— Привет, Лида. Как там мой Граф?
— Да как обычно, — отвечает она. — Рычит на всех, скалит зубы, задирает других собак. Никакого такта и воспитания. Так что получить герцогство ему точно не светит. Его и в хибару-то вряд ли возьмут.
Я вздыхаю. Сложный путь у собаки. Первый хозяин выбросил, второй взял на время и тоже отдал. Ну хотя бы на улицу не выставил. Для Графа это, конечно, слабое утешение, никак не простит. Не хочет осваиваться снова в приюте. И то, что на самом деле он добрый, никому из тех, кто приходит в приют, не показывает. Поэтому Лида права, его не возьмут.
— Знаешь, — говорю я, подумав, — я попробую поговорить со своим братом. У него хорошо получается пристраивать подкидышей. Особенно когда он боится, что они поселятся у него.
— Знаю, — хмыкает Лида. — Но там были малыши, а здесь взрослый, озлобленный пес. Твой брат — душка, жаль его так подставлять. Вдруг обидится? А котят всегда много.
— Я заеду завтра, проведаю Графа. Заодно и корм в приют привезу. И еще что-нибудь. Составь список, что может понадобиться.
— Хорошо, — соглашается Лида. — Да там много не надо.
— Неужели появились новые спонсоры?
— Нет, — вздыхает она. — Новые желающие занять наш участок, поэтому, скорее всего, скоро придется куда-то переезжать.
Лида сильно переживает, я пытаюсь настроить ее на позитив, на то, что, может быть, и в этот раз обойдется, но сама в это верю слабо. Территория, на которой находится этот приют, действительно лакомый кусочек. От одних желающих приют удачно отбился, год тишины, и появились другие. Ничего удивительного: у нас и людей не жалеют, не то что животных.
Алекса дома нет. Я заношу покупки, переодеваюсь, бросаю взгляд на часы и прикидываю, что успею приготовить вкусного. Лазанью с мясом. И «Цезарь». Салат получается быстро, и я водружаю его на стол. А с лазаньей приходится повозиться. Я так увлекаюсь, что упускаю момент, когда Воронов появляется. Случайно обернувшись, замечаю, что он стоит в дверях кухни.
— Что, — выдыхает он, пристально рассматривая салат, — вернулась Маргарита Аркадьевна?
Потом делает глубокий вдох и бросает взгляд в сторону духовки.
— А, нет, это мне показалось.
— Переодевайся, — предлагаю я, — лазанья вот-вот будет готова.
Видно, у него день был куда тяжелей моего: обычно на предложение поесть он реагирует более оживленно. А сейчас неохотно отталкивается от косяка.
— Я тебя жду.
— Могла бы и раньше сказать, — усмехается он, — я бы сбежал.
И вроде бы ничего особенного не говорит, просто шутит, а внутри разливается солнышко.
— Кстати, — говорю я, бросив взгляд на часы, — ты сегодня и правда чуть-чуть задержался.
— Много работы. Но она того стоила.
— Хороший контракт?
— Да. А еще теперь я знаю, что тебе меня не хватало.
Я только головой качаю. Его самоуверенность — то, к чему просто нужно привыкнуть, потому что избавиться от нее не получится.
Он возвращается быстро, но у меня как раз все готово. Я достаю лазанью, Воронов — тарелки и вилки. Я тянусь за бокалами. Он открывает вино. За неделю вдвоем мы уже неплохо освоились.
— Ну как тебе? — спрашиваю нетерпеливо, когда он пробует блюдо. — Кстати, если из лазаньи не выбрасывать тесто, будет только вкуснее.
Он окидывает меня изумленным взглядом: мол, как я могла такое подумать? Чтобы он — и так портил еду? Как будто мы это не проходили. В первое утро я на скорую руку пожарила две порции яичницы с беконом. Он съел только бекон. Из двух порций. На второй завтрак я приготовила гречку и отбивные. Кому пришлось есть одну гречку, думаю, уточнять будет лишним. А на третий день он застал меня во время приготовления и сказал, что спешит, ну и, чтобы мне было меньше работы, можно просто пожарить мясо. Без остальных, ненужных ингредиентов.
Теперь у меня подозрение, что вся пища в холодильнике была только для Есения и Маргариты Аркадьевны. Судя по тому, с каким аппетитом Воронов ест, он как будто пытается наверстать упущенные возможности.
— Вкусно, — хвалит он, распробовав блюдо. — Но у тебя по-другому и не бывает.
— Прекрасно. Значит, я хорошо выполняю условия контракта. Какой там пункт? Если не ошибаюсь, девяносто четвертый?
Воронов берет бокал вина, делает неспешный глоток. Он вообще пьет как-то… со вкусом, что ли. Не с целью быстрее закинуться. Он пробует, наслаждается и явно хорошо разбирается в алкогольных напитках. Вино, которое мы с ним пробовали, всегда очень вкусное. Это тоже отменное.
— Ты так хорошо помнишь пункты контракта, — говорит он, задержав на мне взгляд. — Запомнила с первого раза или перед сном перечитываешь?
— У меня отличная память.
Он одобрительно усмехается, даже не подозревая, что я понятия не имею, куда положила контракт, который даже один раз не дочитала. Нет, поискала бы, если бы возникла необходимость…
Но неделя прошла, причем довольно удачно. Никаких испытаний или потрясений во время нее не случалось. Так что этот нудный досуг я пока перенесла на неопределенное время.
Ужин проходит быстро, за ни к чему не обязывающей беседой. Я рассказываю про встречу с Филиппом, про Графа, которого так и не удается кому-то пристроить. Воронов большей частью слушает. Наверное, устает говорить на работе. Слушает, изредка усмехается. Все хорошо. Небольшой осадок лишь от одной его фразы — относительно Графа.
