У него вообще к одежде своеобразный подход. Заманил меня, можно сказать, соблазнил своими рассказами про пижаму, а в итоге… Когда однажды вечером я пристала к нему с вопросом: «Ну когда же пройдет демонстрация?» — он скинул с себя всю одежду и заявил:
— Вот. В этом вопросе я предпочитаю все натуральное. Из собственной кожи.
— Это что за обман?
— Никакого обмана. Я всегда так и сплю, ты что, не заметила?
Не только заметила, но и почувствовала. Весьма и весьма удобно, надо сказать, и все-таки было в этом какое-то надувательство.
— А что я скажу Филиппу, когда он спросит? Он так интересовался твоей пижамой, а тут…
— Польщен. Но сбрасывать ему снимки не буду. Уверен, он и на свою «пижаму» не жалуется.
Моя одежда для ночи ему все-таки нравится. Ему доставляет особенное удовольствие избавлять меня от нее.
— Не представляешь, — шепчет при этом он, — какие у меня были мысли, когда ты это надевала, а я не мог к тебе прикоснуться…
Ну и чтобы мне не было обидно, что я все пропустила, он всегда переходит к демонстрации того, что хотел тогда со мной сделать.
Вот и сейчас его пальцы очень недвусмысленно уговаривают согласиться на очередное его предложение. Забыть обо всем и остаться.
Я бы с удовольствием. Я вообще эти две недели не могу, не хочу ни о чем думать, кроме нас. Все отодвинула на второй план, вычеркнула на время. Потом… потом… Мне не хочется никаких волнений, тревог, не хочется ничего постороннего.
— Алекс… — Разворачиваюсь в его руках, и аж дух захватывает от его пронзительного взгляда. — Ты говорил, что это важный партнер.
— Ну да, — бухтит он. — Для менее важного мы не перевели бы столько риса.
Это правда. Маргарита Аркадьевна, узнав, что в доме будут такие важные гости, хорошо постаралась. Уж наготовила так наготовила. Алекс еще ворчал, что с мясом она так не расходится, приготовит на один укус — и живи, как хочешь, а тут… Пришлось его утешать — не только едой.
— Хорошо, — выдыхает Воронов, с трудом убирая руки от моего платья. — Поедем, но ненадолго.
— Отличный план!
Надолго мне и самой не хочется. Нет, любопытно, конечно, взглянуть — все-таки значимый юбилей у такой огромной корпорации. Но я знаю, что будет очень много людей, а мне в последнее время все больше нравится наше уединение.
Несмотря на то, что декабрь уже перевалил за середину, на улице только легкий мороз, а снега нет и в помине. Один раз тогда закружило, как будто вторило нашим эмоциям, и все. Вроде бы зима, а вроде бы осень.
Когда мы уже подъезжаем к отелю, в котором на этот вечер арендовали ресторан, я ловлю себя на том, что почему-то волнуюсь. То платье поправляю, то в зеркальце посматриваю — не нужно ли освежить цвет помады.
Кстати, с одним цветом из трех я все-таки угадала, и пусть Алекс ее нещадно уничтожает, как и предупреждал, своими губами, ему все-таки нравится. Он и сейчас иногда отвлекается от дороги и посматривает на мой рот. Хотя замечает не только это, потому что протягивает руку и ободряюще сжимает мои пальцы своими.
— Наверное, я слегка одичала, — улыбаюсь ему, поясняя свое волнение.
— Не переживай. Расслабься. Если захочется — смело выпускай свои коготки. Я потом тебя опять приручу.
Я только головой качаю на его самомнение. Его не переделаешь, да я бы и не хотела. К своему удивлению, вынуждена признать, что мне в нем нравится все.
Алекс бросает взгляд на ряд дорогих машин у отеля, на пары, которые, поблескивая всем самым лучшим и дорогим, заходят внутрь, и ворчит:
— Начинаю понимать Ярова, который купил себе хижину на отшибе. Ладно, пойдем покажемся — пусть посмотрят на нас.
Эта его уверенность, что на важном вечере его партнера смотреть будут на нас, умиляет. Он ведет себя так, как будто он центр вселенной, и это чувствуется, передается другим и подпитывает меня уверенностью, что все будет хорошо.
Я не удивляюсь, когда среди гостей вижу и знакомые лица. Корпорация большая, с ней много кто может быть связан. А кто-то пришел в качестве спутницы кавалера. Я ограничиваюсь кивком и улыбкой, но не бегу обниматься, потому что с Алексом мне гораздо комфортней и интересней. Даже когда он встречает своих знакомых, нет нудных и долгих разговоров. Обычно это или несколько фраз по делу, или так, шутки ради. И всегда в этих нескольких фразах звучит:
— Познакомьтесь. Это Анжелика, моя жена.
От этих слов сразу становится очень тепло и очень трудно перестать улыбаться, поэтому иногда я прячу улыбку за бокалом. Алекс переговаривается о чем-то с очередным знакомым, а я удовлетворенно выдыхаю.
Негромкая музыка, блеск вокруг, ресторан и шампанское — все невольно напоминает о том вечере, когда мы с Алексом танцевали. А потом все бросили и уехали смотреть, как у наших ног подмигивает огнями ночной мегаполис. Картинка представляется так ярко, как будто это было только вчера.
И видимо, визуализация оказывается слишком сильной по энергетике, потому что реальность воплощает ее еще более четко. Вносит в нее то, что я из нее вычеркнула, — Валеру.
