остается просто шалостью. Она оставалась любовницей, требовательной и жесткой, но в душе уже примирилась со всеми недостатками Морковкина. Она приняла его таким, каким он был. И только в вопросах ведения хозяйства оставалась непреклонна.
Уступив ее требованиям, Морковкин нашел помощницу по хозяйству. Это была коренастая дама сорока лет из Кишинева, по имени Валентина.
– Почему ты ее выбрал? – спросила Архипова Аркадия после первой уборки.
– Знаешь, у нее четыре паспорта! Ты представляешь, че-ты-ре!!!
– Какая связь? – не поняла Александра.
– Никакой, но как ты не понимаешь?! Человек практичный, устраивается в жизни!
Архипова уже заинтересованнее посмотрела на Морковкина.
– Объясни мне, какая связь между этими вещами.
– Ну нет, нет связи, но какая дальновидность!
– На мой взгляд, это приспособленчество, мимикрия, лживость и трусость. Знаешь, в Средние века некоторые города-государства имели по несколько ключей от города. Чтобы успеть вручить этот символ всем, кто захочет посягнуть на него.
– Да? – Морковкин посмотрел на нее. – А что, тоже разумное решение. Наверное, именно поэтому мы что-то и знаем об этих городах. А так их бы уже стерли с лица земли.
Наступил черед Александры изумляться:
– Ты это сейчас серьезно?
– Абсолютно. Вспомни Париж во время Второй мировой войны.
– Ясно. Мы с тобой тут не договоримся. Я считаю, что можно быть гражданином мира. Но в данном конкретном случае это выглядит как-то некрасиво. Да, кстати, эта твоя практичная женщина убирает прескверно, – с этими словами Архипова провела пальцем по кухонному столу. Палец заблестел от жира.
– Я ей скажу, но пропылесосила она отлично.
– Надеюсь, – хмыкнула Александра. Она видела все недочеты этой уборки. Понимала, что если первая, показательная, уборка была такой, то остальные будут еще хуже. Но Аркадий стал горой на защиту Валентины. Как-то Архипова специально приехала к Морковкину средь бела дня. Она открыла квартиру своим ключом и оглохла от шума. В квартире орал телевизор и грохотал пылесос. Пылесос пел на одной ноте – так бывает, когда щетка включенного агрегата впилась в ковер и застряла. Архипова прошла в комнаты и увидела, как Валентина приплясывает перед телевизором.
– Добрый день! – Александра с трудом перекричала шум. Валентина вздрогнула и бросилась выключать все.
– А вы кто? – спросила она Архипову.
– Грабитель. Со своим ключом, – сурово ответила та.
– Не понимаю. – Валентина растерялась.
– Я… Я… – Архипова вдруг растерялась.
– Знакомая Аркадия? – вдруг усмехнулась Валентина.
– Можно и так сказать.
– А вы тоже за тапочками?
– Что?
– Ну, тут на днях одна знакомая тапочки забирала…
– Нет, я, наоборот, свои тапочки привезла.
– А, смена власти, – протянула Валентина.
– Вы очень разговорчивы, – заметила Архипова.
– Почему бы и нет. Вы кто? Для меня – никто. Меня нанял Аркадий, я перед ним и отчитываюсь.
Архипова на секунду задумалась. Хотелось поставить на место эту разбитную и бесцеремонную владелицу нескольких паспортов. Но Александра только усмехнулась. Она подчеркнуто обреченно вздохнула, прошла в прихожую, сняла пальто, прошла в спальню и переоделась. В старых джинсах и майке прошла на кухню. На столе стоял пакет с коробочками чая и кофе. «Это же чай из запасов Морковкина!» – подумала Александра и громко позвала:
– Валентина! Можно вас на минуту?
Та пришла недовольная.
– Этот пакет? Что это?
– Это на выброс. Сто лет стоит, только крошки…
– Если мне не изменяет память, вы работаете здесь не сто лет, а всего два месяца. И что выбрасывать, должны решать хозяева дома.
Валентина дернула плечом и фыркнула.
Вечером Александра рассказала обо всем Морковкину.
– Понимаешь, если бы не я, ты бы тут был в грязи, без денег и продуктов. А Валентина купила бы себе пятый паспорт.
– Ты наговариваешь, – буркнул Аркадий.
– Очень надо. Жаль, что дураком себя выставляешь.
Они заснули против обыкновения на разных сторонах кровати. Архипова притворялась, что спит. Ее бесило, что Морковкин занял такую позицию. «Она же халтурит, обманывает. Пройдоха типичная!» – думала Александра, но чувствовала, что в этом вопросе переубедить Аркадия невозможно. «Ок, плевать! – в конце концов решила она. – Но встречаться здесь я больше не буду. Грязь была и есть». Последней каплей стала операция «по ликвидации старья».
Давно Архипова уговаривала Аркадия освободить шкафы и ящики от старого тряпья. Так Александра называла старую одежду, изношенное постельное белье, кухонные полотенца.
