Ньюту пришлось поразмыслить. Фрэнк слышал, как волны бьются о берег. Или это мозг его босса работал на больших оборотах. Ньют был богат, но не особо влиятелен или смышлен. Получил деньги в наследство. Порой это спасение, порой — проклятье. Без них Ньют работал бы где-нибудь на мойке машин, если б повезло.
Ньют сказал:
— Я ожидал, что к этому времени ты уже закончишь. У тебя сложности?
— Ничего серьезного.
Дверь в ванную осталась открытой. Лулу пустила воду. Ньют спросил:
— Что за шум, Фрэнк?
— Дождь идет.
— Посреди лета?
— Слушай, это же Ванкувер. Тут люди, отправляясь загорать, прихватывают две вещи: книжку и зонтик.
Лулу запела. У нее был недурной голос. Ньют спросил:
— Кто-то поет?
— Прямо через улицу, — сказал Фрэнк. — Слушай, у меня четвертаки кончаются, нужно бежать.
— Надолго еще задержишься?
— Где, в будке?
Ньют взревел: «Заткнись!» — прямо в ухо Фрэнку. Послышалось какое-то бурчание, затем звон разбитого стекла. Ньют проорал:
— Слушай меня, Фрэнки! Ты только хохмить и годишься, да и не так у тебя смешно получается, чтобы этим на жизнь заработать! — Ньют неровно дышал в трубку, стараясь взять себя в руки. Наконец он сказал: — Ты надолго собираешься задержаться в Ванкувере?
— Ни в коем случае. Дождь льет с тех пор, как я приехал. Просто потоп. Люди тонут на тротуарах пачками, газеты даже перестали об этом сообщать, — Фрэнк заговорил серьезно. — Еще дня два, может, три.
— Это дорогой отель, Фрэнк. Я проверил. Самый дешевый номер у них — сто двадцать в сутки.
Фрэнк не стал ввязываться в новый спор.
— Счет-то растет, — сказал Ньют.
— Я — профессионал. Чего ты хотел, помнишь? Человека, который выполнит работу чисто и без шума. Черт, я мотаюсь по городу в «форде». Двухдверном. Ни сдвигающейся крыши, ничего. Дай мне передохнуть.
Ньют устало вздохнул, Фрэнк словно ощутил хорошо знакомый ядовитый букет запахов. Застоявшийся дух «Мальборо». Эликсир для рта. Мексиканское пиво. Фрэнк отшатнулся, машинально отдернув трубку.
Ньют сказал:
— Это ты мне дай передохнуть, Фрэнк. Кончай тратить мои потом и кровью заработанные денежки, сделай наконец дело и возвращайся.
Фрэнк сказал:
— Слушай, это не…
Ньют повесил трубку.
Клик.
Вот так, сквалыга и хам.
Фрэнк взял трубку двумя руками и крутанул кулаки в разных направлениях. Ошметки пластмассы ударились в стены и потолок, рикошетом отлетели от окна.
— Как мы позвоним, чтобы сказать, что нам нужен новый телефон? — спросила Лулу с порога ванной.
— Ничего, я сейчас починю или раздобудем новый.
Лулу хихикнула:
— Ты смешной, Фрэнк. Хочешь, сходим в магазин?
— Ага, очень.
— Точно?
— Случится что-нибудь ужасное?
— Может быть.
Он смотрел, как она одевается. Розовая блузка с высоким воротом, длинная, до щиколоток, белая летняя юбка из ткани легкой, пенистой и прозрачной, как шампанское, которое они пили в бассейне. Белые трусики. Никакого лифчика. Она раскрасила лицо, как маску; когда закончила, Фрэнк не знал, что и думать. Это была она и не она; чудно. Она казалась страшно загоревшей, даже обгоревшей. Каким-то карандашом нарисовала себе пару темных бровей. Приклеила темные ресницы, похожие на швабры. Прошлась по губам помадой, которая превратила их в кровоподтек. Она работала медленно и целеустремленно, будто художник, пишущий автопортрет на белом полотне собственного тела. Фрэнк глядел как зачарованный. Она надела зеркальные очки, лиловый парик и розовую соломенную шляпу.
Закончив, обернулась к нему и спросила:
— Как я выгляжу?
— Хорошо, хорошо.
Фрэнк был уверен, что сквозь тонкий шелк блузки различает форму ее грудок. При мысли, что каждый дурак может пялиться, каждый дурак может разглядеть, ему стало не по себе.
— Что-то не так?
— Рубашка…
— Блузка.
— Малость…
— Откровенная?
— Ага.
— Так и задумано.
Фрэнк сказал:
— Может, это и грубо, но я должен тебе сказать: мне это не нравится.
— Не волнуйся. Помни, смотреть может кто угодно, дотронуться позволено только тебе.
Фрэнк решил не спорить.
— Если б я тебя встретил на улице, не узнал бы, — сказал он.
— Так и задумано, родной.
Они спустились на лифте в холл, прошествовали мимо стойки и модели паровоза. Фрэнк выглядывал Роджера, но не увидел. Когда они ступили из автоматически раздвигающихся дверей на улицу, Лулу протянула Фрэнку белый зонтик. Он раскрыл зонтик, заслонил ее от губительного солнца. Они миновали перекресток и прошли по Джорджия-стрит мимо скейтбордистов, фонтана и пары больших каменных львов по обе стороны гранитной лестницы, которая вела в тупик: к гигантскому неоткрывающемуся подъезду. Легионы взмокших туристов отваживались взобраться на галерку с шумливыми голубями, чтобы подергать двери и убедиться, что они заперты навеки. Это была архитектурная шутка, которую понимали даже не все местные.
