Все искренне радовались похвале высокого начальника, одна Надя была испугана не на шутку:
— Ой, пипец котеночку, допелись девочки! Интерес Самого, а так называли Сталина, никак нам сейчас не нужен. Надо как-то тушить пожар,- промелькнуло в одно мгновение в голове девушки.
И по завету Штирлица, который недаром говорил, что запоминаются последние слова, Надя стала разливаться соловьем:
— Да что вы, Александр Сергеевич, без вас и помощи других участников конференции ничего бы не получилось. Нас ведь не так и много, а зал большой, голоса совсем бы потерялись, а вы все нам так дружно помогли. Так что это ваш успех в большей степени, — в принципе, она говорила правду, а сказанная именно ею эта правда была сейчас очень своевременной и ценной.
— И песни я по просьбе нашей партийной и комсомольской организации сочинила, уж не знаю, как они такими получились, но сами понимаете, какое время, такие и песни, я очень старалась не подвести старших товарищей,- и опять искренне звучит, вполне в духе времени и этого кабинета.
— Так что спасибо большое, но это слишком большая для нас честь, это заслуга Партии в большей степени, — и она, покивав на скромно стоявшего Марксэна, как на застрельщика всех этих действий, подошла поближе, позволив Щербакову приобнять себя, правда, быстро отойдя затем в сторонку.
Основные мысли были сказаны:
— «Партия — наш рулевой!» «Партия сказала — надо, Комсомол ответил — есть!» — и прочие трескучие лозунги прозвучали. Вся честь отдается высоким партийным начальникам, а их хор лишь помог воплотить их мысли и идеи в жизнь, озвучить их, — вполне неплохо получилось.
И Щербаков это оценил, подхватив абсолютно искренне:
— Да, ты права, пели все партийцы дружно, да и вы неплохо помогали, — вот, уже то, что надо, первая роль у партии, а они так, рядом постояли да рты пооткрывали.
— Ладно, не будем вас больше отвлекать от дел, понимаем, как вы заняты, так что, спасибо еще раз большое, Александр Сергеевич! Вы нам очень помогли, так высоко оценив наше выступление! От всего нашего коллектива огромное спасибо! Под вашим чутким руководством наша комсомольская организация будет и дальше жить и действовать, — почти искренне сказала девушка, и только Сима почувствовала небольшую иронию в ее голосе. Но лесть в данном случае нужна и важна, и проглочена она была Щербаковым без всякого сопротивления
Вот теперь и нужно срочно покидать этот кабинет, пока начальство не спохватилось. И, оставив Марксэна в помещении, за руку утянув Петю, который явно тоже хотел остаться за компанию, но рано ему еще с такими людьми рассиживаться запросто, девушки благополучно покинули высокое «присутственное место».
Последнее, что они услышали, были слова Щербакова:
— Ну, у вас и комсомолки инициативные, хваткие больно, — но в голосе звучало не осуждение, а похвала.
— Но как мы пели, скажи, как пели: «И Сталин такой молодой, и юный Октябрь впереди»! Давай, Максэн, выпьем за нашу партию и ее мудрого руководителя — товарища Сталина! — и звон рюмок был последним, что прозвучало из приоткрытой двери, тут же плотно захлопнувшейся.
А Надя, выйдя из кабинета завершающей, тихо сползла по стеночке — столько сил отнял у нее этот непростой разговор. Она одними губами прошептала бессмертные слова, смысл которых поняла как никогда точно: «Минуй нас пуще всех печалей, И барский гнев, и барская любовь».
Сима сразу помогла ей подняться и напоила водой из графина, стоявшего на столе у секретаря, который недоуменно смотрел на эту сцену.
— Переволновалась немного, честь ведь какая, не каждый день с таким большим человеком общаешься, — сухо объяснила она мужчине, который кивнул с пониманием.
Посидев немного и придя в чувство, отметив у секретаря свои пропуска, девушки и молодой человек, которые мало что поняли из всего происходившего, хотели было отправиться восвояси от греха подальше, уже без всякого сопровождения.
Но Надя, которая уже немного пришла в себя, решительно воспротивилась:
— Подождите, надо деньги получить, а то потом не дождемся ничего, — и она уже нормальным шагом отправилась по коридору, ища заветную дверь с надписью «Хозяйственный отдел». Все комсомольцы такой же стайкой, как и раньше, двигались за ней, поражаясь ее настойчивостью.
Найдя нужный кабинет, она отдала бумагу, которую ей передал Щербаков, на которой было кратко написано: «Решением горкома выдать три тысячи рублей». Ни кому, ни за что, указано не было, все было коротко и ничего не ясно, но девушку это ничуть не беспокоило — сами разберутся между собой, деньги выделили за все их труды, и за это спасибо.
— А «не хило нам отбашляли, вот где все 'золото партии» сейчас зарыто, — почему-то именно в таком тоне подумала Надя.
