Отец и мама уже вручили свой подарок и теперь просто разговаривают с именинником и его супругой. Заметив нас, отходят чуть в сторону.
— Дядя Сережа, — обняв его, целую в щеку, — поздравляю вас с праздником.
— Да уж, конечно, — бухтит тот, — придумали отмечать, как на год постарел.
Я тихо посмеиваюсь, потому что за долгие годы его дружбы с отцом хорошо его изучила. Не любит выставлять напоказ свои чувства, но доволен, что его жена опять расстаралась и столько гостей захотели прийти.
— Пусть здоровье вас и дальше не подводит, — желаю я, пока Филипп молча подсовывает пакет.
— А это, стало быть, поможет его продлить? — интересуется он, рассматривая содержимое.
— Конечно! — подхватываю я. — Можно, как думал Филипп, предлагать конкурентам. А можно просто смотреть и гордиться, от чего вы отказываетесь.
— Хороший подарок! — решает дядя Сережа. — Люблю, когда все понятно. А то твой отец мне вот удочку подарил и все прибабахи к ней, а я сиди теперь ночь и думай: то ли это намек, что надо себе новую «рыбку» ловить, то ли намек, что пора готовиться к пенсии и передавать дела молодым, то ли намек, что я дальше своего носа не вижу.
— Я тебе поищу, поищу новую «рыбку»! — грозит тетя Тамара, стоя у него за спиной.
Она делает шаг и тепло обнимает меня.
— А вот о том, чтобы уступить молодым, можно подумать. Смотри, какая смена у тебя — Анжелика, Валера. Думаешь, не справятся?
Дядя Сережа довольно усмехается, накручивает усы и подмигивает мне. Значит, Валера ему ничего не сказал… еще даже не подходил…
— Отец, — слышу за спиной знакомый голос, и мне только чудом удается сохранить улыбку, когда я боковым зрением вижу не только локоть Валеры, но и серебристую ткань. — Я тоже хочу тебя поздравить. Эм… Мы. Мы хотим тебя поздравить. Познакомьтесь, это Милана.
Тетя Тамара изумленно распахивает глаза и пялится на незнакомую для нее девушку, которая вцепилась клещом в ее сына. Дядя Сережа, наоборот, ненадолго их закрывает, а потом со вздохом рявкает:
— Дохлый лещ! Накрылся мой отпуск по пенсии!
Дальше нам делать здесь нечего, и я отхожу, чтобы другие высказали свои поздравления.
— Анжелика, — останавливает меня тетя Тамара, тоже отойдя от мужа и сына. — Анжелика, пожалуйста, скажи, что это просто размолвка. Это ведь все не всерьез, да? Какая такая Милана? Что он себе придумал? Не нужна она ему! Солнышко, я уверена, все еще можно исправить.
Я хочу ей ответить, но это непросто. В горле как ком стоит. С ней мне говорить даже труднее, чем с ее сыном. Наверное, потому, что ей верю. Верю в то, что она и правда переживает, что хотела бы, чтобы все было как раньше. И она бы правда старалась, очень старалась.
— Анжелика, — продолжает она, обнимая меня. — Все обойдется, вот увидишь. Не нужна ему никакая Милана, и нам она не нужна. Все обойдется, девочка.
— Мне жаль.
Я качаю головой и высвобождаюсь из ее объятий. Сделав вид, что хочу выпить шампанского, отхожу к столику.
— Ты слышала: дохлый лещ? — раздается рядом со мной голос Филиппа. — Похоже, дядя Сережа нашел применение удочке. А его сын эту рыбку уже даже поймал.
Я пожимаю плечом и беру бокал. Сделав глоток, чувствую приятную прохладу. Филипп отлучается поискать себе более серьезное спиртное, чтобы и дальше держаться и не въехать в глаз моему бывшему. Но побыть одной хоть какое-то время не получается.
— Анжелика, — звучит у меня за спиной голос одной из подружек. — Дорогая, мне так жаль, что Валера бросил тебя!
И это только первая ласточка. Вскоре за ней подтягиваются и другие.
— Извини, — говорю я очередной сожалеющей и киваю в сторону коридора, где находится дамская комната.
— Конечно-конечно, я вообще не представляю, как ты еще держишься!
Судя по всему, она считает, что расставание разбивает не сердце, а мочевой пузырь. Но я так устала выслушивать глупость, что очередную предпочитаю пропустить мимо ушей.
Я даже не представляла, сколько людей захочет подойти и лично убедиться, что я не убиваюсь по Валере. И не рыдаю. Да, у меня даже глаза не покрасневшие. Пожалуй, моя вереница переплюнула сегодня даже дяди Сережину.
— Валера был такой хорошей партией для тебя… Я не думала, что он тебя бросит… Кто бы только подумал, что он выберет не тебя… Но ничего-ничего, думаю, ты еще обязательно кого-нибудь встретишь… Я искренне полагала, что вы поженитесь, но вы так с этим тянули… Как ты, дорогая? Валера, конечно, поступил бессердечно! Даже если ты где-то и оступилась… Может быть, если ты к нему подойдешь и попросишь… Хочешь, я скажу ему, как ты сильно скучаешь по нему и…
Слова утешителей как эхо звучат под стук моих каблуков. Праздничный вечер, а я за час устаю так, как будто неделю работала без выходных и без Сони. Но больше всего болят щеки от постоянной улыбки.
Я захожу в кабинку только потому, что хочу хотя бы несколько минут побыть одна. Наберусь сил и вернусь.