Он довольно далеко от нас и не один, а с Миланой. Она держится за его локоть, рассматривает то одних, то других и то и дело что-то нашептывает ему. Судя по ее ехидной ухмылке, вряд ли их хвалит. Валера если и слушает ее, то без особого интереса. Стоит, отрешенно смотрит в какую-то точку, а потом, будто почувствовав взгляд, неожиданно поворачивает голову.
Едва заметный кивок с его стороны. Отвечаю тем же — как обычному знакомому, и ловлю себя на том, что совершенно ничего не чувствую. Ни грызущей тоски, ни сожаления, ни дребезжащих ностальгических ноток. Ничего. И тут же забываю о нем.
Алекс очень много общается, попутно назначает встречи старым или новым клиентам. Может, поэтому ему все надоедает куда быстрее, чем мне.
— Ну что, поедем? — предлагает он. — Все равно я все визитки раздал, а шампанское у нас и дома есть. Больше здесь делать нечего.
Я согласно киваю, но уйти мы не успеваем: к нам подходит хозяин вечера. Я говорю о том, что праздник получился очень красивым, а потом они с Алексом обсуждают какие-то деловые нюансы, и я решаю ненадолго оставить их.
Тронув Воронова за руку, киваю в сторону коридора.
— Вернусь через пару минут.
Он кивает и продолжает разговор, а я ухожу. Дамская комната сделана с размахом, как будто рассчитывали, что там кто-то может захотеть поселиться. Просторная, светлая, все дорого и блестит — в стиле отеля. Зеркала, огромная люстра. Пока мою руки, взгляд буквально приклеивается к ее отражению. К чему она здесь? В самом деле, не хватает только кресла или дивана, которые вполне могли поместиться.
Достаю помаду из сумочки — она стойкая, за вечер не подвела, но все же лучше слегка освежить цвет. Но вдруг дверь открывается, и я вижу Валеру.
— Ты перепутал кабинки, — сообщаю, взглянув на его отражение.
Видно, что он уже хорошо поддал, так что перепутать немудрено в таком состоянии. Но вместо того, чтобы последовать подсказке, он делает шаг вперед и толкает дверь у себя за спиной.
— Мы с тобой оба много чего перепутали, — говорит, приближаясь.
Я пожимаю плечами, не собираясь разбираться в его пьяных фантазиях. Хочу пройти мимо, но Валера хватает меня за плечи. Сильно, скорее всего, даже не отдавая себе в этом отчета. Но меня настораживает не это, а его лихорадочный взгляд.
Он не смотрит на меня, а будто ощупывает — ноги, платье, лицо, губы, глаза. Пальцы на моих плечах сжимаются сильнее, когда я делаю попытку вырваться.
— Отпусти.
Он словно не слышит меня и повторяет:
— Мы много чего перепутали, Анж. Ну теперь все, хватит. Хватит, Анж. Я сходил налево, ты сходила замуж. Пора с этим заканчивать.
— Тебе пора заканчивать с алкоголем, Валера. Меня все устраивает.
Он качает головой и делает шаг вперед, тем самым оттесняя меня вглубь комнаты, потому что я не хочу, чтобы он ко мне прикасался. Не хочу чувствовать его дыхание у себя на лице. Не хочу его видеть.
— Ты врешь! — выдает он решительно и как-то отчаянно. — Ты врешь, Анж! Я заезжал к тебе на квартиру, видел, что там полным ходом идет ремонт. Значит, ты планируешь его скоро бросить. Ну или чувствуешь, что это хочет сделать он. Не играй со мной, хватит. Давай не будем мстить друг другу за маленькие ошибки, просто простим их.
Он пытается прислониться лбом к моему, и я отшатываюсь. Мне это уже не просто не нравится. Я начинаю злиться, и сильно.
— Отпусти меня. Если у тебя не сложилось все так, как ты хотел, это не значит, что у меня тоже. Меня все устраивает.
Он выпрямляется, всматривается в меня — недоверчиво, колко.
— Что устраивает? Он устраивает? Ты же замуж выскочила только назло мне. Он никто, Анж. Никто для тебя. Я знаю, что ты любишь меня. Любишь, просто еще не простила, ведь так?
— Нет, Валера, не так. Мне на тебя плевать. И да, меня устраивает, как все сложилось. Нет, даже не так: мне это нравится. Нравится быть замужем за Алексом. Нравится быть Вороновой. И нравится то, что я люблю своего мужа.
Он снова качает головой — не верит, не может в это поверить. А мне все равно. Мысленно я давно это признала: мои чувства к Алексу куда глубже, чем просто симпатия. Только не говорила ему. Не решалась, а оказывается, произнести это вслух тоже легко.
— Ты не можешь… — голос Валеры срывается, а его пальцы впиваются в мою кожу. — Не можешь его любить… За что?
— За то, что он — это он.
— Ты ошибешься, ты…
Я встряхиваю руками, пытаясь избавиться от его хватки, и на какую-то долю секунды даже думаю, что мне это удается. А потом понимаю, что это не я отталкиваю его от себя. Его от меня отпихивают.
Жестко. Быстро. Припечатывая сначала к стене, а потом… Это тоже занимает долю секунды, размах — и Валера, пошатнувшись, сгибается вдвое и сползает по этой самой стене. Вот так быстро исполняется мечта моего брата — у Валеры, судя по всему, все же будет фингал.