Вздохнув, поправляю сумку и иду к кабинету. В коридорах немноголюдно, но посетители всё же есть. Большинство людей сидит у кабинета забора крови, а я прохожу дальше и останавливаюсь у двери, на которой висит табличка с надписью “Гинеколог”.
Опустившись на диванчик перед ним, пытаюсь унять дрожь во всём теле. Ладони потеют и немного ведёт голову. Я сегодня не завтракала: возможно, придется сдавать анализы.
Надеюсь, приём сильно не задерживается, и я успею вернуться на работу к десяти часам.
Внутрь меня приглашают буквально через несколько минут.
– Рассказывайте с чем пожаловали, Олеся, – благодушно начинает доктор, открывая электронную карту.
– Кажется… я беременна, – выходит сдавленно и похоже на писк.
Врач смотрит на меня поверх очков и понимающе кивает.
– Когда была последняя менструация?
– Три недели назад.
– Делали тест?
– Да.
– Он показал результат? – кажется, я слышу в её голосе удивление, но лицо остаётся бесстрастным и внимательным.
Никакого осуждения или пренебрежения. Это придаёт смелости.
– Да. Но… я не знаю, как это возможно… Может, вы объясните. Понимаете, половой контакт был у меня намного ранее. Намного, – быстро говорю я, надеясь, что она меня поймёт.
Радова смотрит на меня несколько секунд и опять кивает, показывая рукой на кушетку, которая стоит в другом конце кабинета рядом с аппаратом УЗИ.
– Такое иногда бывает. Давайте я вас осмотрю, и мы подтвердим факт беременности или… Вы раздевайтесь, раздевайтесь. Освободите живот.
– Или?
Кладу вещи на стул, стоящий рядом и берусь за пуговицу на брюках, нетерпеливо ожидая ответа врача.
– Или опровергнем её, Олеся. Понимаете, после выкидыша тесты ещё некоторое время показывают ложноположительный результат.
– Выкидыша?
– Вполне возможно, что те выделения, которые вы приняли за менструацию, были отслойкой плода. При отсутствии медицинского вмешательства вы могли потерять ребёнка и не заметить этого. Вы понимаете?
Киваю.
Опускаю взгляд на живот и пытаюсь понять свои ощущения. Я ещё не привыкла к мысли о ребёнке во мне, но предположение, что его может и не быть, отзывается болью и пустотой в душе. Я хочу, чтобы он был? Или она?
Если УЗИ сейчас ничего не покажет, это решит часть моих проблем.
Почему же я чувствую такой горький привкус разочарования?
– Вам нехорошо? – спрашивает врач осторожно. – Мы не будем забегать вперед. Я просто предупредила вас о возможностях, чтобы избежать неожиданностей. Не накручивайте себя раньше времени. Сейчас всё узнаем, деточка.
Я слабо улыбаюсь и опять киваю. Расстёгиваю брюки и, спустив их, ложусь на кушетку. Поднимаю блузку вверх и смиренно складываю руки чуть нижи груди. Хуже, чем сейчас, ведь уже не будет? Потому что самое сложное – это неопределенность. Можно накрутить себя до такого состояния, что тронешься мозгами.
Уперев взгляд в потолок, я молюсь.
Сама не знаю о чём… но прошу у Господа, чтобы всё было хорошо.
Радова выдавливает мне на кожу гель и прижимает датчик к моему телу. Ведёт его сначала вверх, размазывая прохладную субстанцию, отчего я покрываюсь мурашками, а затем вниз. Она чуть щурится, вглядываясь в монитор, а потом разворачивает его ко мне.
Я забываю, как дышать.
13 Глава
– Хотите послушать сердечко? – улыбаясь, спрашивает врач. – Всё хорошо, Олеся Сергеевна, дышите.
Меня колотит, натуральным образом потряхивает, и дышать – последнее, что у меня получается. Всё внимание сконцентрировано на компьютере.
Радова подавляет смешок, видимо, забавляясь моей реакцией. А мне с трудом даётся этот первый вдох, после того как я увидела на экране монитора своего ребёнка.
Моего ребёнка.
Только слепой бы не понял, что там изображено. Я, если честно, предполагала увидеть какую-нибудь фасолину или горошину размером с ноготок, потому что живота у меня нет. Совершенно плоский. Но нет… я чётко вижу маленькое туловище, голову и четыре круглые точки. Две по бокам и две внизу, там, где должны быть руки-ноги.
Смотрю, смотрю, смотрю и не могу поверить.
– Это… это… – Тычу пальцем в экран, быстро моргая.
Кажется, я сейчас расплачусь, потому что не понимаю, как справиться с навалившейся на меня лавиной эмоций. Это и восторг, и радость, и счастье, и страх, и непонимание. Целый спектр, от которого меня просто разрывает на части! А ещё я чувствую любовь… в этот самый миг я переполнена – от кончиков пальцев до корней волос – самой большой любовью на планете Земля.
– Ножки и ручки. Они ещё не до конца сформированы. Придёте недельки через три, малыш уже сможет помахать вам пальчиками. Тогда и пересчитаем их. Слушаем сердце?
Я киваю. Слов у меня до сих пор нет.
Внутри меня живёт жизнь, новый человек. Пока ещё маленький, крошечный, но уже с сердцем, которое умеет биться.
Радова нажимает клавишу на клавиатуре, и я дёргаюсь.
