Случайный контракт — страница 24 из 62

— В открытых источниках указывается, что рабочий день практически всех японских фирм начинается с исполнения всеми служащими гимна компании.

Я облегченно выдыхаю: хорошо, что встреча состоится не утром и на нашей территории.

— Может быть, — голос помощницы становится слегка взволнованным, — нам нужно что-нибудь разучить?

Ну да, конечно! Японцы уйдут, а я останусь с этим шоу талантов и буду каждый день выслушивать дружное караоке.

— Надеетесь, что споете «Позови меня с собой» и вас тут же пригласят работать в корпорацию? Передай Каретникову, автору этой гениальной идеи, что я слышал, как он поет, и если это услышат японцы, то они тут же закроют границы.

Алена тихонько хихикает.

— Что еще?

— Все сотрудники компании перед началом рабочего дня собираются… — Она тяжко вздыхает. — Собираются для физической зарядки. Александр Юрьевич, пожалуйста, скажите, что нам это не грозит! Мы же не будем им демонстрировать приседания?

Нет, ну в принципе, физкультура — хорошее дело…

— А хозяин компании тоже участвует?

— Тут не указано. Но скорее всего. Потому что у них на этой встрече еще получают короткое задание.

— Да, отдавать распоряжения в прыжке не очень удобно. Все же мы не стадо лягушек. Убедила, нам это не подходит.

Алена счастливо взвизгивает, а я с удовольствием расправляю спину. Все-таки выспаться оказалось хорошей идеей. Не знаю, может, после того, как я уснул, массажист и продолжал меня терзать, может, он рассчитывал на куда более сильный эффект, чем длительный сон. Но боли нет, и это самое главное.

— Во время деловой встречи принято обмениваться печатными материалами о своих фирмах, — продолжает зачитывать Алена. — Сюда входят: основные данные о фирме, дополнительная информация о компании и еще, очень важно, биография главы компании.

Я мысленно морщусь: а это-то им зачем? Чтобы знать, когда поздравлять с днем рождения? Вряд ли им будет и в самом деле интересно прочитать о трущобах, в которых я вырос. Да и про некоторые сделки в начале моей карьеры лучше не знать. Восточные натуры чуткие, слишком возвышенные.

— Напишешь дату рождения, образование и укажешь год основания компании.

— Одна строка? — удивляется секретарь. — Вы все-таки у нас солидный руководитель. Я тут подумала: я уже заполняла вашу анкету. Что, если я оттуда спишу? Я там в некоторых вопросах очень старалась!

— Угу, я помню, например, когда писала про мои утренние предпочтения водки вместо воды.

— Ну Александр Юрьевич! Это уже дело прошлое! Я покаялась, думала, вы меня простили!

— Я — да, а моя печень пока никак не очистится от такой клеветы. Ладно, добавь еще одну строку. Напиши, что мой любимый напиток — сакэ. Не водка, конечно, но, если придется пить, спасу ситуацию. А то ни гимна, ни физкультуры, пусть у нас будет хоть какая-то точка соприкосновения.

— Яркой чертой японской нации называют традиционализм. У них сильно развит культ семьи. А еще японцы всю жизнь предпочитают работать в одной компании. Компанию принято считать родным домом и второй семьей.

— Вот это распечатай, подчеркни и повесь на стенку в кабинете Каретникова.

Оставшееся до приезда время я тренируюсь без запинки произносить имя приятеля Ярова. Таканохаши Ямоди. Черт знает, конечно, что здесь имя, а что здесь фамилия, так что приходится запоминать и то и другое. Друг, называется! А ведь мог подсказать.

— Ты где? — звонит Яров, когда я уже подъезжаю. — Если ты свободен, мы можем быть минут через пятнадцать.

— Делаю профилактику против болезни Альцгеймера. Буду рад ненадолго отвлечься.

В конце концов, чем быстрее начнется встреча, тем больше шансов, что я правильно произнесу это зубодробильное имя. К офису мы приезжаем практически одновременно. Я как раз поднимаюсь по ступенькам, когда замечаю черный джип Ярова и белый Мерс, заезжающие на парковку.

Из Мерса выходят двое японцев. В строгих костюмах, с чемоданчиком. Кто главный, сразу понятно: он идет первым, рядом с Яровым. Второй держится чуть поодаль, как будто прикрывает его со спины.

Пока стоял в пробке, прочел в сети еще пару советов, и это помогает не пасть в грязь лицом на первых минутах. Когда Яров нас представляет, я, как и японцы, слегка склоняю голову и выдаю свою заготовку:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Рад знакомству, Таканохаши Ямоди.

— Я тоже, Александр Юрьевич, — отзывается тот довольно внятно, хотя и с сильным акцентом. — Мы оба произнесли имена друг друга без единой ошибки. Поверьте, для нас это не менее трудно. Теперь до конца разговора можем обходиться обезличенным «вы».

Я перевожу дыхание и предлагаю пройти ко мне в кабинет. В офисе пустота, как будто все вымерли. Уж не решит ли он, что я тут единственный сотрудник? Еще не доверит такой объем работы, подумает, что не справлюсь. Но мои опасения разбиваются восхищением японца:

— Какая дисциплина! Прямо как у нас.

Ладно, прощу эти прятки.

Мы входим в приемную — я прямо радуюсь, увидев Алену. Все-таки оно лучше, привычней, когда поживее.