– Понимаешь, ты их так изгваздал, что, даже прокипятив в хлорке, их к жизни не вернешь! Это же копейки стоит. Мы с тобой купили целую упаковку!
Морковкин бубнил, мычал и отказывался выбросить старье.
Однажды Александра открыла шкаф, чтобы достать тряпку для мытья окна, и на нее свалился ком залежалого барахла.
– Аркадий! – взревела она. – Иди сюда быстро!
Морковкин прибежал.
– Вот это все на помойку! – провозгласила Александра и стала запихивать вещи в черный мешок. Морковкин суетился рядом и пытался стянуть из-под рук какую-нибудь тряпицу. При этом он приговаривал:
– Еще может пригодиться, еще может пригодиться…
– Ты в жизни не убирал дом сам! Ты понятия не имеешь, чем и как сейчас убирают. И твоя Валентина, халтурщица, не знает! – орала Архипова, отбирая у него «добычу». В этот же день она босой ногой наступила на рыбью кость. Взревев от боли, она представила кость Аркадию.
– Вот! Вот работа твоей Валентины. Неряха и халтурщица!
После этого случая она торжественно объявила Морковкину, что ночевать у него не будет.
– Знаешь, не жила я в грязи и не буду. Теперь, когда этот гений чистоты, эта Валентина появилась в доме, ты вообще перестал что-либо делать. Чашки не помоешь. А она их тоже не моет. Она их полощет. Я сама видела. Унитаз зарос грязью, только крышка блестит. Я теперь за вами двумя должна убирать?
– Как это? – не понял Морковкин.
– Она не чистит пылесос. Он же не «тянет». Она ждет, что это сделаю я?
Морковкин завел песню, что Архипова необъективна.
– Дорогой, давай, пока Валенитна учится убирать, будем встречаться на моей территории? Я чистоту люблю.
Морковкин нахмурил брови, а потом улыбнулся.
– А давай! У тебя трахаться удобнее, кровать шире…
– И ковер чище, заметим, – добавила Александра.
Они уже встречались достаточно долго, но страсть не угасала. И начав целоваться в лифте, они продолжали уже в квартире, но на ковре.
– Знаешь, если твои соседи подглядывают в глазок, они должны знать наизусть мои комплекты белья. Я ни разу, по-моему, не вошла в твой дом с застегнутой блузкой.
Морковкин довольно рассмеялся.
Итак, теперь он ехал к ней, она его ждала. Как это ни странно, поцелуи в лифте закончились, совокупление на ковре – тоже. Зато страсть распускалась огненным цветком на огромной кровати в спальне Архиповой.
– Вот, – как-то сказала она, пытаясь отдышаться, – любовь имеет разные формы. Страсть почти всегда одинаковая. Потная, мокрая, с прилипшими волосами и смятыми простынями.
Морковкин ничего не ответил. Он смотрел на нее.
– Ты что? – удивилась Александра.
– Я опять тебя хочу. Как? Как это у тебя получается? Как у тебя получается держать мужика в таком напряжении.
– Все очень просто, – ответила Архипова, – я люблю заниматься любовью. Я получаю от этого удовольствие. Это часть моей жизин. Я делаю это не для мужчины, не для его удовольствия, а для своего. А это очень будоражит.
Морковкин прижался к ней, мокрые тела чавкнули. Архипова расхохоталась.
– Я – в душ, – сказала она и соскользнула с кровати.
Морковкин посмотрел ей вслед и вздохнул. Оставшись один, он огляделся. Спальня Александры была серо-белой. Стены, шторы, мебель с матовой полировкой. Все было свежим и холодным. Даже не заглядывая под кровать, Аркадий знал, что там ни пылинки, а за дверцами шкафов идеальный порядок. Это ему нравилось. Во-первых, напоминало бывшую жену Веру, а во‐вторых, такая чистоплотность внушала спокойствие. Морковкин с некоторых пор стал задумываться о возрасте. Он сам не знал, как так случилось, но мысли, никогда не посещавшие его, стали источником беспокойства. «Это на меня произвела впечатление смерть Ящурова», – пришел к выводу он. Действительно, некоторое время назад тот самый поэт Ящуров, с которым он летел из Парижа, умер в своей квартире, а хватились его через три дня. Теперь Морковкин старался не думать о своей пустрой квартире, срочно прошел диспансеризацию и даже посетил протезиста на предмет обновления «моста». Морковкин поддерживал в идеальном состоянии все, что было видно, но имел обыкновение запускать то, что было скрыто от глаз. Архипова не раз ему пеняла на это.
– Это как с квартирой. На потолке лампочка без абажура и щербатые тарелки, а пальто кашемировое и штиблеты лаковые! Это неправильно!
Морковкин только отмахивался. А тут, после смерти Ящурова, забеспокоился и даже однажды заговорил о наследниках.
– У тебя нет детей, не волнуйся, – «успокоила» его Александра в своейственной ей манере, – не будет скандалов, ссор, рыданий. Объявится какая-нибудь родня и все приберет к рукам.
– Тебе, что ли, завещать? – раздумчиво произнес Морковкин.