За что мне все это? Почему именно сегодня? Андрей неподвижно сидел в машине, упершись вспотевшим лбом в кожаный руль. Ведь выехал заранее, чтобы уж точно не опоздать! И ведь суббота же, ну откуда здесь сегодня эта пробка? Понятно, по будням весь Невский стоит, но сегодня-то куда все решили разом поехать?! Андрей отлепил лоб от руля и бесцельно уставился в окно. Группа китайских туристов бодро вынырнула из-под арки Генштаба и бесстрашно устремилась к входу в Эрмитаж, сметая зазевавшихся прохожих на своем пути. Этих даже жара не берет.
Кондиционер с истошным ревом гонял горячий воздух по салону. Термометр в машине показывал плюс тридцать шесть. Такого за свои двадцать восемь лет жизни в Питере Андрею испытывать еще не приходилось. Всю неделю синоптики трещали по всем каналам про аномальную жару и исторический максимум за всю историю метеорологических наблюдений. Китайцы резво пронеслись мимо Александровской колонны, на ходу обрушив на ангела шквал фотовыстрелов. У Алины лекция уже совсем скоро закончится. Ведь только через мост осталось переехать, столько времени уже в этой пробке – и почти не двигаюсь никуда. Андрей закрыл глаза.
Весь день он вновь и вновь прокручивал в голове самые важные события в их с Алиной отношениях. Он опять представил себе день их знакомства. Четыре года прошло с тех пор. Будучи студентом последнего курса, он шел тогда сквозь беспорядочно кружащие хлопья снега по набережной Невы к автобусной остановке. Ветер с Невы пробирал до самых костей. Он дерзко задувал под воротник легкой куртки, сжимая продрогшее тело в леденящих объятиях. Андрей отчетливо помнил, как ему тогда было холодно, как он проклинал все на свете, пряча голые застывшие руки в карманы.
Порыв ветра резко ударил его по щекам. Андрей посмотрел в сторону остановки и увидел закрывающий двери автобус. Что есть силы он побежал, перепрыгнул через сугроб на обочине дороги, задел плечом случайного прохожего, хотел извиниться, но отбросил эту мысль на ходу и бросился дальше.
Автобус включил поворотник, готовясь к отправлению. Андрей подскочил к задней двери и заколотил в нее кулаком. На секунду ему показалось, что автобус трогается с места и что водитель его не заметил (или заметил, но сознательно решил проигнорировать). Но дверь открылась. Салон был забит под завязку, и Андрей с трудом втиснулся на последнюю ступеньку. Дверь автобуса захлопнулась с жалобным скрипом, вдавливая его в соседних пассажиров, которые не слишком-то были рады такому тесному соседству.
– Молодой человек, ну не давите вы так.
– Простите, я не нарочно. Но, если бы этот автобус меня не дождался, я бы там точно замерз на таком ветру.
Обычный вечер, банальный разговор – номер телефона в кармане.
Автомобильный гудок резко прорвался в тот зимний вечер, неся с собой волну горячего воздуха и повседневной ненависти. Колонна перед машиной Андрея чуть сдвинулась с места. Большой желтый джип из соседнего ряда уже успел на полкорпуса втиснуться на вакантное место. Этим маневром он вызвал праведный гнев водителя видавшей виды «шестерки», стоящей за Андреем. В зеркале заднего вида Андрей разглядел плотного вида мужчину, который раздосадованно ударил по рулю. По губам читать Андрей не умел, но смысл послания понял точно. Тем временем джип полностью втиснулся перед ним, отбросив резкий солнечный блик от своей желтой искрящейся поверхности. Андрей зажмурился.
Перед ним предстала дорога сквозь сосновый бор, залитая светом весеннего солнца, яркого, но еще холодного. Алина шла рядом в узкой кожаной куртке и мальчишечьей бейсболке, спрятав руки в карманы. Ее черные густые волосы плавно ложились на плечи, глаза были слегка прищурены. За плечами у Андрея был рюкзак с бутербродами и бутылкой молодого абхазского вина. Через несколько дней после их совсем неромантичного знакомства в автобусе Андрей решился все-таки позвонить ей и пригласил на встречу. С тех пор вот уже больше месяца они виделись почти каждый день.
– Ну что, где пикниковать-то будем? Уже больше часа в этом парке место ищем.
– Давай еще немного посмотрим, чтобы народу не было. Пошли вон по той тропинке, по виду туда мало кто ходит.
Вскоре они вышли на небольшую поляну, посреди которой виднелись остатки костра.
Через пару часов, слегка замерзшие от долгого сидения на одном месте, но довольные, они приготовились уходить. Алина весело запрыгнула на лежащее на поляне дерево, которое они использовали в качестве скамейки. Она с громким смехом принялась передразнивать беспокойного воробья, который все это время провел с ними в ожидании хлебных крошек. Он постоянно нервно скакал вокруг них, хватая брошенные ему кусочки хлеба. Его воробьиная душа была явно встревожена нелегкой борьбой между голодной отвагой и разумным страхом перед людьми. Дерево качнулось, и Алина с криком упала в самую середину кучи пепла от потухшего костра. Андрей быстро подбежал к ней и взял ее за руку, чтобы помочь ей встать. С тех пор в течение почти четырех лет эту руку он почти никогда больше не отпускал.
