— Кольцо и так очень приметное и безумно красивое, а еще рядом с ним другие кольца не смотрятся.
— Тогда, может быть, — пальцы Воронова нежно поглаживают мою шею, — оставить какую-то метку здесь?
Он склоняется и задевает мою кожу губами. Получается нежно, я чувствую непривычный трепет и желание, чтобы он повторил. Но он уже отстраняется.
— Или здесь? — поступает новое предложение, и его пальцы поглаживают мою щиколотку.
Щекотно. Приятно. И странно — без понятия, в какой момент получилось так, что я не рядом, а восседаю на нем.
Попытка слезть пресекается жесткой ладонью, которая тут же, будто извиняясь, принимается рисовать на моей коже узоры. Это вновь расслабляет. Причем настолько, что я склоняюсь вперед. Рассматриваю его лицо, удивленно слежу за ресницами, которые прячут, а затем заставляют встретить пристальный, действительно пожирающий взгляд.
— Или здесь… — Его палец очерчивает мои губы и слегка надавливает на них.
— Ты разоришься…
Он задумывается. Все это время его палец продолжает исследовать мои губы.
— Значит, метки из драгоценностей ты больше не хочешь… И причина у тебя убедительная… А как насчет поцелуев?
Я склоняюсь над ним еще ниже и, прикрыв глаза из-за яркой вспышки, честно ему отвечаю, раз он забыл:
— А поцелуи бесплатны.
Я вижу, как губы Воронова трогает улыбка, а потом… Потом перестаю что-либо видеть. Глаза закрываются сами собой, когда он зарывается пятерней в мои волосы, надавливает на шею, заставляя склониться еще ниже и потянуться к его губам. Это происходит непроизвольно. Но да, этот шаг делаю я.
Рука — единственный контроль с его стороны, а так у меня полный доступ. И я делаю, что хочу. Касаюсь его губами своими. Пробую их языком. Слегка кусаю нижнюю, чтобы его рот приоткрылся. Ловлю его выдох. Переплетаю его со своим.
Хочется ближе. И глубже. Хочется больше распробовать вкус. А еще хочется трогать, касаться, потому что так его дыхание становится нетерпеливей и глубже.
Пропасть. Воронка, которая меня засасывает. Я не могу понять, что именно ощущаю. Но сейчас мне этого и не хочется. Мне просто нравится. Нравится чувствовать. Нравится дышать в унисон. Нравится, когда его губы из податливых становятся жесткими и уже не я — ведет он.
Его рука на моей шее, большой палец, который поглаживает кожу, будто уговаривая еще больше расслабиться. И жажда, которая во мне пробуждается. Да, это мне нравится тоже. Когда мало, становится слишком мало всего, и, качнувшись вперед, я буквально распластываюсь на нем.
Вдыхать. Принимать. Чувствовать. Наслаждаться… Кажется, нет других мыслей. И не было.
Я растворяюсь в его поцелуях, теряюсь в реальности, позволяю желанию охватить каждую клеточку моего тела. До дрожи. До нетерпения. До ощущения: «Еще, еще… пожалуйста, можно еще?»
— Ох, ничего себе! — выдергивает меня из забытья чей-то голос.
И я резко открываю глаза.
Тяжело дыша, силясь понять, кто это, что происходит, еще отчаянно цепляясь за ускользающую негу, но безнадежно выпадаю в реальность.
Воронов протягивает руку, утешающе поглаживает по щеке костяшками пальцев, отчего по коже расползается жар.
Фотограф. Мы не одни. Как я могла об этом забыть? Но это ладно. Для него мы настоящие муж и жена, а вот я ненадолго забылась. Хотя, надо признать, мне понравилось.
— Как ты? — тихо спрашивает Воронов.
— Зажигательно! — отвечает вместо меня фотограф, который крутится сбоку. — Фух, я тут почти поджарился. Но готов продолжать!
Воронов возмущенно зыркает в сторону.
— Нет, серьезно, пусть я даже слегка вспотел, это не помешает. Такие кадры! Я прямо всерьез вдохновился! А вы не хотите разнообразить костюмы? Ну или там просто снять с себя лишнее? Нет, вы, Александр Юрьевич, можете остаться одетым, все равно на вас мало кто будет смотреть: уж слишком у вас взгляд… эм… неприветливый. А вот ваша жена…
Воронов делает глубокий вдох, явно готовясь выдать тираду. Я прислоняюсь лбом к его плечу и тихо смеюсь.
Медленный выдох.
Еще один.
И почти спокойно:
— На выход!
— Да не переживайте вы за меня! У меня двойная оплата, так что я считаю своим долгом ее отработать. Ну подумаешь, еще чуть-чуть попотею.
— Дверь найдешь.
— А…
— А снимки мне сбросишь.
Я слышу вздох, неуверенные шаги и разочарованное ворчание за спиной:
— Половину интересных каналов закрыли, половину сделали платными… И тут не дают хорошо отдохнуть…
Его шаги стихают, хлопает дверь, автоматически закрывая дом от суеты или случайных гостей.
Взгляд Воронова опускается к моим губам.
— Бесплатное, — говорю я, качнув головой, — имеет свойство быстро заканчиваться.
— Ничего. Уверен, мы с этой проблемой справимся.
— Как?
Он опускает руку, давая понять, что не держит. И то, что я все еще так близко к нему, — не его выбор, а мой. Улыбается, дождавшись, когда я это пойму, и тогда отвечает:
— Расширим ассортимент.
