Алекс ободряюще усмехается и вновь переключается на дорогу. Мама хвалит, что я проведала дом, напоминает, что через неделю они с папой вернутся, тут же приглашает на ужин, чтобы поближе познакомиться с зятем. В общем, полна энтузиазма, отдых ей точно понравился.
Папа все время молчит. Он только единожды мелькает в камере и попадает в нее вновь, когда мама отвлекается, чтобы попить.
— Привет, пап, — говорю я чуть сипло и сразу предупреждаю: — Я маме уже обо всем отчиталась.
Уловив какое-то движение сбоку, вижу, что это Алекс протягивает мне бутылку с водой. Улыбнувшись, я благодарно киваю и делаю пару глотков.
— Да слышал я — чуть не уснул, — доносится голос отца. — Не волнуйся, я кратко. Молодец, что проведала Марью Ивановну, а то она там чахнет с тоски, своими пирожками уже всех соседей замучила. Ну и спасибо, что вынесла из дома парочку фотоальбомов. Все меньше рассадников пыли. Все, отбой, а то скоро мама вернется. Так и проболтает с тобой. Лучше пойдем искупаемся. Зятю привет.
Ответ папе не нужен, поэтому связь обрывается. Ну а что отвечать? Понятно же, что его привет — это уже для каждого радость и счастье. И он просто благосклонно оставляет человека пребывать в этих прекрасных ощущениях.
Ну они с Вороновым точно из одного теста, потому что он уверенно подытоживает:
— Так… значит, государство, церковь, горничная и папа…
Глава 37
Анжелика
— Твою мать… — говорит Алекс, стоит нам войти в дом.
Я перевожу взгляд на Маргариту Аркадьевну и Есения, которые нас встречают. Оба в темных очках, а это странно. Даже если не брать во внимание, что сейчас глубокая осень и солнечные дни выпадают нечасто. Уже вечер, и они в доме.
— Вот у кого был насыщенный отпуск. Похоже, я выдернул вас с каких-нибудь островов и вы до сих пор в поисках пальмы поблизости.
Есений покаянно опускает голову, очки съезжают на нос и демонстрируют лиловый фингал до того, как он успевает вернуть «завесу» на место.
— А вот и доказательство. Между пальмами не вписался?
Есений бросает в сторону Алекса взгляд, тяжело вздыхает, видимо понимая, что тот это без комментария не оставит.
— Почти… — Прочищает горло и продолжает: — Хотя я бы сказал, что пальмы на меня скорее упали.
— Везет. На меня в твоем возрасте пару раз падал только асфальт.
Есений с трудом пытается не улыбнуться. Маргарита Аркадьевна приосанивается, хотя казалось бы — куда еще больше, заблаговременно поправляет очки, чтобы не случилось прокола, как у помощника, и выбирает лучшую тактику защиты.
— С возвращением, Александр Юрьевич… Анжелика Генриховна… Дом убран, ужин готов. Пальму не обнаружили, поэтому бананы и кокосы доставили из магазина.
Да, ее тактика — нападение. Но надо отдать должное ее такту: на такое нападение не хочется отвечать ответным ударом.
— Спасибо. Свободны, — нейтрально говорит Алекс, а когда горничные расходятся, он поворачивается ко мне и обиженно бухтит: — И фрукты с островов за мой счет, и сувениры зажали.
Я так и поднимаюсь в свою комнату — с улыбкой на лице. Даже не поднимаюсь, а из-за ощущения легкости скорее взлетаю по лестнице. Переодеваюсь быстро — да и что там? Свободные брюки, футболка. Дверь в комнату Алекса открыта, и я невольно заглядываю в нее. Шум воды подсказывает, что он в ванной.
На кровати лежат мои фотоальбомы, еще какой-то пакет, который он захватил из багажника. Интересно, что там? Нет, открывать его я, конечно, не буду, но очень хочется заглянуть.
Прислушиваюсь: вода по-прежнему льется. Но я все равно пробираюсь к кровати очень тихо, даже на носочках. Заглядываю в пакет и разочарованно выдыхаю: какой-то сверток, что-то еще, и вдруг…
Не было промежуточного момента, когда тишина мне подсказала бы, что пора делать ноги из комнаты. Я просто слышу, как открывается дверь, и тут же хватаю в руки альбом. Открыв его, начинаю деловито листать.
— Хочу тебе показать одну интересную фотографию… — говорю я, не поворачивая к Алексу головы.
Я вижу, как он ко мне приближается. А когда становится рядом, меня окутывает приятный запах моря и соли. А еще теплом — наверное, он любит очень горячий душ. Я оборачиваюсь к нему, чтобы это сказать, и… молчу.
Пару секунд точно молчу. Не потому, что впервые вижу его обнаженным, и не потому, что успела забыть его эффектное дефиле в моем доме. Просто удивлена. А еще эти капли воды, которые медленно, искушающе медленно ползут вдоль его тела — по его шее, сильным плечам… по его прессу и… и в общем, да, опускаться ниже они не стесняются.
— Ты что, полотенцем совсем не пользуешься?
— Забыл его захватить. А когда вышел из ванной, не стал тратить время на ерунду. — Он хитро улыбается, глядя в упор. — Такое везение: жена позвала и сказала, что хочет.
Он протягивает руку, и я невольно задерживаю дыхание. Сейчас он ко мне прикоснется… развернет меня к себе… а потом…
Он перелистывает страницу с фотографиями. Я слышу, как он усмехается. Снова переворачивает фото.
