— Как тренировка?
Анжелика так неожиданно выныривает из своей комнаты, когда я прохожу мимо, что создается ощущение, будто специально ждала моего возвращения. Мой взгляд сначала падает на ее длинные ноги. Медленно, с неохотой поднимается вверх и застывает на коротком пеньюаре черного цвета.
Сверху длинная распахнутая накидка серого цвета. Но вместо того, чтобы скрыть, она скорее еще больше обнажает ее, подчеркивая плавные линии тела.
Тут только привык спокойно на ее спортивные штаны реагировать, а она в своем пеньюаре!
— Хорошо позанимался? — выдергивает меня из мыслей голос Анжелики.
— Хорошо. Но теперь думаю, что, наверное, маловато.
Ну да. Одно ее появление — и снова в мыслях только кровать, а усталости ноль. Так, ладно, может, прорвемся.
— Спокойной ночи.
Порываюсь пройти мимо нее, но она снова меня останавливает.
— Алекс, помнишь, нам подарили «Полет на воздушном шаре»? Ты еще отдал его Есению.
— Не сомневайся. Такой подарок на свадьбу не забывается. А что, эта твоя подружка тоже замуж выходит? Нужен совет насчет ответного подарка?
Анжелика улыбается, качает головой, и мой взгляд застывает на ее копне роскошных волос. Тяжелые, длинные, цвета осенних каштанов. А еще удивительно мягкие. Отвожу руки назад, чтобы не заметила, как невольно сжимаются мои пальцы.
— Нет, но у меня мелькнула мысль: может, мы все-таки это сделаем?
Смотрит так, что, признаюсь, мелькает мысль: а может, лучше и правда вот так — не убиваться по полтора часа в спортзале, а сразу? Это все ее пеньюар — черный, а кажется, что полупрозрачный.
— Это тебя что, так вдохновило на подвиг возвращение Евгения в добром здравии?
— Я даже не знаю, воспользовался он «впечатлением» или нет. Просто подумала: может, мы полетаем с тобой?
Шагнув к ней, я все-таки делаю так, как хочу, — снимаю зуд, зарываюсь пальцами в ее волосы. Смотрю в ее расширенные зрачки, на то, как быстро начинает пульсировать едва заметная венка на шее, и проверяю ее пульс своими губами.
— Полетаем, — даю обещание и чувствую, как ее пульс начинает зашкаливать. — Вверх… Вниз… Снова вверх… А потом снова вниз — прыжок в одной связке. От звезд — до черного пепла в глазах. Тебе понравится этот контраст.
Буквально отталкиваю себя от нее.
Убираю с ее волос руку.
— Но только тогда, когда ты будешь готова к тому, чтобы и дальше вместе летать.
Анжелика молчит.
Только смотрит на меня и молчит, поэтому я ухожу в свою комнату.
Но зря я все-таки про полеты, да еще на ночь. Сна ни в одном глазу. Как представлю…
Похоже, в ближайшее время моими верными помощниками станут спорт и контрастный душ.
А еще в голову лезет отборная чушь. Подумалось вдруг: одобрили бы такое увлечение родители Анжелики? Некоторые царские особы мылись вообще два раза в жизни — при крещении и в день свадьбы.
Дожил: в соседней комнате жена, а я думаю о теще. Отборная чушь. Но эта чушь и помогает уснуть, выбрасывая из головы все ненужные мысли. Можно сказать, произошел редкий случай: теща спасла зятя.
Правда, сделала это с умыслом, чтобы было на ком отыгрывать скверное настроение. Потому что пришла ко мне в сон и долго выпытывала всю родословную, а потом заставляла написать подробный отчет о всех моих романтических отношениях до вступления в брак. Застопорились мы на первом же пункте.
— Ириска? — прочитав, изумилась она. — Это что, крыса? И при чем тут романтика?
Ну не рассказывать же ей, в самом деле…
— Как при чем? — изумился я. — Я нес ее на руках! Я ее выкупил за ящик мороженого! Я ее вылечил! И выделил ей отдельную комнату в своем доме!
Что ответила теща, я не узнал. На этот раз меня спасло утро. На этом везение закончилось.
Зайдя на кухню, а застаю там Анжелику в том же неглиже, что и ночью. Только теперь накидка лежит на спинке стула.
— А где твои штаны и футболка? — говорю я, засмотревшись на вид сзади и напрочь забыв о приветствии.
Анжелика оборачивается и щедро демонстрирует мне вид спереди. Это… это… И за это еще с нее взяли деньги! Одно название, что одежда. Тут же практически нет ничего: кружева, кружева, да и те какие-то недоделанные, просвечивает.
— Я забросила их в стирку.
— А накидка что? Ждет очереди в машинке?
— Нет, просто здесь душновато. Пусть пока там повисит.
Пока я прислушиваюсь к температуре и решаю, не уменьшить ли нагрев теплых полов, Анжелика откладывает в сторону лопатку, которой орудует у плиты, и приближается ко мне.
— Доброе утро.
Приобнимает, целует в губы. И как ни в чем не бывало возвращается к плите.
— Ты права, — выдыхаю, — здесь и правда слегка жарковато.
— Слегка?
Она двигает плечом, и бретелька ее ночного одеяния соскальзывает вниз. Нет, мне видно лишь спину, но у меня за время воздержания так разыгралась фантазия, что можно писать сценарии для порнороманов. Поэтому я быстрее усаживаюсь за стол и утыкаюсь в окно.