Сквозь вязкую пелену июльского дня прорезался визг полицейской сирены. Машины начали нехотя расступаться. Андрей отъехал к обочине. Все понятно, авария где-то! Опять какой-то идиот куда-то опаздывал, и теперь он, очевидно, успел (хоть и не туда, куда стремился), а мы теперь тут все стоим. Превосходно.
Андрей нервно посмотрел на часы. Двенадцать. Как-будто в подтверждение его мыслям раздался полуденный залп из пушки Петропавловской крепости. Минут через десять последняя пара закончится. Через мост точно не успею переехать вовремя с такой скоростью. Андрей достал телефон и начал набирать сообщение о том, что он опаздывает. Да что ж такое, так все спланировал, хотел, чтобы все было сегодня идеально. Ну ничего, прорвемся.
Колонна медленно двинулась вперед, но уже через десяток метров вновь остановилась. Неожиданно из парка донесся пронзительный женский визг. Андрей вздрогнул, но, поняв, что происходит, заулыбался. Молодой парень в солдатской форме пытался затащить свою девушку в фонтан. Она изо всех сил сопротивлялась и била его руками по спине, но битва эта была уже проиграна: солдат перешагнул через гранитную кромку и стоял по колено в воде.
Андрей продолжал улыбаться. Он стоял по пояс в холодной воде залива и смеялся, тогда как Алина бессмысленно кричала, убирая мокрые волосы с лица. Безликие многоэтажки молчаливо наблюдали за ними с другого берега, освещенные оранжевыми лучами заходящего солнца.
– Сумка, где моя сумка? Там же телефон, деньги, паспорт, – всхлипывала она, озираясь по сторонам невидящим взглядом. Тушь текла по ее щекам, расплываясь по мокрому лицу.
– Да все в порядке, – сквозь приступ смеха выдавил из себя Андрей, – вон она, на пирсе осталась, зацепилась за что-то в полете.
Да, тот еще денек тогда был. Весь день тогда гуляли по парку, а потом так целовались на пирсе, что и края не заметили. Андрей посмотрел на огромный букет белых лилий на сиденье рядом. Он уже давно решил сделать Алине предложение и долго обдумывал, как именно. Момент, по его мнению, тоже был идеален. Сам он уже три года работал программистом в крупной фирме, куда устроился сразу после университета, а Алине оставалась последняя сессия на восточном факультете. Она специализировалась на сабеистике – отрасли востоковедения, изучающей языки и культуру древней Южной Аравии.
Андрей до сих пор не был уверен, был подобный экзотический выбор профессии ее собственным – или же она поступила туда, чтобы осуществить несбывшуюся мечту своего отца. Отец Алины был человеком с худощавым осунувшимся лицом и сложной судьбой, который, судя по убеждениям, родился слишком рано, а судя по интересам – слишком поздно.
Его деда репрессировали в самом начале советского режима, так как в те беспокойные времена ему не посчастливилось быть деревенским священником, да к тому же еще и зажиточным. В результате все члены его прихода, которые еще несколько месяцев назад исправно посещали воскресные службы, оказали активную помощь солдатам отыскать этого «врага народа», когда он, почувствовав неладное, одной морозной ночью попытался бежать вместе со своим сыном.
Облава прошла удачно, священника, ко всеобщему удовольствию, изрядно поколотили и сдали куда следует. Сыну, в ту же ночь отрекшемуся от отца и от Бога, удалось избежать его участи. Он остался жить в той же деревне со своей теткой и был вынужден каждый день до самого начала войны здороваться с мучителями своего отца на улице.
Таким образом, война стала для него одновременно испытанием и избавлением. Он дошел до самой Европы, однако за несколько месяцев до капитуляции попал в окружение и вернулся домой контуженным и без обеих ног. Однако, учитывая острую нужду в мужчинах в послевоенное время, он все же смог жениться и родить сына.
Сам отец Алины поступил на востфак тогдашнего ЛГУ в начале шестидесятых и закончил его с отличием, оставшись на кафедре аспирантом. Однако печальная судьба деда, видимо, ничему его не научила, и он вступил в некое тайное социал-христианское общество освобождения народа ровно за год до того, как это общество было рассекречено КГБ. Все его члены были лишены степеней и званий и сосланы в лагеря строгого режима. Когда он вернулся в родной Ленинград по прошествии без малого десяти лет, научная карьера для него была закрыта, и ему пришлось довольствоваться низкоквалифицированными заработками.
Как рассказывала Алина, он тем не менее на всю жизнь сохранил интерес к выбранной специальности и проводил долгие вечера в библиотеках, постоянно совершенствуя свои так никогда и не востребованные знания. Женился он, уже когда ему было далеко за сорок, так что Алина стала для него поздним и единственным ребенком. Про свою мать Алина никогда особо не рассказывала, только то, что она ушла из семьи, даже не потребовав развода, и переехала в другой город. Подробностей Андрей не знал и особо Алину не расспрашивал, так как не был уверен, что хочет слышать правду.
В любом случае он был уверен, что их с Алиной отношения наконец-то положат конец череде ее родовых злоключений. План предложения руки и сердца в итоге созрел грандиозный.