— Думаю, это к лучшему, — говорит он. — Цель ведь не в том, чтобы его к кому-то пристроить. А чтобы пристроить к тому, кому он действительно нужен. И кто будет нужен ему.
— А если такого человека нет?
— Значит, лучше быть одному. С людьми такое тоже бывает.
Он разливает вино, а я смотрю на него. Он ведь интересный мужчина. Интересный, состоятельный, увлечен своим делом. Да, характер не сахар, но кто из нас идеальный?
— Ты поэтому не женился? — выпаливаю я прежде, чем успеваю остановить ход своих мыслей.
Глава 31
Анжелика
Воронов делает глоток вина. Какое-то время рассматривает меня, а потом улыбается.
— Женился, — говорит он. — Кстати, ты тоже вышла замуж. Если хочешь проверить, загляни в паспорт.
— Это я и так помню, — отмахиваюсь. — Я имела в виду до меня. Контракт у тебя был, значит, ты к этому подготавливался. Но почему-то не женился.
Он медлит с ответом, а я стараюсь скрыть свое нетерпение. На самом деле я рассчитываю узнать еще и про комнату, в которой сейчас обитаю. Женщины у него были, я даже не сомневаюсь. Но обставлять для них отдельную комнату?
— Твой друг на свадьбе сказал, что ждал этого момента десять лет, — припоминаю я и подталкиваю его раскрыться. — Он мне показался искренним, это вообще очень трогательно прозвучало.
— И не говори. Я сам почти поверил, что все эти годы он так переживал за меня, что готовил приданое. На самом деле ему было не до меня, он успел дважды жениться и раз десять переписать свое завещание. Меня, кстати, в нем ни разу не упомянул. Так что не верь ему: врет.
— Нет, а если серьезно, — говорю я, стараясь не рассмеяться, все-таки у нас серьезная тема, намечается разговор по душам. — Чего ты ждал?
Он крутит бокал в руке, заставляя мерцать его рубиновыми отблесками. Снова делает неспешный глоток.
— Если я скажу «тебя», ты поверишь?
— Нет, конечно!
— Тогда вторая версия. Ждал ту, которая прочтет контракт от корки до корки. Обычно все ломались на первой странице.
— Это потому, — говорю я нравоучительно, — что у тебя на первой же странице написано: все имущество тебе, все деньги тебе! А если бы ты разместил эти пункты в конце, думаю, прочитать желающих было бы больше.
— Ну вот видишь, как необдуманно я действовал. Сказывается отсутствие личного опыта в подобных вопросах.
Я улыбаюсь, прекрасно считав между строк. Он специально эти пункты поместил в начале контракта, чтобы те, кто его читают, понимали, что получат только его. На самом деле перестраховка не лишняя. Он достаточно обеспеченный человек. И начинал без золотой ложки во рту. Имеет право остаться после брака с тем, что сам же и создал.
— Целых десять лет… — Я качаю головой, потому что мне за него даже обидно.
— Но ожидание того стоило, — говорит он уверенно, отвергая мое сочувствие. — Ты прочла контракт…
Я киваю. Читала же — значит, правда.
— От корки до корки…
Я хватаю стакан, делаю крупный глоток и, помедлив, снова киваю. Не признаваться же, когда меня хвалят?
— Тебя ничего не смутило, не насторожило, ты со всем согласилась…
Если бы я еще знала, что именно подписала… Но в этом признаваться точно не в моих интересах.
— Откровенно говоря, — продолжает Воронов, — я готовился к тому, что за некоторые пункты ты будешь сражаться.
Что, правда?! Ну, допустим, пугать меня уже поздно. Да и сражаться в том состоянии я могла только с подушкой и одеялом, а мы с ними быстро договорились. В общем, что сделано — то сделано. А в версии Воронова это еще и выглядит весьма привлекательно: дошла до конца, не спорила, не побоялась. Наверное, из благодарности мне хочется сделать и ему какой-нибудь маленький комплимент.
— Ты же тоже пошел мне навстречу и ничего не оспаривал, — говорю мягко я.
— Выходит, — заключает Воронов, — мы с тобой идеальная пара.
— Неделю один на один, в одном доме, и пока еще никто не сбежал? Да, пожалуй.
После ужина у нас, кстати, тоже никто не сбегает. Воронов убирает продукты в холодильник, я загружаю тарелки и вилки в посудомоечную машину, а бокалы с вином мы забираем в гостиную.
— Новости, футбол, фильм ужасов или стэндап-шоу, — перечисляет он варианты, усаживаясь на диване перед огромным телевизором.
Я улыбаюсь. Этот трюк он проделывает целую неделю: специально называет то, что я не хочу смотреть ни при каких обстоятельствах, чтобы в качестве единственного варианта оставить «новости». Но придраться не к чему: выбор-то мне предоставил.
Нет, конечно же, я сразу его раскусила и попыталась пересмотреть свои вкусы. В первый наш совместный вечер я выбрала стэндап-шоу, но у меня от этого юмора стала раскалываться голова, и я сама полезла за пультом, чтобы включить бубнеж новостей. Во второй вечер я проявила оригинальность и выбрала для просмотра футбол. Хотела проверить, кто из нас двоих уснет первым. Воронов, судя по тому, что прилег на подушку, даже был готовым сдаться пораньше. В итоге мы так увлеклись, так болели, так кричали, что к утру осипла не только я, но и крыса. А может, все дело было в холодном пиве, а не в футболе — уже не узнаешь.