Такие звонки случаются каждый день, где звонящий называет мое имя, фамилию, неосознанно коверкает отчество или название моей фирмы. Предлагают свои услуги, навязывают продукты. Кто-то кому-то дал мою визитку. Кого-то я не записал в свои контакты.
Трижды в моей жизни были звонки от которых кровь в жилах стыла и волосы на затылке шевелиться начинали. Девушка на той стороне провода еще молчит, словно подбирает слова, а я уже знаю, что этот звонок один таких.
Сжимаю трубку сильнее, готовясь получить удар под дых, и поворачиваюсь в сторону окна.
28 Глава
– Даня! – громко зову сына, открыв дверь в квартиру. – Даниил!
Захожу в прихожую, стряхивая с волос мокрый снег. Раздеваться не спешу, бегло осматриваю корреспонденцию из почтового ящика, который проверил по инерции. Ничего важного или интересного. С раздражением откидываю бессмысленные рекламные брошюры на комод и резко провожу ладонью по лицу.
– Сын, ты где?
– Иду… – подаёт голос из детской.
На кухне льётся вода и тихо работает телевизор, звенит посуда. В коридор выглядывает Вика, моя помощница по дому, и, стянув с рук резиновые перчатки, спешит навстречу, по пути заглядывая в комнату к Дане, поторапливает его.
– Здравствуйте, Богдан Алексеевич! – говорит девушка и протягивает мне сумку, которую только что подхватила с пола. – Я ему еды с собой положила и вам тоже. Там несколько контейнеров и термос. Здесь сок. Салфетки. Дорога вроде недлинная, но мало ли, может пригодиться. Вы, если что, звоните. Я на праздники никуда не уезжаю, смогу выйти.
– Спасибо, Вик. Квартиру закроешь, ладно?
– Да, конечно!
– А вот и я! Куда едем? К бабушке? – спрашивает невнятно Даня, появившись на пороге своей комнаты и продолжая что-то жевать.
Одет в чёрные спортивные штаны, жёлтые носки и синюю толстовку. На голове капюшон, а в руках небольшой чемодан и рюкзак, из которого торчат какие-то провода. Он выглядит довольным и немного взбудораженным, чуть ли не подпрыгивает на месте от предвкушения, перебирая свои пожитки. Простил мне очередной прогул его тренировки, как только я велел собирать вещи и готовиться к внезапной поездке, которая нарушила все мои планы.
Сегодня мы будем ночевать не дома. Если я вообще смогу уснуть. Сейчас об этом думать рано, важно как можно раньше выдвинуться в дорогу. Пока трассу окончательно не замело снегом.
– К бабушке обязательно заедем, но не сегодня. Одевайся давай.
– А куда? – разочарованно тянет Даня, запихивая ноги в коричневые ботинки.
– К Лесе поедем.
Сын вскидывает голову и быстро запихивает шнурки за язычок, не удосужившись даже завязать. Невесело усмехаюсь. Ну и спешка. В школу бы так по утрам собирался.
– С ночёвкой? Вау!
– Почти…
Я радости сына не разделяю, напряжён до чёртиков. В голове ни одной разумной мысли, все вокруг Земцовой крутятся. После разговора с её подругой прошло не больше получаса. Ничего конкретного эта дамочка сказать мне не смогла, единственное, что сообщила: Олеся в больнице. Ни диагноза, ни её состояния, ни что с ребёнком. Ничего.
Растянула мои нервы как пружины и бросила трубку, предварительно назвав номер больницы и палату. Я чуть было не решил, что эта хрень чья-то злая шутка. Только спустя тридцать секунд после этого внезапного звонка меня набрала Радова, и тогда я уже конкретно пересрал. Она заверила, что ничего страшного там не случилось, только от этих слов ни фига не проще. Под рёбрами шарашит так, словно я одолел полумарафон, которые уже года три как не бегаю. А всему виной чёртова неизвестность. Что там с моей девочкой и нашим малышом?
У самой Леси телефон выключен, и она до сих пор не выходит на связь. И это молчание с её стороны напрягает больше всего. Почему я узнаю новости от кого-то другого, а не от неё? Не заслуживаю её доверия? Так сильно презирает меня? От Радовой я узнал, что она в сознании, просто решила мне не звонить. Это меня совершенно не устраивает.
Чёрт…
Вот и гадай, твою мать, что там на самом происходит, за три сотни километров от меня.
Можно было бы дождаться утра и ехать тогда, как и планировал. Только я понимаю, что спокойно сидеть на месте и ждать не смогу, пока не удостоверюсь, что с моей Лесей всё нормально. Пока не увижу её, не прижму её к себе, не вдохну её запах… пока не буду рядом и не буду знать, что всё под контролем.
Плевать я хотел на её запреты. Не трогать, не целовать, не дышать рядом с ней.
– В машину давай, – поторапливаю сына, закидывая в багажник наши вещи.
– Может, цветы купим? – говорит Даня, залезая на заднее сиденье автомобиля. – И пирожных. Ну знаешь… девчонки любят всякое такое. Внимание, чувствовать себя особенными, единственными.
На последней фразе ребёнок начинает мямлить и краснеет, а я присвистываю, бросая на него удивлённый взгляд.
– Эй, юный Казанова, кто тебя обучил этим премудростям?
– Герман.
Почему я не удивлен тем, что это дело рук моего братца?
– За цветами обязательно заедем. Леся в больнице, ей будет приятно ощутить нашу заботу, – произношу, крепче сжимая руль.
