Филипп между тем оббегает всех, даже нас с Вороновым, достает смартфон и прицеливается.
— Обновим мамин альбом! — подмигивает.
Работница загса все же не зря получила сегодня денежное поощрение — ловко подхватывает момент и, излучая вселенское счастье, без устали повторяет:
— А теперь молодые могут обменяться кольцами!
Да и Воронов молодец: кольцо на моем пальце оказывается настолько быстро, что я не успеваю моргнуть. Только и соображаю, что уже все, когда он начинает его подпихивать. Сомневается, что удержится на пальце?
Да нет, на удивление, с размером он угадал. Оно как раз. И безумно красивое.
— Ну вот и все, — говорю я, когда тоже довольно быстро справляюсь с поставленной задачей.
— Почти.
— Жених! — раздается сбоку торжественный голос. — Можете поцеловать невесту!
— А, понятно, — говорю я, чувствуя, как Воронов проводит костяшками пальцев у меня по щеке, — мы этого ждали.
— Я — точно. Ты — надеюсь.
Вопреки своим словам, он не торопится меня целовать. Не переставая водить пальцами по моей щеке, склоняет голову и шепчет в самое ухо:
— Давай постараемся… для тебя… для меня… для нас…
Так, ну это я и сама помню. Правдоподобность. В этом мы оба заинтересованы, поэтому, когда наши взгляды встречаются, я едва заметно киваю и прикрываю глаза…
Секунда.
Вторая.
Его дыхание на моих губах, но поцелуя все нет. Странно. Тут же прицеливаться не надо, а если без этого никак, она даже помадой обведена. Не может решиться? На него не очень похоже.
Его пальцы фиксируют мой подбородок, отчего мое сердце тревожно замирает, и я невольно подаюсь чуть вперед. Мне слышится тихая усмешка, но так это или нет, подумать не успеваю. Глаза открыть тоже. Потому что в эту секунду его губы накрывают мои… вернее… они едва ощутимо к ним прикасаются.
Да у нас подготовка к поцелую продлилась раза в два больше? А это что? И он мне будет говорить о старании и правдоподобности?
Это происходит спонтанно. Эмоции. Сильное удивление подталкивает меня чуть вперед, и наши губы снова встречаются. Вот так, чуть сильнее, чуть ближе, чуть…
А дальше — думаю, это тоже происходит спонтанно, но уже с его стороны. Он перехватывает инициативу и углубляет наш поцелуй. Сейчас… сейчас… я думаю, что сейчас это все закончится, мы ведь уже все всем доказали, но…
Но он не отстраняется, я тоже забываю, что есть такая возможность. И вообще забываю, что мы не одни, на нас смотрят. Просто наслаждаюсь теплым потоком эмоций, которые он не дарит — скорее заставляет почувствовать. И доводит их до пика. Когда голова начинает кружиться и ты хватаешься за единственную опору — его. Когда воздуха не хватает и ты дышишь в редкие мгновенья, когда прерывается поцелуй. Когда исчезают запахи, звуки, остаются одни ощущения.
Мы прерываемся на глубоком вдохе друг друга. Я не сразу снова воспринимаю реальность. Чувствую, как его пальцы поглаживают мой подбородок. С удивлением чувствую, а потом и вижу, что сама вожу рукой по его щеке. Но тут-то у меня чисто исследовательский интерес: оказывается, борода не колется.
— Столько снимков! — слышу восторженный голос Филиппа, который окончательно меня приводит в себя. — Некоторые, правда, в семейный альбом не засунешь, оставлю вам, для личного пользования.
— Семейного, — поправляет Воронов.
И тут снова о своей роли вспоминает работница загса.
— Пожалуйста, молодые, подойдите ко мне! Поставьте свои росписи!
Воронов берет меня за руку и подводит к столу. Причем я сначала не понимаю, почему мы становимся так, чтобы остальным были видны только наши спины. И только взяв ручку, замечаю, что перед нами не книга о регистрации брака, а две копии контракта.
— Не хочу, чтобы мы начинали семейную жизнь с дележа, — заметив мой взгляд, поясняет Воронов.
Я открываю первую страницу.
— Тут все то же, с чем ты уже ознакомилась, — говорит он негромко. — Плюс твои правки. Но если хочешь, можешь перечитать или подписать свой вариант.
Мой вариант можно смело использовать для опознания — он весь в отпечатках пальцев Филиппа, поэтому оставлен стыдливо в машине. При одной мысли о том, чтобы снова перечитать, мне становится дурно. Еще две бутылки вина и триста грамм сыра я не перенесу. А при других обстоятельствах этот контракт не осилишь.
— С меня хватило одного раза.
Я открываю контракт на последней странице, бегло вижу, что это как раз мои дополнения, и уверенно оставляю автограф.
— Вижу, — слышу над собой задумчивый голос Воронова, — ты его внимательно прочитала.
— Не сомневайся.
На его губах мелькает быстрая усмешка, но, когда ручка переходит к нему, он ставит роспись так, будто это клеймо.
— Тем интересней, — говорит он.
Контракты возвращаются в непрозрачную папку, которую он забирает. Мы ставим росписи в регистрационной книге, но это уже не так волнительно. Мы же тренировались.