Деньги им выдали абсолютно молча, без лишних вопросов, крупными купюрами. Полученные банкноты девушка отдала Глафире, которая и спрятала их куда-то на своем большом теле, отвернувшись от все понимающих девчат. Вот теперь и можно идти домой, что девчонки и сделали почти бегом, будто за ними кто-то гнался. Петя еле за всеми успевал, но вопросов не задавал, он всегда был ведомым и делал только то, что говорили, инициативу проявлял редко.
— А в идеологический отдел зайти, про пластинки узнать? — напомнила Сима.
— Попозже, не горит, и без нас споют, если захотят.
Надя держалась из последних сил, ей опять было плохо, темнело в глазах. Она почти не помнила, как все добрались назад до общежития. Девушка еле дотерпела до комнаты и из последних сил упала на свою кровать.
— Вытянули энергию из меня знатно, вампиры партийные, кровопийцы идейные, — подумала она, отключаясь, и уже не слышала удивленных вопросов девочек, которые, впрочем, уже привыкли к особенностям своей подружки.
Видимо, наличие души пожилой попаданки в теле молодой девушки не всегда справлялось с совместным сосуществованием, и после таких эмоциональных нагрузок требовалось отдохнуть и восстановиться, что и было сделано с огромным облегчением обеими — и пожилой, и молодой в единстве.
Глава 6' Мы делили апельсин, много нас, а он один"
Глава 6. «Мы делили апельсин, много нас, а он один».
Надя недолгое время пробыла в забытье-полусне восстановления и довольно скоро пришла в себя.
Нужно было заняться делами, раз вышло впервые получить деньги за свои усилия и переживания. Присев к столу, она внимательно осмотрела всех подружек и с улыбкой процитировала детское стихотворение — считалочку из будущего:
— Мы делили апельсин, Много нас, а он один.
Эта долька — для ежа, Эта долька — для стрижа,
Эта долька — для утят, Эта долька — для котят,
Эта долька — для бобра, А для волка — кожура.
Он сердит на нас — беда!!! Разбегайтесь кто-куда!
Подруги с удивлением смотрели и на девушку, и на ту кучу денег, которую достала из своего «хранилища» Глафира, послужившая своеобразным «живым сейфом». Надя стала демонстративно все пересчитывать, показывая каждую купюру, чтобы подруги убедились — получено ровно три тысячи рублей.
Денег было много даже на взгляд Надежды, что уж говорить про девчат — они видели такую сумму, которая составляла примерно годовую зарплату успешного специалиста, пожалуй, впервые в жизни.
Девушка понимала всю опасность обладания этими деньгами. Если они совершат ошибку, втихушку разделят их между собой — все, прекрасный повод для доноса найден! «Комсомолки тайно разделили деньги, полученные от горкома», — чем не причина для ареста, сначала пойдет как моральное разложение, а там и политику можно подтянуть.
Поэтому Надя решительным тоном сказала:
— Так, девчата, пойдемте в кабинет к Марксэну Кузьмичу. Если он не пришел, то в зале собираемся. Зовите всех туда — Петю, Аню, Олю, если есть, Константина Михайловича пригласите. Будем партийно-комсомольское собрание проводить.
И опять девушка и сама до конца не понимала — зачем она так решила, но знала — это надо делать только так, и не иначе. Все должно быть открыто и честно, без всяких недомолвок, по другому это будет для них действительно опасно.
Через какое-то время все участники концерта собрались в зале, недоумевающие и переглядывающиеся с удивлением. Константина не было, а вот Марксэн, довольный и немного выпивший, тоже ничего не понимающий, присоединился к ним.
— Петр Алексеевич, объявляйте об открытии совместного партийно-комсомольского собрания студентов и преподавателей педагогического училища, — строгим голосом сказала Надя, усевшаяся наверху, за столом президиума.
— А? — недоумение Пети было явным, он и не понял стразу, что девушка обращается к нему, и только потом сообразил, что Петр Алексеевич — это, собственно говоря, он и есть, и произнес нерешительным голосом:
— Собрание объявляется открытым. Повестка дня,- и он опять замялся и посмотрел на всех присутствующих.
Тут Надежде пришлось взять бразды правления в свои руки и решительным голосом продолжить. В ее памяти всплывали все те картины многочисленных комсомольских, партийных и профсоюзных собраний, на которых ей приходилось присутствовать во времена своей молодости, когда без них не обходилась жизнь ни одного предприятия, даже самого небольшого. Поэтому и слова протокола приходили сами по себе, всплывая в памяти:
— Повестка дня собрания — распределение гонорара, полученного за наше выступление на городской партийной конференции в сумме трех тысяч рублей, — и она указала на деньги, лежавшие на столе. Она назвала деньги именно гонораром, подчеркивая их честно заработанный характер.
Озвученная цифра еще раз поразила всех — для этих людей она была запредельной. Оглядев притихший зал, девушка продолжила:
— С повесткой согласны? Возражений нет? Прошу секретаря занять свое место и вести протокол.
И под взглядами девочек, Оля — Леля, которая, оказывается, и была секретарем, заняла место рядом с Петей и приготовилась записывать.
— Слово предоставляется руководителю партийной организации училища Марксэну Кузьмичу, — девушка сразу решила «перевести стрелки» на вышестоящее начальство, но оно также решило «съехать с темы»: