– На него похож, да? – произносит Айсель.
– Немного похож. Я особо не рассматривала, – вру.
– Я видела его всего пару раз, мне показалось похож. Правда, всегда хмурый и колючий. Хотя не удивительно…
Даниил, которого видела я был весел и слегка саркастичен. Но никак не хмурый и колючий. У него начинается тяжелый возраст, который я не понаслышке знаю по своим младшим брату и сестре.
– Обычный мальчик. Высокий такой. А где его мама? – вопрос вылетает из меня прежде, чем я успеваю себя заткнуть.
Ну вот. Считала себя не сплетницей, а сейчас я именно этим и занимаюсь. Сбором сплетен.
Айсель едва уловимо хмурится и оглядывается по сторонам, проверяет все ли заняты своими делами и не прислушивается ли кто к нашему разговору.
– У нас обычно об этом не болтают…Но ты недавно работаешь…– бормочет коллега, – В общем умерла она. Пару лет назад. Подробностей не знаю, да и кто спрашивать о таком будет на прямую? Полянский тогда мало времени в офисе проводил не до того было, зато потом как с цепи сорвался, ночевал даже на работе.
– А мальчик? – спрашиваю сипло, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– К бабушке отправил. Матери жены. А недавно вот назад забрал. Может быть, потому что жениться решил еще раз? Я не знаю…Левский, – шикает Айсель и опустив глаза, начинает с утроенной силой барабанить по клавиатуре.
Я тоже поспешно открываю свой ноутбук и хватаюсь за мышку. Но ничего не вижу. Перед глазами все плывет и расплывается.
Мне так жалко становится Даниила, что начинает покалывать сердце. Не представляю, что ощущал маленький мальчик, оставшийся без мамы и папы, который решил найти утешение в работе, забыв о собственном ребенке. А потом вспомнил о нем через пару лет?
– Земцова, сходи в приемную к Полянскому. Вот это нужно отнести и попроси у Натальи наши документы назад, – не терпящим возражения тоном произносит Левский, бросая ко мне на стол кипу бумаг.
– Хорошо, – говорю смиренно.
Его временная помощница от него сбежала, проработав всего пару дней. И я ее отлично понимаю и не могу осуждать. Красивый как Бог и неуравновешенный как черт Левский доведет кого угодно.
Утром, когда он отчитывал меня в жесткой форме за опоздание на сорок минут, я решила, что много нервничать мне теперь вредно, поэтому стараюсь не реагировать бурно на его критику и выпады. Просто буду делать свою работу, пока она делается.
– И я надеюсь ты помнишь, что сегодня ты отрабатываешь свое опоздание? Как все уйдут зайди ко мне скажу, что будешь делать.
– Ладно.
Кажется, Илью Юрьевича раздражает моя покорность, но воздержавшийся от дальнейших комментариев, он скрывается у себя в кабинете.
– Какая муха его постоянно кусает? – бормочу, собирая бумаги со стола.
– Скорее какая ему постоянно не дает, – тихо произносит себе под нос Айсель, не отрывая взгляда от своего компьютера.
Я не могу сдержать смешка и откинув косу с плеча иду в сторону лифтов.
В приемной у Полянского его помощницы нет на месте. Кладу документы на ее стол, бегло оглядывая лежащие сверху бумаги, вдруг там есть что-то наше, тогда я заберу и чиркану на стикере ей об этом.
Ничего не обнаружив, я выпрямляюсь и замечаю, что дверь ведущая в кабинет Богдана приоткрыта.
Подхожу чуть ближе и заглядываю внутрь.
– Что значит вы не укладываетесь в сроки? Для кого мы их прописываем в договоре?! Для заказчиков? Нет, в том числе и для себя. Мы обговаривали заранее все возможные форс-мажоры и риски и вы сказали этого времени будет достаточно… – произносит Богдан, слушая ответ своего собеседника чуть нахмурившись.
Я вижу его отражение в большом панорамном окне, за которым загорается вечерними огнями город.
Полянский одетый так же, как утром стоит, опираясь рукой об стекло, прижимая к уху свой мобильный. Я любуюсь его высокой статной фигурой, длинными ногами упакованными в синие джинсы, широкими плечами под темной водолазкой, волосами зачесанными назад и…прикрыв глаза тихо ругаюсь про себя…
Я не должна им любоваться, не должна…но ничего не могу с собой поделать. Я опять кладу руку на мой совершенно плоский живот. Он отец моего ребенка, и он мне нравится. Может быть, поэтому меня и тянет к нему? Так сильно тянет, что отрицать это становится невыносимо. Он изменил своей невесте со мной, а я не могу на него злиться… Поэтому сейчас вместо того, чтобы тихо и незаметно уйти стою и смотрю на него.
Неожиданно Полянский оборачивается и впивается глазами прямо в меня. Пойманная за подглядыванием, чувствую, как покрывается красными пятнами шея и начинает частить пульс.
– Извините…– шепчу одними губами, хватаясь за ручку двери.
Богдан, прикрывает динамик и сухо произносит:
– Зайди.
Зачем-то оглядываюсь назад, словно был шанс на то, что Полянский мог позвать кого-то еще кроме меня.
Делаю шаг внутрь и, сцепив руки замком, в нерешительности останавливаю. Оглядываю кабинет Богдана, не зная куда себя деть и что сказать.