Стоит нам обернуться, фотосессия продолжается. Причем уже не столько у нас, сколько у свидетелей. И заодно у Ириски. Просто Тайра так и держит ее впереди от себя, поэтому понятно, у кого выходит ракурс покрупнее и лучше.
— Объявляю вас мужем и женой! — доносится в спину радостный голос работницы загса.
— Слышала? — спрашивает у меня Воронов. — Это предложение снова поцеловаться.
Мне всегда казалось, что предложение — это предоставление выбора. То есть то, от чего ты можешь и отказаться. Но у Воронова на этот счет явно другие представления. Потому что он просто обхватывает ладонями мое лицо и целует.
И на этот раз делает это убедительно с первой попытки.
Глава 24
Анжелика
— Ну что, сразу к тебе или немного оттянем быт? — интересуется Воронов, когда мы выходим на улицу.
Пожалуй, вот только сейчас, в эту минуту, стоя на ступеньках загса, я и начинаю полностью осознавать то, что случилось. Это не просто человек, который пойдет дальше своей дорогой. Это мой муж. И мы связаны с ним на год.
— Кстати, — осеняет меня, — бытовые вопросы мы с тобой даже не обсуждали! А ведь это очень важная тема: кто готовит, кто убирает, кто хотя бы выносит мусор. Насчет личного пространства тоже не мешало бы уточнить.
— Разве? — удивляется он. — Хотя что здесь особенно обсуждать? В пункте девяносто четыре контракта сказано, что жена должна быть хорошей хозяйкой и уступать мужу.
Я силюсь припомнить, было ли такое в контракте. Воронов подбадривающе сжимает мою ладонь и проникновенно мне сообщает:
— Но знаешь, контракт составлялся давно. Теперь я считаю, что не только жена должна уступать. Муж иногда тоже. Поэтому мусор я беру на себя, а тебе уступаю уборку и кухню.
Я не могу-у… Он говорит это с таким серьезным лицом, как будто действительно верит, что так все и будет. Что он будет командовать, а я бегать вокруг него с подносами и словами: «Чего еще пожелаете?»
— По-моему, — говорю я, смеясь, — тебе было куда проще жениться на горничной.
При этих словах он едва заметно морщится. Наверное, вспомнил, что теперь ему придется как-то справляться без ее помощи. И мне его даже становится чуточку жалко. Но ненадолго, потому что нас не оставляют двоих.
— Ну где вы там? — прикрикивает Филипп. — Мы уже выстроились на коллективную фотографию. Без вас бы справились, но нам не хватает в кадре чего-нибудь бриллиантового!
Я замечаю, что при этих словах Тайра начинает уж слишком широко улыбаться. Значит, с завистью справляться становится гораздо сложнее. На самом деле она вполне может позволить себе сама купить такое кольцо, и не одно. Вернее, ее папа может купить.
Но это не то. Я лишила ее прекрасного повода и дальше мне «сочувствовать», а по сути, упиваться моими эмоциями. А еще теперь я верю, что она доставала Филиппа, чтобы дал ей контакты Воронова. Знает ведь, что он уже женат, сама присутствовала на свадьбе, но то и дело задерживает на нем долгие взгляды.
Все наши гости уже спустились вниз и отошли чуть в сторону, чтобы не мешать другим новобрачным. Но едва мы подходим к ним, опять начинается кутерьма.
— Так! — Филипп выдергивает из шеренги тяжело вздыхающую, едва пришедшую в себя от слез Таню и вручает ей свой телефон. — Это тебе!
— Может, ей крысу? — с надеждой интересуется Тайра.
— Нет, малышка к тебе привыкла — смотри, как хвостиком к тебе тянется. Ты же не хочешь, чтобы она скончалась от стресса? Похоронить мы ее сегодня не сможем, у нас намечено другое мероприятие. Твой грех на себя никто не возьмет. И придется тебе до завтра носить свою жертву.
Тайра бледнеет даже через слой макияжа. По-моему, ей уже тяжело держать руку вытянутой, подальше от своего платья, но она очень старается по-прежнему не соприкасаться с клеткой и хвостиком, которым ей угрожали. Карина пытается затесаться куда-то за спину японца. О-хо-хо, так же девичья дружба может дать трещину.
— Давай, теперь мы в твоих руках! — напутствует Филипп своего заместителя, торопится к нам и шепчет мне на ухо: — Пусть себе спокойно плачет за кадром. Этого на снимках не видно. А то я посмотрел — из-за нее прямо сомнения, что у нас такой большой праздник!
Я чувствую, как мне на талию ложится рука Воронова, и только теперь понимаю, что мне было довольно холодно. Ну и, пользуясь случаем, прислоняюсь к нему. Наверное, в контракте есть пункт, что муж обязан заботить и оберегать, потому что он становится у меня за спиной и скрещивает на моей талии руки, практически беря меня в теплый кокон.
— Тридцать два… — бухтит тихонько Филипп, пока Таня пытается протереть глаза и прицелиться. — Поверить не могу, что мы все-таки остановились на этой цифре…
Как же меня эта фраза достала…
— Знаешь, — говорю я, — мне тут позвонили: есть несколько бездомных щенят…
— Ты права! Заканчиваем с летоисчислением! Мне бы тоже надоело, если бы мне постоянно намекали на возраст. Хотя я тебя и моложе, и вроде бы если ты не очень расстраивалась и не сильно спешила, то чего уж мне…