Глава 33
Александр
Когда-то мы с Яровым отправились на охоту. Просто он всегда так увлеченно рассказывал об этом занятии и убеждал, что полезно дышать свежим воздухом. Однажды я соблазнился его рассказами и отправился «на кабана». Вкусное мясо, много мяса, само на тебя бежит… В общем, он знал, чем меня заманить. Приехали мы в какой-то дом на отшибе.
— Там — конюшни, — сказал Матвей, кивнув вдаль, где простиралось бескрайнее поле.
То есть мне предлагалось поверить на слово, что лошади есть. Как и хотя бы отголоски цивилизации.
— Может, прокатимся? — предложил я.
— У нас другая задача, — ответил он. — Нам предстоит много ходить. Покажем пример молодежи. А то сейчас все запираются в офисах и отращивают окорочка, как будто претендуют на звание «бройлер года».
В домике были кресло, кровать, даже телевизор, поэтому я был бы не против остаться. Тем более что свежий воздух тут тоже имелся в избытке. Но Яров взял с собой два ружья и наотрез отказывался таскаться с двумя. Полагаю, меня он вытащил в лес как раз в качестве оруженосца, потому что стрелять запретил.
Откровенно говоря, и не в кого было. Душно, даже жарко в одежде, которую он мне выдал, ноги от сапог, наверное, волдырями покрылись, пот приходилось смахивать, чтобы видеть хотя бы спину впереди идущего Ярова. Я старался, прислушивался, даже начал давать другу подсказки: там вон шорох, а тут треснула ветка, кого ждем?
— Шорох, — ворчал он, и не думая останавливаться, — из-за того, что ты потревожил ежа и он прошвырнулся у тебя за спиной. А ветка треснула, потому что ты сам на нее наступил. Если настаиваешь, я, конечно, мог бы и выстрелить, но мы уже далековато зашли, ты в своем офисе тоже долго сидел, нехило отъелся, так что тащить тебя будет тяжеловато. В общем, не рассчитывай на такое легкое возвращение. Иди сам и терпи.
Я шел и терпел. Яров с каждым шагом все больше мрачнел. Подозреваю, дикие звери, выглядывая из-за деревьев, смотрели на него, дрожали от страха и бежали собирать свои пожитки, чтобы втихаря перебраться в другие леса. А мне под ноги попадались все какие-то сильно хрустящие ветки. И ежики явно разбегались. Когда Яров стал бросать в мою сторону мрачные взгляды, я заподозрил, что еще чуть-чуть — и звание «бройлер года» все-таки достанется мне. Почетно. Хоть и посмертно.
— Может, уток постреляем? — предложил я замену, когда мы проходили мимо болотца, над которым активно летали птицы. — Не кабан, конечно, но тоже мясо.
— Лягушки — тоже мясо и низко сидят, легко дотянуться, но мы их с тобой не возьмем, — ответил Матвей. — Настоящий охотник всегда четко знает, на кого он охотится. И не сдается, не гонится за более легкой добычей. Он ждет, караулит, расставляет силки, загоняет именно ту добычу, что и хотел. Иногда он дает ей почувствовать, что отступил, чтобы добыча расслабилась, снова ощутила свободу. А на самом деле просто меняет, пробует разные тактики.
Он еще долго нудел. Тогда я подумал, что часть зверей, которые собирали манатки, не успели собраться. Заслушались и уснули от такой безнадеги. С надеждой посматривал в сторону птиц: вдруг кто-то все-таки свалится?
Становилось все жарче, невыносимей. Я дико жалел, что не отправился на рыбалку с сыном Ярова. А ведь он приглашал! Лука ловил бы себе рыбу, а я сидел бы в шезлонге и дышал свежим воздухом. А мясо кабана все равно попробовал у друга на шашлыках. С учетом, что он ратует за борьбу с лишним весом, он все равно сам не съел бы.
— Раз ты сегодня такой разговорчивый, может, скажешь, кому мы должны показать пример? — бухтел я, бредя за ним. — Ни души вокруг. Хоть бы какой грибник затерялся… Да и тот бы, наверное, увидев нас, ржал, а не лекцию слушал.
— Вот вернешься в офис и вдохновишь своим примером сотрудников. А грибники так далеко не заходят, — отмахнулся Яров. — Для тех, кто знает, это гиблое место.
Собственно, именно это замечание и вдохновило меня не спешить домой, а остаться. Шли часы. Я сбросил как минимум несколько килограммов. Было потревожено несчетное количество ежиков. Я чертыхался про себя, зарекался, что больше ни за что и никогда…
И откровенно крыл матом, когда мы все-таки подстрелили этого кабана, а тот уж точно никогда в еде себе не отказывал. И даже не собирался хотя бы скрести по земле ногами, когда мы его тащили по лесу. Наверное, даже подумал напоследок: «Подстрелили? Так вам и надо!»
— Все! — заявил я, заваливаясь у домика прямо на землю, не в силах пошевелиться. — Считай, что я надышался на все годы вперед!
— Жаль, — буркнул неодобрительно Яров. — Короткий ты себе срок жизни отмерил, а я с тобой успел подружиться.
Я был непреклонен. Потом, правда, он как-то уговорил меня сходить с ним по грибы, но это уже другая, грибная история. А что касается охоты…
Мне казалось, единственный результат (кроме мяса) — это то, что, увидев меня в понедельник, наша бухгалтер вдохновилась моим результатом и в который раз решила сесть на диету. Потом быстро передумала, как будто получила послание от кабана и решила следовать его тактике: мол, если кто вдруг нападет, то сам пострадает.