Еще я хочу воды.
— Там есть пункт о совместном проживании, — отвечает Константинов.
— Но у нас же будут отдельные спальни? — я произношу мысли вслух, что случается, когда я паникую.
А я паникую!
Я пытаюсь свыкнуться с мыслью, что фиктивный брак — это моя новая работа, а Константинов — мой ужасный босс. Но ведь от боссов отдыхают? Приходят домой и забывают об их существовании до следующего рабочего утра. А тут что?! Он будет круглосуточно рядом?
Инна будет меня дрессировать под требования высшего света, а господин большой босс приручать к своим горячим рукам?
Я точно выживу в этом доме?
— Ты хочешь одну спальню? — Константинов усмехается. — Я не планировал, но можно устроить.
Глава 5
Константинова уводит Герман, а я остаюсь с Инной. Брюнетка подходит ближе и проводит заточенным ноготком по столу рядом с моей ладонью.
— Вы разговариваете с Максимом Викторовичем неподобающим тоном, — она выбирает учительский противный тон. — Лучше бросьте это, Светлана, пока не вошло в привычку.
— Простите?
— Вы слышали.
— Нет, Инна, это вы разговариваете со мной неподобающим тоном. Вы мне не классный руководитель и не мама.
— Откуда вам знать, как разговаривают мамы?
У меня перехватывает дыхание из-за ее жестокой насмешки, я не могу скрыть эмоции и беспомощно хватаю ртом воздух. Она бьет в мое слабое место, у нас с сестрой не было родителей, нас воспитывала бабушка, да и той уже нет. Я давно привыкла, что сестра — и есть моя семья. Я, как старшая, пыталась заменить ей маму, но это невозможно.
— Вот-вот, — кивает Инна с довольной улыбкой. — Говорите только на те темы, в которых понимаете. Помните свое место, а то будет очень больно падать. Вы только изображаете, что близки Максиму Викторовичу, на самом же деле между вами пропасть. Нет, если вы будете очень настойчивы, он проведет с вами пару ночей, он любвеобилен и иногда понижает планку.
Брюнетка очерчивает границу где-то на уровне своей талии и смотрит на меня с неприкрытой насмешкой. Я же чувствую смятение, я не привыкла, что мне в лицо плюют ядом, и в первые секунды теряюсь, как идиотка.
— Я отправляла поутру на такси и девушек попроще вас. Моделей, правда, но без надежд на подиумы Парижа и Милана. Как сказал сам Максим Викторович, в барах очень плохое освещение.
— Вы ревнуете? — я, наконец, проталкиваю слова через скованное горло. — Знаете, Инна, я сегодня внимательно изучу договор и проверю могу я вам расцарапать лицо или нет.
Ее губы превращаются в прямую полоску. Ей не нравится, что я вздумала огрызаться, наверное, привыкла пугать одним внешним видом. Или вернее, приближенностью к Самому Максиму Викторовичу.
— Запомните свой график, — она переключается на деловые вопросы, достает из кармана пиджака сотовый и зачитывает мне строчки. — Сейчас вас заберет стилист и вы начнете работать над гардеробом. Это займет весь день. Если успеете, то сделаете первые пробы с визажистом. Потом можете отдыхать.
Она отрывает взгляд от экрана.
— Пока достаточно.
Она прожигает меня взглядом насквозь, и в этом взгляде я отчетливо читаю обещание войны.
Ну что ж… Не я ее объявляла.
И вообще лучше думать о стилисте и платьях, понервничать я всегда успею. Бояться Инну — только приятное ей делать. Не буду. К черту!
Я уже поворачиваю к входной двери, но вдруг оказывается, что никуда ехать не надо. Стилист уже здесь и даже переделал в элитный бутик гостиную с камином. Она оформлена в охотничьем стиле и фигурки диких животных смотрятся совершенно безумно рядом с вешалками, которые завалены брендовыми чехлами.
Их количество навевает на меня тоску. Их десятки… Нет, сотни! Я только сейчас осознаю, сколько всего мне придется перемерить и сколько оборотов вокруг оси сделать перед зеркалом.
Высокий мужчина с еще более высокими скулами встречает меня рентгеновским взглядом. Он поднимает палец вверх и заставляет остановиться. Я замираю, едва шагнув в центр комнаты, а он плавно приближается и спускается взглядом по моему телу ниже. Меня никогда не рассматривали так жадно, будто я последняя баночка красной икры по скидке в пятьдесят процентов.
— Ясно, — заключает стилист. — Весы с тяжелым низом.
Что?
Нет у меня тяжелого низа.
И почему здесь всем надо меня оскорбить?
— Простите, не модель, — произношу с детской обидой, но ничего не могу с собой поделать. — Ноль надежд на подиумы Парижа и Милана.
— Что?
— Ничего. Похудеть не смогу, я и так последний месяц на диете. Это мой максимум… то есть минимум.
— Худеть не надо, — стилист отмахивается, будто я сказала глупость. — Для образа невесты идеальны платья. Они же идеальны для вашего типа фигуры.
— Боже, вы сказали “не надо худеть?” Вы первый человек в этом доме, кого я люблю.
Я улыбаюсь ему, и замечаю озорной огонек в его зеленых глазах.
— Нет, Светлана, вы сейчас возненавидите меня, — он указывает на вешалки с горой одежды, которую надо перемерить. — Но потом увидите свои фотографии с выходов в свет, и тогда точно полюбите.