— Смешная, — комментирует. — Такое серьезное лицо, как будто ты уже в детстве знала, кем станешь.
Я смотрю на снимок: мне здесь лет семь, огромные банты на косичках, короткое платье. Взгляд исподлобья.
— Не угадал, — говорю, тепло улыбаясь, — тогда я была твердо уверена, что стану прокурором, а не нотариусом.
— Передумала?
— Подросла.
Алекс снова переворачивает страницу, и я смотрю на маленькую девочку, которая сидит на машине.
— Недаром говорят, что все идет из детства. Оказывается, уже тогда ты предпочитала удобным сиденьям в машине капот.
Я осторожно провожу пальцами по фотографии и как будто снова ныряю в тот день. Осень, желтые листья, синее модное пальто, в котором было очень жарко, но я его не снимала несколько часов, потому что папа пообещал мне прогулку.
— Я тогда очень не хотела, чтобы папа уезжал. Он спешил, что-то срочное на работе… А мне казалось это жутко несправедливым: он ведь обещал, что мы пойдем в зоопарк. Я подумала, что так он точно без меня не уедет.
— Он взял тебя с собой?
— Нет. Он меня просто ссадил, — я с удивлением ощущаю в своем голосе легкие нотки обиды. — И даже не обернулся, хотя я смотрела…
Алекс обнимает меня за плечи, и я облегченно выдыхаю, прислонившись к нему.
— То есть с ним ты не догадалась упасть под колеса и сделать вид, что потеряла сознание?
— Нет. Это я уже с тобой проявила инициативу.
Он усмехается и дальше переворачивает страницу. А я рассказываю, с удовольствием выуживаю моменты из памяти.
— А у тебя есть фотографии? — спрашиваю, когда альбом подходит к концу.
— Поверь, самый удачный мой снимок — это фотография в паспорте, да и то не первая, а последняя.
Он отстраняется, пересекает комнату. Отвернуться? Глупо. Да и роль невинной девушки мне уже не к лицу. Выйти он мне не предлагает, смущение вообще не по его части. Поэтому я наблюдаю за тем, как он подходит к шкафу. Выбрав одежду, начинает одеваться. Ну да, полотенце ему уже ни к чему.
У него четкие, уверенные движения. Такие же, как он сам. Домашняя одежда немного смягчает образ, но это обманка. Отчетливо это понимаешь, встречая взгляд. Это как напороться на сидящего в кустах хищника, который за тобой наблюдает, и думать, что он просто там отдыхает.
Вы оба все знаете. Знаете исход этой встречи. Но ты не бежишь. Не зовешь на помощь. И не пытаешься медленно отойти. Все равно уже поздно. Все, что тебе остается, — ожидание, когда хищник сорвется.
— Пойдем? Разбавим пляжную вечеринку. Откроем бутылку вина, обсудим второй твой альбом. И похрустим овощами, которые наверняка приготовила Маргарита Аркадьевна по случаю своего возвращения.
Заманчивое предложение. После насыщенного дня хочется расслабиться, посидеть в тишине. Но едва мы выходим из комнаты, как слышим спор Маргариты Аркадьевны и Есения. Они на первом этаже, стараются говорить негромко, но все равно иногда срываются, поэтому до нас долетают обрывки фраз.
— …Ничего страшного. Проедусь с тобой и вернусь…
— …А я говорю, что сам… и потом, уже поздно…
— …Не переживай, красть у меня нечего, а маньяки уже сами обходят, поэтому…
— …Не согласен… Это мужчина должен провожать женщину, а не наоборот, и я говорю…
— …Хочу сама посмотреть… большой опыт…
— …Это ничего не даст, и я считаю…
Услышав шаги, они замолкают. Переглядываются, поправляют очки, как два заговорщика, и направляются к выходу. Причем Есений спешит выскочить первым, но Маргарита Аркадьевна, которая, очевидно, не хочет его отпускать, прибегает к хитрости.
— Подержи мою сумочку, пожалуйста… Подай мне пальто… Подержусь за тебя, пока обуваюсь…
Есений кривится, то и дело косится на дверь, но послушно ей помогает. Интересно, что у них приключилось? Почему она не хочет его отпускать одного? У меня единственная версия: это как-то связано с синяком.
— Маршрутка отсюда одна, — взглянув на парня, бесстрастно сообщает Маргарита Аркадьевна. — Так что все равно без меня не уедешь.
— Мое мнение, — прерывает их препирания Воронов, — что ни один из вас до маршрутки не доберется. На улице темень, а вы, как я погляжу, не собираетесь расставаться с очками.
— Ничего. — Горничная строго поджимает губы и подхватывает парня под руку. — Вдвоем… как-нибудь…
— А завтра на работу уже с двумя синяками? Нет, так не пойдет. Еще припишете мне травму на производстве. Такие расходы в мои планы не входят. Конечно, проще было бы пристроить к вам собаку-поводыря… тем более что с одной псиной у вас, Маргарита Аркадьевна, уже сложился довольно тесный контакт. Но у него вашими стараниями уже такая толстая задница, что он до остановки не доползет.
— А потом счет за нанесения травмы любимцу выставит прокурор, — добавляю я, понимая, к чему клонит Воронов.
— И попытается припаять срок за кражу, потому что правильно рассудит: от такого добра добровольно никто не уходит.