Солнечный свет, отраженный тысячами автомобильных стекол, слепил глаза. Лулу вела его сквозь сияние к универмагу «Итонз Молл». Она хотела присмотреть для него часы. Фрэнк сказал, что ему не нужны часы — одни уже есть.
Лулу ответила:
— Когда ты носишь «Ролекс», люди думают, что ты преуспеваешь.
— Какая мне разница, что они думают?
Лулу серьезно поглядела на него снизу вверх.
— Как-нибудь на днях давай купим книгу про космос. С картинками, чтобы ты показал мне, на какой планете родился.
— Хорошо, — улыбаясь сказал Фрэнк.
Они поднялись на второй этаж, вошли в сверкающий медью портал ювелирного магазина; на двери огромными медными буквами выведено имя: Векслер. Человек за прилавком, около шестидесяти или шестидесяти с небольшим, пухлый и лысеющий, был одет в темно-серый костюм, серую рубашку и галстук в широкую темно-синюю и бордовую полоску. Он улыбнулся и сказал:
— Чем могу служить?
Лулу поправила свои зеркальные очки.
— Нам нужен «Ролекс». Золото, никаких бриллиантов. Вы — мистер Векслер?
— Пол Векслер. — Он извлек крохотный медный ключик, отомкнул стеклянную витрину. Фрэнк внимательно огляделся. Пространство магазина почти целиком занимали отполированные стеклянные витрины. Ковер цвета светлой бронзы. Все в магазине было золотое или золотистое. Стены оклеены обоями, которые выглядели как листы золота. Стекло отражает лучи золотистого света. Из замаскированных динамиков льется поток фортепианной музыки. Воздух неподвижен и прохладен. Ледяные пальцы Векслера помогли Фрэнку справиться с застежкой его «Сейко», надели «Ролекс».
— Они чудесно на вас выглядят.
— Сколько? — спросила Лулу.
— Тринадцать с половиной.
Тринадцать с половиной тысяч за часы? У Фрэнка словно ожгло запястье.
Кредитная карточка Лулу порхнула через прилавок и упала на пол к ногам Векслера. Лулу сказала:
— Извините меня, пожалуйста.
Векслер нагнулся за карточкой. Лулу подмигнула Фрэнку. Появился нахмурившийся Векслер.
— Простите, это…
Лулу выхватила карточку у него из рук и стукнула по носу. Ювелир потрясенно отшатнулся. Над его верхней губой появилась кровь. Он вытащил платок. Лулу обернулась к Фрэнку.
— Отруби его, пока он не поднял тревогу.
Фрэнк нанес Векслеру удар правой по подбородку. Ювелир сложился, как дешевый аккордеон, и исчез за прилавком. Какое-то мгновение платок отмечал место, где он стоял. Лулу подхватила его в воздухе, чтобы стереть отпечатки пальцев со стеклянного прилавка. Потом взяла «Сейко».
Фрэнк перегнулся через прилавок. Рот Векслера был раскрыт. Грудь равномерно вздымалась и падала. Фрэнк сказал:
— До свадьбы заживет.
— Отлично.
Когда эскалатор вез их на нижний этаж, Лулу спросила:
— Сколько он будет в отрубе?
— Минут пять, около того.
— И все?
— Может, меньше. Это хорошие часы, но можно купить и на улице за пятьсот долларов. В смысле, я не собираюсь никого убивать за них.
— Нам лучше уносить ноги.
— Рад, что у тебя есть план, — сказал Фрэнк. — А то я уж подумал, ты решила: поспешишь, людей насмешишь.
— По-твоему, мы успеем дойти до гостиницы за пять минут?
— Запросто, — сказал Фрэнк, — но пожара нет. Векслер едва будет на ногах держаться, может, у него даже легкое сотрясение. Нокаут, знаешь, выводит человека из строя. Пока он очухается, пройдет еще минут пять.
— Нам нужно было телефонный провод выдрать, ты хочешь сказать?
— Диспетчер спросит его, срочное ли дело. Он начнет на нее орать. Взбесится. Полицейские явятся минут через десять, не меньше, а может, и больше. С их точки зрения, чего горячку пороть. Все равно нет шансов кого-нибудь поймать. Нас давно и след простыл, и они это знают. Да и потом, им плевать, поймают они нас или нет.
У выхода на Джорджия-стрит маячил охранник, но он стоял к ним спиной, заглядевшись на молодую японочку в джинсах в облипон и блузке без спины.
Лулу толкнула дверь. Фрэнк предпочел бы распахнуть подъезд перед ней, ему это доставило бы удовольствие. Она сказала:
— Полицейским плевать, поймают они нас или нет? Как это может быть?
Фрэнку пришлось немного дать задний ход.
— Ну, не совсем плевать, конечно. Но гораздо больше, чем полагалось бы. Понимаешь, их ничего не вдохновляет, отсутствует фактор сочувствия. Им никогда не светит купить у Векслера часы за тринадцать тысяч, и они это знают.
Он перешел налево от Лулу и раскрыл зонтик. Она улыбнулась ему, тесно прижалась.
— И потом, — продолжал Фрэнк, — они никогда не скажут этого вслух, но подумают: если у парня товара на миллион долларов, а он настолько тупой и жадный, что не нанял кого-нибудь себя прикрыть, даже на грошовую камеру не расщедрился, он заслуживает всего, что получил.
— Откуда ты знаешь, что камеры не было?
— Проверил первым делом.
Перед отелем стоял туристический автобус с дизельным двигателем, он выплевывал клубы черного дыма прямо на тротуар. Фрэнк сложил зонтик. Будь это его отель, он велел бы кретинам-водителям выключать двигатели или останавливаться где-нибудь в другом месте.