– Она заболела, как мама? И не поправится? – после непродолжительного молчания интересуется Даниил.
Встречаемся глазами в зеркале заднего вида. Его лицо бледное и обеспокоенное. Он напряженно смотрит на меня в ожидании ответа, сжимая ладонями свои колени. Мы редко затрагиваем тему его матери. Я знаю, он её плохо помнит, но очень сильно любит. Мой долг сделать так, чтобы Даня её никогда не забыл. Но научился жить с этой утратой. Сохранил внутри себя эту любовь, чтобы даже сквозь года, когда детство останется позади, он мог согреть своего внутреннего ребёнка о те немногие воспоминания, которые у него остались.
– Поправится, конечно. Не переживай, – сглотнув образовавшийся ком, спешу скорее успокоить Даню. И себя заодно. – А потом мы заберём её к себе, если ты не против.
– Не против…
На днях риелтор нашла отличную квартиру в нашем подъезде, на несколько этажей выше. Светлая и уютная однушка с отдельной кухней. Полностью меблированная и укомплектованная техникой, заезжай и живи. Если что будет нужно для Леси, быстро докупим. Пока мы заключили договор с хозяевами на сдачу, но по их намекам я понял, что они не против её и продать в дальнейшем. Если Олеся думает, что сможет легко уехать после родов назад, то её ожидает небольшой сюрприз. Я её далеко от себя отпускать не собираюсь. Одну или с малышом, неважно.
Эта девочка медленно пробиралась ко мне под кожу. Аккуратно искала подходящий ключ к моему сердцу, перебирая тысячи вариантов и, кажется, не ведая сама, нашла его. Иначе как объяснить то, что я срываюсь к ней, несмотря на снежную пургу? Везу с собой сына и собираюсь поговорить с её семьей. С её отцом.
В больницу мы попадаем ближе к ночи. Никого, конечно, уже не пускают и нас настойчиво и в грубой форме просят убраться восвояси и приходить утром. Несколько оранжевых купюр решают эту проблему. И вот уже, натянув на ноги бахилы, мы с Данькой идём вслед за пожилой медсестрой, которая, не переставая, рассуждает о проблемах современной медицины и нехватке персонала и оборудования в их областной больнице.
– Вы бы всё-таки утром приходили. Тонус матки обычное дело. Покапаем её чуток и вернём вам обратно. Чего так запаниковали, папаша? Не первый раз замужем-то, – хмыкает медсестра, косо поглядывая на меня и сонного Даньку, который, зажав подмышкой свой планшет, шаркает ногами рядом.
Сам вызвался со мной пойти, попросил его разбудить, как приедем. Ждать до утра никто из нас не собирался. Мой сын. Треплю по его по волосам, он быстро улыбается и пожимает плечами, сбрасывая мою руку.
– В командировке был, увидеть хочу, – говорю я.
– Ну да. Пойду разбужу, там ещё четыре женщины вместе с вашей лежат. Они-то спать хотят.
Сердце как у пацана начинает шалить и подпрыгивает, когда останавливаемся перед белой дверью, ведущей в палату. Медсестра скрывается внутри, и через несколько секунд я слышу приглушенные голоса.
Сын напряжённо застывает рядом, вытягиваясь по струнке, и не сводит взгляда с двери, сжимая в руках небольшой подарочный пакет.
– Да иди сама посмотри, чего мне сочинять-то. Ой, не могу, ей-богу. Один ночью вламывается, ставя на уши всю больницу, лишь бы на жену посмотреть, а вторая не верит, что муж за дверью стоит. Смешные, не могу, – посмеиваясь, выходит в коридор медсестра и, открывая дверь шире, пропускает вперед тоненькую фигурку, закутанную в розовый халат в цветочек.
Взглядом быстро ощупываю её с ног до головы. Бледная, немного испуганная и сонная. Но цела и невредима. Что-то щемит внутри и разрывается от нежности, когда я смотрю на эту хрупкую женщину, беременную моим ребёнком. Хочу дотронуться до неё, так, что кишки сводит. Но заставляю себя стоять на месте.
Первые несколько секунд Леся щурится от яркого света, привыкая к нему, а потом её глаза расширяются и становятся будто два огромных блюдца. Она делает шаг вперед и нервным движением приглаживает всклокоченные с одной стороны волосы. Перескакивает взглядом с меня на Даню и обратно, хлопая ресницами.
– Привет, – произношу хрипло и протягиваю ей букет из нежно-розовых цветов. – Как ты себя чувствуешь?
29 Глава
– Вы… чего тут делаете? – спрашиваю сипло, закрывая руками вырез на халате.
Быстро перевожу взгляд с Богдана на его сына, а потом на букет невероятных ароматных цветов. Большой и очень красивый букет, такие обычно дарят особенным женщинам. Сердце начинает частить.
Мне кажется, я всё ещё сплю, поэтому незаметно щипаю себя за запястье. Больно. Значит, это наяву и не чья-то злая шутка, как я решила спросонья, услышав от медсестры, что ко мне приехал муж с ребёнком.
Муж.
Моя несбыточная мечта. Запрещаю себе думать о Полянском в такой роли. Он уже был чьим-то мужем и скоро станет опять. Чьим-то. Не моим.
– А мы к тебе, – улыбается Даня и протягивает небольшой жёлтый бумажный пакет, по эмблеме на нём я узнаю одну известную московскую кондитерскую. Они ограбили её ночью, чтобы добыть мне эклеров? – Это тоже тебе от нас с папой, чтобы ты быстрее поправлялась. Да, пап?