– Она просто быстро сдалась. Я тебе такой поблажки не сделаю. – Разжав ее ладонь, возвращаю ее шпильки и привет из Тибета. – Однажды ты тоже поймешь, что у судьбы нет причины без причины сводить посторонних.
Я не вижу ее, но чувствую, как она улыбается. Не верит. Я тоже долго не верил. У нее такого длинного срока для сомнений не будет.
Из моей машины доносится трель смартфона – кто-то надрывается, долго. И вместе с этими звуками возвращается и реальность. Моросящий дождь, прохлада вечера, то, что она не одета для долгих прогулок в такую погоду. И обувь. Смешная обувь, которую она обула, потому что торопилась ко мне.
– Иди, режь торт и возвращай кроссовки Егору, а то он никуда не уйдет.
Ловлю ее смех своими губами.
И отпускаю.
Пока – отпускаю.
Нырнув в машину, достаю банку с чаем. На смартфоне пропущенный вызов от Студента и сообщение:
«Торт уже настоялся. А я насмотрелся. Можно пожрать? А то скоро полночь, а для моей талии жрать за полночь – плохая примета!»
– Если захочешь, чтобы он ушел побыстрее, завари ему чай.
Она уходит.
Сомневаюсь, что она так и сделает. Пожалеет прохвоста. Да и подругу не заставит страдать.
Уже направляясь домой, понимаю, что царапает какая-то мысль. А потом доходит: Марина мне не звонила. Обычно, если я задерживаюсь, она меня набирает. Может, не зря хвалят женскую интуицию? Чувствует и не хочет все ускорять?
Но поговорить нам придется.
Черт знает, с чего начать и как правильно все объяснить. Но тянуть будет нечестным по отношению в первую очередь к ней.
Дом встречает меня темнотой, которая настораживает. Как и тишина, в которой мои шаги кажутся слишком громкими. Уснула? Скорее всего. Хотя обычно мы поздно ложимся и она всегда меня ждет.
Я нахожу ее в комнате. Свет фонарей хорошо очерчивает фигуру. Приблизившись к кровати, присаживаюсь рядом и натыкаюсь на взгляд.
– Марина, нам нужно поговорить.
Она молчит.
Смотрит сквозь, будто не видит меня.
И моя настороженность усиливается, помогая выхватывать детали. Она любит расслабленно лежать на правом боку, всегда откидывает легкое покрывало. А сейчас лежит, поджав ноги и укутавшись в одеяло. Зимнее одеяло, хотя в доме тепло.
Заболела? Простыла?
Развернувшись, включаю напольную лампу. Пересаживаюсь на кровать, всматриваюсь в ее бледное лицо.
– Марина, что случилось? Ты плохо себя чувствуешь? Что-то болит?
Только когда я прикасаюсь к ее плечу, выглядывающему из-под одеяла, она глубоко выдыхает, чуть удивленно моргает и фокусирует на мне взгляд.
– Лука? Ты уже вернулся? Так рано? А я… прости, кажется, я ничего не успела приготовить…
Ее слова убеждают в том, что что-то случилось. И торопливая речь, и то, что мой приезд почти в полночь для нее слишком рано, и эта болтовня про еду, как будто она устраивалась домохозяйкой и боится, что ей влетит от хозяина.
– Марина, что стряслось?
Качает головой, еще сильнее натягивает на себя одеяло, практически до самого носа.
– Тебе не жарко?
Снова качает головой.
Я трогаю ее лоб: он холодный. Как и судорожный выдох, который срывается с ее губ.
– Я думаю, плед все-таки лучше.
Потянув на себя одеяло, неожиданно встречаю сопротивление. Понимая, что проиграет, слишком неудобно удерживать, она вытягивает руку из кокона.
И мой взгляд спотыкается о синяки у нее на запястье.
Твою же…
Весь словарный запас улетучивается. А мат полностью отражает то, что я думаю и чувствую в этот момент.
Марина перестает хвататься за одеяло, я опускаю его ниже и начинаю звереть, заметив синие следы на ее хрупкой шее.
Тварь… мать его… какая-то тварь…
– Он ничего не успел… – ее слова ложатся на мой длинный выдох сквозь сжатые челюсти. – Он ничего не успел… я сбежала…
– Кто он?
Я стараюсь говорить мягко и вкрадчиво, чтобы ее не спугнуть.
Не помогает.
– Я сама виновата… если бы я не пошла… просто я думала, что правда будет фотосессия… я бы могла догадаться… какая фотосессия у него на квартире… Я сама виновата, Лука, и он ничего не успел… можно сказать, что ничего не случилось…
Мягкая тактика не работает.
Приходится встряхнуть ее, чтобы она перестала нести эту чушь.
– То, что какой-то мудак решил, что ему можно все, не делает виноватой тебя. Твоей вины в этом нет. Слышишь меня?
Я говорю жестко, цепко держу ее взгляд.
Эта тактика гораздо вернее, я к ней наконец пробиваюсь. Чуть помедлив, Марина кивает.
Прижимаю ее к себе и чувствую, как дрожит. Потому и теплое одеяло. Боится. Противно от того, что случилось.
А мне хочется рвать на части руками.
Она обхватывает меня так сильно, будто пытается удержать. Или спрятаться от кого-то, хотя мы одни. И то, и то – хреновая тактика. Удержать меня не получится. А прятаться надо не ей.