— Доброе утро, Александр Юрьевич! — подскакивает она, переводит взгляд на вошедших и кланяется. — Доброго вам утра! Пусть оно принесет благодать, которая будет подобно росе возрождаться раз за разом, в самый необходимый момент. Чтобы враги слепли от блеска этих слез природы, а друзья благодаря их переливам находили самый короткий путь к вашим сердцам, ведь они…

Японцы внимательно слушают. Я начинаю чувствовать, что недостаточно выспался и на всякий случай прислоняюсь плечом к косяку. Храп могут не сразу заметить, а вот если я вдруг упаду и прерву эту монотонную речь… А Яров склоняет ко мне голову и шепотом попрекает:

— Что ж ты не предупредил, что у тебя тут кружок самодеятельности открылся?

Сонно моргаю. То же, что ли, ищет, куда бы приткнуть свою голову?

— Я бы чаще у тебя появлялся, — бухтит он. — А то мы как-то скучно встречаемся — то в ресторане, то у меня. Как будто у нас цель только выпить и закусить.

— А на трезвую голову можно вынести постоянные правки в твоем завещании? И да, с тех пор, как ты подсунул мне Маргариту Аркадьевну, мои мечты стали весьма приземленными — именно как ты говоришь: хорошо выпить и закусить.

— Кстати, как она? Все собираюсь приехать, проведать ее. Все-таки я за нее в ответе.

— Монстр. Разве не видишь, что я похудел? Сегодня вообще от нее еле отбился: пользуясь тем, что я слегка растерялся, не отпустила меня, пока я не съел куриный бульон. Ты приезжай, приезжай. Лучше утром — оценишь мой завтрак.

— Завтрак я предпочитаю проводить с любимой женой.

— Мне тоже, знаешь ли, нравилась компания помоложе. И она у меня была. Пока ты не вмешался.

— Стоит ли жалеть о той, кто тебя легко променял?

— Да уж, — вздыхаю я, — чтобы избавиться от Маргариты Аркадьевны, нужно приложить куда больше усилий.

— Вот видишь! Ты уже замечаешь в ней положительные черты! Еще немного, и будет так, как я говорил: она станет незаменимой.

— Только в одном варианте: если я слягу с анорексией, а она из горничных превратится в сиделку.

Мы прерываемся, потому что Алена заканчивает речь и японцы отмирают. До этого их было не сдвинуть с места, а теперь они о чем-то оживленно переговариваются между собой. Может, ругаются?

На все равно их выдержке можно лишь позавидовать. Сразу понятно, что потомки их самураи. Заметив, что они оборачиваются, с трудом отрываю себя от двери.

— Спасибо за свет, который мы через себя пропустили, — говорит главный из них.

Я кошусь на окна, за которыми тихо капает дождь. А может, они хитрее, чем я? Спали стоя? Просто закрыли глаза?

— У нас с вами очень близкая философия, — продолжает японец. — И очень подкупает то, с какой любовью и почтением к вам относятся ваши сотрудники.

Подозреваю, эту философию Алена нарыла в сети, так что она близка миллионам. Но согласно киваю. Японцы много работают, у них нет времени сутками копаться на форумах, так что для них это и впрямь эксклюзив.

А вот про любовь — это непонятно, к чему он приплел. Мне досталось одно «доброе утро», а все остальное ему и товарищу.

Он снова поворачивается спиной ко мне, и к лучшему. Потому что мое лицо вытягивается, а борода наверняка распушилась от легкого шока. Теперь я вижу то, что так усердно рассматривают японцы. Скажем так, впечатляет.

На столе Алены в ажурной рамке стоит моя фотография. Я прекрасно ее помню — это неудачный снимок с корпоратива. Неудачный, потому что то ли свет плохо падал, то ли кто-то не убрал от камеры палец, но в итоге на этом фото над моей головой возник эффект радуги.

— Радуга? — косится Яров. — Сначала гей-парад, теперь это. Что-то я все сильнее о тебе волнуюсь.

— Александр Венценосный! — рассматривая фотографию, постановляет японец. — Хороший снимок. И хороший знак, я считаю.

Ну раз он так считает! Хозяин такой огромной компании! Чувствую, мне его философия и правда близка.

— Принеси документы по фирме и сделай нам чай, — прошу секретаря. — Пусть его вкус согреет наши души в такую пасмурную погоду.

Мысленно поправив венец, я распахиваю дверь в свой кабинет и приглашаю восточных гостей на аудиенцию.

Едва в руках японцев оказываются документы по фирме, как атмосфера мгновенно меняется. Лица становятся сосредоточенными, они вчитываются так внимательно, как будто перед ними уже готовый контракт.

Яров со скучающим видом посматривает в окно и на дверь. Ага, как же! Посредник — это не проводник, который привел и ушел. Пусть хотя бы морально поддерживает меня в такую минуту, раз не хочет сесть рядом и читать талмуд, который мне предоставили.

Вот что все-таки значит серьезные люди — информацию со своей стороны дали сразу на трех языках: на русском, английском и даже японском! Ну или это опять же связно с их философией и слишком большой верой в людей. Полюбовавшись на иероглифы, я пролистываю экземпляр на английском — пусть будут в курсе, что я знаю язык. Но все-таки выбираю файлы на русском. Порадую их, что не зря потратились на переводчика.