Полянский кивает мне на стул, стоящий перед его столом, и отворачивается обратно к окну, продолжая свой разговор.
Бросаю быстрый взгляд на приоткрытую дверь и тяжело и обреченно вздыхаю, плотно прикрывая ее, чтобы нам никто не мешал и не дай Бог услышал бы, что я собираюсь сейчас сказать…
Заходя в кабинет Полянского, я уже точно решила, что скажу ему о ребенке.
Хотела оттянуть немного разговор и момент признание, но кажется время пришло. Вряд ли я найду более подходящий момент. Полянский редко бывает один, с ним рядом всегда толпа людей, особенно в офисе.
Меня потряхивает от волнения, когда я сажусь на предложенный мне стул. Тело бьет мелкой дрожью, а во рту сухо как в пустыне. У меня с собой никаких доказательств беременности. Ни теста, ни снимка узи. Я надеюсь на адекватность и рассудительность Полянского. Хотя сама понятие не имею как именно он отреагирует на новость о ребенке.
– Алексеев, прекрати лить мне в уши эти сладкие песни, припаси их для двоих подчиненных, – резко произносит Полянский и поставив руку на стекло, сжимает ладонь в кулак. – Когда будешь им объяснять, почему они остались без годовой премии благодаря тебе.
Никогда не видела такого Богдана. Обычно очень сдержанный, не позволяет себе поднимать голос на сотрудников, даже если они, по его мнению, сильно облажались. Он совсем не Левский, который орет по поводу малейших недостатков в договоре. Он и сейчас не кричит, но от его тихого обманчиво спокойного голоса волоски на руках встают дыбом.
– Я жду решение нашей проблемы завтра до обеда и если ты его не найдешь, тогда уже я буду искать…нового начальника производства, Алексеев. Понятно?
Скрещивая лодыжки и складывая руки на коленях, как примерная девочка, сверлю взглядом напряженную спину отца своего ребенка. Он тем временем заканчивает свой разговор и нажав на экране мобильного отбой, какое-то время стоит неподвижно, смотря в окно.
Атмосфера в кабинете напряженная. Гнетущая и не предвещающая ничего хорошего. Не знаю зависит ли она от того, что на производстве и складе срывают сроки по важному договору, или есть что-то еще?
Я слышу как тикают настенные часы, которые показывают приближающееся окончание рабочего дня. Слышу свое дыхание и дыхание Полянского. Слышу как за дверью возвращается в приемную его помощница, громко болтая по телефону.
Неуверенно ерзаю на стуле, потому что мне кажется Богдан забыл о моем присутствии. Мне так кажется ровно до того момента, пока мы с ним не пересекаемся взглядами в бликующими вечерними огнями окне.
Внутри рождается догадка. Сердце ухает вниз, и я до боли впиваюсь ногтями в ладони.
– Богдан…
– Когда ты планировала мне сказать? – перебивает меня Полянский и медленного оглядывается через плечо, поворачиваясь ко мне лицом.
16 Глава
– Что?
Его вопрос выбивает почву из-под ног, хоть я и сижу, вцепившись пальцами в собственные ладони, и воздух из легких. Мне нечем дышать.
Богдан молча идёт к своему месту и садится в кресло. Ставит локти на стол и, соединив руки, смотрит на них несколько секунд скрывая от меня свои эмоции, а потом поднимает глаза. Он спокоен и собран. Он больше не злится и вообще не выражает никакого недовольства. Скорее он пуст, опустошён полностью.
Я не знаю, что творится у него внутри. Мне хочется верить, что там у него бушует шторм, точно такой же, как и у меня.
Полянский чуть улыбается, едва уловимо, мягко и безэмоционально.
– Леся, – спокойно произносит он, а у меня волосы на затылке шевелятся от звука собственного имени. – Я знаю, что ты беременна. Будешь это отрицать?
Смотрю в его кристально голубые глаза и сглатываю. Раньше, буквально сегодня утром, в его глазах плясали эмоции. Целый калейдоскоп! Иногда он мог посмотреть на меня с нежностью, иногда с открытой похотью. Между нами, всегда было натянутое сексуальное напряжение, как отголосок нашей непродолжительной связи. Сейчас же нет ничего. Всё потухло разом. Остыло.
– Беременна, – отзываюсь тихим эхом.
Отрицать очевидное глупо.
Полянский вздыхает. Громко, не таясь, нецензурно ругается и ударяет кулаком по столу, откатывается на стуле и поднимается на ноги. Но вместо того, чтобы приблизиться ко мне, отходит обратно к окну.
– Ты забыла карточку в кабинете анализов. Я посмотрел. Ты плохо выглядела утром, любопытство пересилило этику. Твою мать!
Я вздрагиваю и обнимаю себя за плечи, смотря на него широко распахнутыми глазами. Мне хочется свернуться клубочком и спрятаться. Определенно, я ожидала не такой реакции. Умом понимаю, что рассчитывать на чувства было глупо, но тоска и досада сжимают внутренности, завязывая всё внутри узлом. Не думала, что сама мысль о том, что я ношу под сердцем его ребёнка может вызывать такой негатив со стороны Богдана.
– Богдан… – начинаю я робко и тоже встаю на ноги. – Я…
Только сдвинуться с места не в силах. Мой голос тихий и осипший. В горле ком, который я никак не могу проглотить. А ещё не могу найти подходящих слов, смотрю в спину мужчине и молчу.