– Твоей вины в этом нет, – говорю еще раз, вбивая ей эту истину на подкорку. – А теперь скажи его имя. Я все равно его узнаю, но к тому моменту я буду злее. Лучше, если я достану его сейчас.
Глава 32
Лука
Марина говорит с долгими паузами, через силу выдавливая слова. То и дело бросает на меня осторожный взгляд, а потом продолжает.
Денис Садальский. По ее словам, довольно известный фотограф, многие модели мечтают с ним поработать.
Она тоже мечтала, и тут вдруг повезло…
Часть квартиры оборудована под студию, поэтому поначалу она понятия не имела, чего на самом деле он хочет. Попытка споить ее провалилась: под окнами стоял ее байк. Попробовал просто расслабить – сказками про его связи и ее блестящие перспективы, касаниями, вроде бы случайными, чтобы кадр вышел удачным. Потом пошел напролом… не терпелось, сильно понравилась, он же выбрал ее.
Адрес, номер его телефона – пока информации достаточно. Главное – знать, откуда копать.
– Хватит, – прерываю ее мучения. – Отдыхай.
Выключив свет, выхожу из комнаты. Прохлада ночи и дождь – прямо на руку. Дают время остыть и подумать.
Как же ты выглядишь, тварь?
С экрана смартфона на меня смотрит заплывший мудак далеко за полтинник. Кучерявые волосы, длинный нос, который я просто жажду разбить. Фотосессии, хвалебные оды таланту. Одна заметка про ложное обвинение в домогательствах. Не было доказательств, девушка призналась, что солгала, захотела пиара. Речи бомонда, которые поддержали обиженного.
Понятное дело, что у девчонки ничего не вышло добиться. Откупился или припугнул – уже не имеет значения.
Доказать попытку гораздо сложнее, чем изнасилование. Да и с этим правосудие слишком часто промахивается. Заставляет пройти круги ада из допросов, экспертиз, осуждения тех, кто должен бы поддержать.
«Сама виновата» – так им внушают.
Сама пошла, не так оделась, сама должна была догадаться. Даже живя бок о бок годами, ты не сразу понимаешь, что рядом с тобой сволочь – не человек. Но обвинить куда проще, чем поддержать.
Девочка, которая училась со мной в одной школе, на пару лет старше. Имени не вспомню, внешность стерлась из памяти. А вот шепот у нее за спиной звучит сейчас будто далекое эхо. И каверзные вопросы, когда никто не пытался хотя бы голос понизить: «Зачем помылась? Почему выжидала два дня, прежде чем заявить? Лжет. А если и было что, так сама виновата!»
Она и ходила с этой виной, опустив голову. Ходила в школу. Сидела за партой. Возвращалась домой. Потом – очередной круг допросов.
А однажды она не пришла.
Устала от шепота, смеха и обвинений и нашла другой выход. Полиция не нашла, отпустила честного человека, которого она пыталась оговорить. А она все же вышла из этого круга, быстро, легко – прыгнула вниз с высоты.
«Сама виновата, совесть замучила» – новый шепот вместо сочувствия.
Та тварь вскоре исчезла из города.
А эта улыбается, думает, что останется безнаказанной.
Отдохни пока.
Поехать вслепую к нему домой – дохлый номер. Только идиот в полночь откроет дверь незнакомцу. Если бы вместо меня была хорошенькая модель – был бы шанс. Придется подойти к нашей встрече серьезней.
– Тим, – набираю знакомого, – ты как там, не спишь?
– Смешно, – хмыкает он. – Только проснулся. Думаю выпить пару чашечек кофе.
– У меня есть предложение, как взбодриться быстрее и без вреда для желудка. Нужна информация по одному человеку. Где бывает, где проще найти. И самое главное – его слабое место.
– У меня досрочный ответ!
– Второе слабое место. Первое я уже принял в расчет.
Тим – айтишник в компании Хищного. На самом деле работать там ему по приколу, да и график устраивает, можно свободно спать днем. А вот где и на кого он работает ночью, трудно предположить.
Впрочем, это не волнует ни Хищного, ни меня. Главное – то, что он может и делает.
– Лука, – открыв дверь, на крыльцо выходит Марина. – Хочешь чай?
Ее волосы еще влажные. Хотя с ее визита к ублюдку прошло много времени. Сколько она стояла под душем, пытаясь стереть чужие прикосновения, избавиться от мерзкого ощущения?
Обнимает себя руками, а еще то и дело дергает рукава пижамы, боясь, что видно следы. Откуда она откопала эту одежду? Не знал, что она у нее вообще есть.
Прячется.
И прячет свой страх.
А он есть. Безмолвно кричит в ее взгляде, выдает себя в этих скованных жестах.
Я не хочу чай, но соглашаюсь. Ей нужно занять себя, видимость нужных действий поможет отвлечься. И видимость того, что сегодня вечером у нас все как обычно.
Она выносит мне чай, и я пью, не чувствуя вкуса. Сладкий, нет – значения не имеет. Главное, что она чуть расслабляется.
– Лука, – шепчет, заглядывая в глаза, – я не хочу, чтобы ты пострадал. Пожалуйста, пожалуйста, давай просто забудем.
– Не волнуйся, – улыбаюсь ей успокаивающе, – со мной ничего не случится.
Она обнимает меня со спины, цепляется, не оставляя надежды отговорить, удержать.