Холодно. Серо. Ничего. Терплю и смотрю.
Анжелика поправляет бретельку, но теперь тянется за тарелками, и ее черная комбинация искушающе задирается.
— Твою мать…
— Что?
— Говорю, что мне ночью твоя мама приснилась.
— Мама была бы польщена. Папе бы это не понравилось.
Анжелика наконец находит тарелки, которые так долго искала, и ставит на стол. Кладет что-то из еды. Я ем. Что ем, в жизни потом не отвечу, потому что в этот момент думаю о том, что в моем случае утро, наверное, лучше начинать не с завтрака, а со спортзала.
Решено — сделано.
Практически всю следующую неделю я начинаю день с тренировки и ей же заканчиваю. Помогает не очень. За эти дни Анжелика так и не нашла замену своей привычной домашней одежде, а та ей после стирки разонравилась. Хотел ей купить что-то похожее, но она отмахнулась.
— Я сама. Потом. Я пока думаю, что именно я хочу.
Везет ей: у нее еще есть варианты. У меня при виде нее только единственное желание. Нет, оно тоже в разных вариациях, и с каждым днем они все забористей, но суть неизменна.
Ее штаны были моим спасением, это я сейчас понимаю. Потому я и продержался так долго. И даже успел в то свободное время выработать стратегию. Теперь же…
У нее каждый день новый образ: то коротенькие шортики с маечкой, то соблазнительный пеньюар, то комбинации разных цветов, от девственно белого до страстного алого.
К тому, что моя стратегия — бред, я прихожу в пятницу утром, когда достаю документы из чемодана и обнаруживаю там еще и судок с тушеными овощами, который меня уговорила взять с собой Маргарита Аркадьевна.
— Приплыли, — выдыхаю я, рассматривая его, и звоню секретарше. — Соня, сделай заказ из моего любимого ресторана.
— Да, — отвечает она с небольшой заминкой.
Я смотрю на судок и понимаю, что есть не хочу. Дело-то не в еде. А вот поплавать — действительно неплохая идея. И мышцы отдохнут, и мысли освежить не мешает. Так что вместо обеда я собираюсь в бассейн.
— Александр Юрьевич, я заказала вам ваш любимый… — бормочет секретарша, когда я прохожу через ее приемную.
— Съешь сама, — отмахиваюсь.
— Я не могу! Я беру с вас пример: ем только полезную пищу и начала бегать по утрам.
Ну и как мне теперь отчитывать ее за опоздания? А ведь собирался, когда вернусь. Но не буду. Все-таки она, получается, на моей стороне.
— Тогда отдай кому-нибудь в офисе.
— Боюсь, не получится, — с сожалением говорит Соня. — У нас многие вдохновились вашим примером. Теперь все девчата сидят на диете, а мальчики занимаются в зале.
— Такое ощущение, что у нас не юридическая контора, а фабрика по выращиванию бройлеров. Ладно, тогда так. Будет проходить мимо Каретников, скажи, что я оставил свой обед для Луганского.
— А если первым пройдет мимо Луганский?
— То же самое, только наоборот.
Соня заговорщически улыбается и кивает. Совесть меня не мучает: обед из лучшего ресторана, и даже если один из них наберет несколько грамм, то они ему точно не повредят. Только поднимут дух конкуренции.
Вода действительно творит чудеса. Или мне просто нужно было хорошенько расслабиться.
Как бы то ни было, эта неделя сейчас предстает для меня совсем в ином свете. Одежда Анжелики, взгляды, поцелуи по утрам…
Все это гораздо важнее того, что она тогда промолчала. Птенца нужно вытолкнуть из гнезда, чтобы он научился летать. Похоже, мне удалось это сделать.
Осталось научить ее не бояться раскрыть свои крылья.
Глава 40
Александр
— Ты тут спишь, что ли? — выдергивает меня из размышлений знакомое ворчание над головой. — А мне говорят: Александр Юрьевич так за фигурой следит, что света белого не видит и живота своего не щадит.
Обернувшись, вижу Ярова. В строгом костюме, туфлях — стоит и взирает на меня свысока.
— Это те же надежные осведомители, которые внедрили в мою компанию знаменитый чай твоего сына?
— Те же, те же. Кстати, я говорил, что та партия разошлась и Лука заказал новую? — Он усмехается, заметив, как я морщусь при одном только воспоминании о мерзком запахе. — Так что осведомители и правда надежные.
— Имена сдать не прошу. Но тебе не кажется, что было бы честно, если бы хотя бы часть их зарплаты ты взял на себя?
— Нет, извини. Если мне часто начнет такое мерещиться, я разорюсь. А с моими ближайшими перспективами на жизнь, сам понимаешь, я на такое пойти не могу.
Ну еще бы. Его жена не просто беременна, она вынашивает сразу двоих. И внучка на подходе. Так что будет выжимать соки со всего, чего можно. Тут хоть бы самому не начать за что-то выплачивать Ярову. А то, помнится, лет двадцать назад, когда я открывал первый офис, он притащил в него свои стулья. Еще выдаст за семейную реликвию или антиквариат.
— Ну ты вылезешь или будешь продолжать к олимпиаде готовиться? — бухтит он.