Он не врет. Насчет возненавидите.
Первые два часа я сохраняю бодрость духа и обращаю внимание на бирки. Chanel, D&G, Prada, Ralph Lauren, Burberry, Louis Vuitton… Третий час впрыскивает в мою кровь безразличие, а вот после четвертого начинает подниматься критичный уровень раздражения. Устаешь от молний, пуговиц, каблуков и силуэтов, в которых лучше не дышать. Высокая мода создана не для жизни, а для любования отражением.
Но любоваться быстро надоедает, хочется опять жить, черт возьми. Я хоть немного отдыхаю, когда мы выбираем повседневные варианты, а вот вечерние платья — это проверка на стойкость.
К процессу вскоре присоединяется стилист, который прикладывает к моему лицу какие-то полоски и уходит в сторону. И так несколько раз. Потом он трогает мои волосы, задумчиво кривится и снова уходит.
— Меня же не побреют налысо? — спрашиваю у стилиста шепотом. — Это точно не подходит образу невесты.
— Только если не подберут крутые парики, — подшучивает мужчина.
— Черт.
Меня отпускают, когда за окном успевает стемнеть. Я забираю два комплекта в чехлах, на которых налеплены фотки Полароид с инструкцией, как именно нужно заправить блузку, как застегнуть пояс и сколько пуговиц оставить незастегнутыми.
Я поднимаюсь наверх, где мне показывают мою комнату. Я сбрасываю весь груз в кресло и иду в душ. Я не обращаю внимание на комнату, уже в ванной понимаю, что даже не скажу какого цвета обои в спальне. Я получила слишком дикую порцию впечатлений, чтобы быть в состоянии воспринимать что-то еще новое.
Поэтому я игнорирую мраморно-позолоченную ванную и иду в душевую кабинку без вздохов пораженного видами туриста. Я наношу на тело мягкий гель с цитрусовым ароматом и ненадолго отвлекаюсь, забывая где я и почему я.
— Ничего, Светик, — подбадриваю саму себя. — Обвыкнемся, может, даже во вкус войдем. С Инной разберемся, сейчас сестре позвоним и придумаем, что с ней делать.
После душа я набрасываю на плечи махровый белый халат, замечаю ряд баночек на стеклянной полке у зеркала и нахожу питательную маску. Быстренько наношу ее и прихватываю с собой полотенце, чтобы вытереть им потом маску. В ванную я уже не вернусь, сейчас дойду до кровати и рухну, как полагается после трудного рабочего дня.
Я открываю дверь, делаю шаг и коротко вскрикиваю.
— Ты с ума сошел?!
Константинов лежит на моей кровати, вытянувшись во весь рост и закинув нога на ногу.
На нем домашняя пижама. Черный шелк в тонкую белую полоску. Элегантный, дорогой, идеальный… Не мужчина, а статный красавец, сошедших с рекламных страниц. Только вот почему на мою кровать?! Больше в огромном доме нигде не лежится?
А Константинов выглядит так, словно собрался спать. Занял правую сторону, скинул покрывало на пол и подбил под голову сразу три подушки.
— Погасишь свет, когда ляжешь? — лениво тянет он, бросая на меня короткий взгляд.
Короткий, правда, у него не получается. Он замечает маску с голубым оттенком на моем лице и нервно дергается, испугавшись, но через мгновение справляется с собой и снова выглядит невозмутимым. Он прикрывает глаза и всем видом показывает, что надумал ночевать именно здесь.
Я же смотрю на клавиши. Там столько кнопок с каждой стороны кровати, что можно включить/выключить любую лампочку в доме, и заодно завтрак в постель заказать. Но господин Большой Босс сам руку не протянет, он лучше распоряжение отдаст.
— Погашу, — я киваю и делаю уверенный шаг в спальню. — Как только ты уйдешь.
— Уйдешь? — он приоткрывает один глаз и смотрит на меня. — Я только пришел, милая. И чертовски устал, давай уже баиньки.
Он ласково улыбается мне, а в глазах откормленные чертята так и пляшут. Константинов выбрасывает правую ладонь и похлопывает по свободной стороне, приглашая. Его улыбка сразу становится другой — лукавой и с подтекстом.
— Не упрямься…
— Константинов, ты шутишь с огнём. Я сейчас со злости сделаю какую-нибудь глупость, и виноват в ней будешь ты!
— Я родился мужиком, я всегда виноват. Я привык.
Арррр!
— Ну и черт с тобой! Сладких снов!
Я злым шагом пересекаю комнату и подхватываю с кресла свою одежду. У меня нет сил препираться с ним и соревноваться в язвительности, я спать хочу! Забраться в мягкую постельку и забыться до следующего утра. Хоть чуть-чуть отдохнуть от этой избалованной физиономии!
Я направляюсь к двери, но Константинов вдруг поднимается на ноги и догоняет меня за мгновение. Это очень легко при его росте, один его шаг как три моих. Он вырастает передо мной неприступной стенкой и закрывает весь проход.
— Куда ты собралась?
— Здесь два этажа. Я найду где лечь, если тебе уж так приглянулась эта спальня.
— Черт, Света, может уже хватит? Шутки хороши в меру, — он взмахивает ладонью и запускает пальцы в свои жесткие волосы. — Иди в кровать. Я собираюсь спать, а не проверять, есть ли что-то под твоим халатом.