Не раз я чувствовала на себе взгляды Валеры, но делала вид, что не замечаю его. Ни его, ни его спутницы. К чему там колье с рубинами и сапфирами? А браслет? Сережки у нее обычные, гвоздики в виде звездочек. Единственное, что подходит к платью, перешитому из костюма какого-то космонавта.
Я уже собираюсь выходить, когда в дамскую комнату заходят две женщины. Кабинки здесь еще есть, но они останавливаются у зеркала: просто пришли поболтать. Ну заодно обновят помаду, которую оставили на фужерах с шампанским.
— Видела? Нет, ты это видела? — спрашивает первая, посмеиваясь.
— Да уж конечно! — отзывается вторая. — Подумать только, а я еще идти не хотела! Такое представление пропустила бы!
Голоса изрядно подпитые, но я все равно их легко узнаю: Карина и Тайра. Сомневаюсь, что их так впечатлило выступление сонных музыкантов, и оказываюсь права.
— А ведь все считали, что они поженятся! Представляешь, я даже мучилась и думала, какой им выбрать подарок. Все-таки столько лет общаемся, хотелось что-то достойное, чтобы не обсудили! И что теперь?
— Не вздыхай, — успокаивает Тайра подружку. — Я так думаю, свадьба скоро все равно состоится. Ты видела, как она в него вцепилась? Дочка судьи. Заметь, единственная доченька своей маменьки — хорошая партия для карьеры. Как долго он еще будет на побегушках в своей прокуратуре? Причем не где-то там, на отшибе. Правильный выбор!
Я слышу, как какое-то время только щелкают их клатчи и пудреницы.
— Знаешь, а мне все-таки жаль Анжелику. Столько лет встречались, она же на него до сих пор смотрит как влюбленная кошка!
— Ну она сама виновата. Нужно было хватать его и тащить в загс! А она: «У нас чувства, нам все это не нужно». И карьера эта ее еще. Мне кажется, она больше времени у себя на работе проводила, чем в их постели. Вот пусть и пожинает плоды! Еще и на день рождения его папы пришла!
— Их семьи давно дружат, — замечает Карина. — Пришла — и молодец, тут я полностью на ее стороне.
— Ай, да ладно! — отмахивается Тайра. — Думаешь, ей есть дело до его отца? Она же только ради Валеры здесь! Думала, может, удастся как-нибудь уговорить его помириться. Она бы еще на свадьбу к ним притащилась!
— Ох…
— Да не переживай ты так! У нее на это все равно духу не хватит! Ладно, пойдем, еще чуть-чуть посочувствуем…
Шаги, отрывается дверь, и наконец становится тихо.
Ну что ж, в этом тоже есть плюс. Поди знай, как бы меня обсыпало после подарка, врученного при таком отношении. Вообще, из расставания можно вынести много полезного. Правда, тех, кого считала хорошими друзьями, останется мало.
Выйдя из дамской комнаты, я останавливаюсь. Понятное дело, что нужно вернуться. Не хочу, чтобы стали трещать за спиной: «Ох, бедняжка, не выдержала!» Сочувствие куда хуже, чем открытая злость.
Но все эти перешептывания, взгляды — да и разговор в туалете — несколько выбивают из колеи. Я решаю выйти на террасу, подышать свежим воздухом. К тому же меня не покидает ощущение, что я пропахла десятком духов: поцелуи у щеки, притворные объятья. А еще тихое злорадство. Этот запах и моим гелем не сразу отмоешь.
Мы часто бываем в этом ресторане, поэтому я в курсе, что выходов на террасу два. Один — из нашего зала. Второй — из соседнего. Мимо него я как раз и иду. Из приоткрытой двери тоже доносится музыка — кстати, куда более бодрая. Веселые голоса, смех, мельком я вижу, как кто-то танцует. Тоже праздник, только почему-то гости здесь кажутся более искренними.
Хотя, скорее всего, это потому, что я с ними не знакома. До недавнего времени мне казались искренними многие из друзей.
На улице холодно, ветер тут же пронизывает тело, и я обнимаю себя руками. Я в одном платье. Из машины в машину — нормально, а вот так вот стоять…
Да и дождь продолжается: капли, срываясь с крыши террасы, пытаются зацепиться. За перила или за того, кто им подвернется. Неожиданно я замечаю в стороне огонек, а присмотревшись, понимаю, что это курит кто-то из персонала.
— Ой! — смущается девушка, подняв голову и заметив меня.
И тут же пытается потушить сигарету. Понятно: запрещено. Смотрит взволнованно, неужели думает, что я побегу к ее руководству? Я пытаюсь ей улыбнуться, но она еще больше смущается и торопится ускользнуть.
— Есть лишняя?
Она удивленно осматривает мое платье, потом пожимает плечами и несмело бормочет, протягивая пачку.
— Есть, но вам вряд ли такие понравятся.
— Мне все равно.
Мне действительно все равно, потому что я не курю. Слышала от подружек, что это помогает им успокоиться, подумать, сосредоточиться или просто отвлечься. На столь обширный эффект я, конечно, не рассчитываю. Для меня это возможность просто себя ненадолго чем-то занять.
— Там есть капсулы, — напутствует меня девушка. — Вы их раздавите. Ментоловая и с яблоком.
— То есть можно не только покурить, но и закусить?
Она негромко посмеивается, потом бросает взгляд мне за спину и, снова «ойкнув», вручает зажигалку и возвращается в помещение.