Звук заполняет кабинет, и мои глаза округляются ещё больше. Я даже приоткрываю от восторга рот.
Тук-тук-тук.
На глаза набегают слёзы, которые уже невозможно сморгнуть. Они стекают по щекам, и я всхлипываю, не таясь.
Живой. Мой малыш живой.
– Сердечный ритм в норме, сто пятьдесят ударов в минуту. Всё у вас хорошо на первый взгляд, – спокойно говорит врач, словно не замечает моего предистеричного состояния.
Она продолжает водить датчиком по животу и удовлетворительно кивает сама себе, убирая его через несколько минут.
– Нужно будет сдать анализы. Можно у нас, можно в обычной поликлинике. У нас также есть возможность вести беременность. Можете наблюдаться у меня.
Растерянно киваю, вытирая салфетками живот. Способность говорить потихоньку возвращается ко мне, но я всё ещё таращусь в экран монитора, на котором застыла фотография моего малыша. Или малышки.
– А какой у меня срок? – спрашиваю тихо.
– Девять-десять недель. Мы сохраняем плод? – вдруг спрашивает доктор.
Тон у Радовой остаётся таким же доброжелательным, но атмосфера в кабинете значительно меняется. Я чувствую, как от этой доброй приятной женщины повеяло холодом, хоть внешне она этого никак не выказывает.
Скажи я ей сейчас “нет”, многое в моей жизни станет проще. Но… я на каком-то подсознательном уровне чувствую, что не могу принять такое решение одна. Мне нужно поговорить с Полянским, потому что тот маленький человечек, фотографию которого протягивает мне врач, и его тоже. Я уверена на сто процентов, что он его. А значит, и судьбу его мы должны решать вместе.
Выплываю из мыслей и понимаю, что гинеколог по-прежнему вопросительно смотрит на меня. Быстро качаю головой, выражая согласие, и врач тепло улыбается мне.
– Поздравляю вас. Фотографию напечатать?
– Да.
Через несколько минут вместе со стопкой направлений на анализы и фотографией УЗИ я оказываюсь около кабинета забора крови. Радова, которая сопровождает меня, словно переживая, что я свалюсь в обморок, заглянув в процедурный, предлагает немного подождать.
Сажусь на диванчик рядом с дверью и, нервно барабаня пальцами по колену, жду, когда меня пригласят.
Неотрывно смотрю на напечатанный снимок, сжимаясь внутри. Мне даже обсудить не с кем свою беременность. Маме звонить я не буду, пока не утрясу ситуацию с Полянским. Отца, боюсь, опять может хватить удар. С Динкой мы редко делимся секретами, да и вообще порядком отдалились друг от друга, хотя разница в возрасте у нас всего три с половиной года.
Вздохнув, улыбаюсь, поглаживая пальцем первую фотографию своего малыша. Неважно, как сложится наша жизнь дальше, я навсегда запомню тот момент, когда первый раз услышала стук его сердечка, пока он был во мне. Ничего более волшебного и удивительного никогда не видела и не слышала.
– Олеся?
Цепенею и выпрямляюсь, медленно поднимая голову, чтобы посмотреть на Полянского, который с удивлением рассматривает меня в ответ. Он одет не в ставший для меня привычным деловой костюм, а в синие джинсы и тёмную водолазку. На щеках щетина, а в руках медицинская карта.
Он тоже пришёл к врачу?
Я совсем не ожидала такой скорой встречи наедине с отцом своего ребёнка.
Хотела морально подготовиться для разговора с ним. Подумать, как лучше сформулировать и преподнести новость. Возможно, сегодня в офисе или через пару дней…
– Здрасьте, – говорю заторможен о и натыкаюсь взглядом на мальчика лет десяти, стоящего рядом с Богданом.
14 Глава
– Что ты здесь делаешь? Заболела? – строго спрашивает Полянский, бегая взглядом по моему лицу, а потом смещает его на зажатую в моих руках пачку направлений.
Сжимаю их крепче и, повернув боком, прячу между своих колен. Молясь, чтобы он не увидел снимок УЗИ. Только не сейчас, когда рядом с ним стоит его сын.
Рукава зеленой кофты парнишки закатаны до локтей. Он прижимает к себе одну руку, перевязанную бинтом на сгибе, и со скучающим видом рассматривает меня.
– Нет, – отвечаю поспешно и интенсивно качаю из стороны в сторону головой, для большей убедительности. – Простое стандартное обследование.
Я просто беременна от тебя.
Мысль проносится в голове и щекочет кончик языка. Тряхнув головой, быстро облизываю губы и опять поворачиваюсь к мальчику. Мне хочется рассмотреть его повнимательнее, но при этом не показаться бестактной или любопытной курицей.
Всё-таки он сын Полянского, а во мне находится ещё один его ребенок. Это странно…
Вся наша ситуация довольно странная.
Мальчик худой и длинный. Волосы русые, лохматые и неприглаженные, на макушке так вообще стоят торчком. На ногах у него большие зелёные кроссовки в цвет кофты, в свободной руке зажат телефон, а на лице застыло выражение смертной скуки. Он явно хочет убраться отсюда как можно дальше. Ничего в этом почти подростке не напоминает мне истеричного мальчишку, чей телефонный срыв я слышала не так давно.
– Олеся… – Полянский подозрительно прищуривается, возвращая моё внимание к себе, а я сильнее сжимаю коленями свои ладони и втягиваю голову в плечи. – Всё в порядке?