– На самом деле я действительно хочу есть. Бургер звучит хорошо.
– Отлично, – отвечаю я. – Там или возьмем навынос?
– Навынос! – мгновенно отвечает она.
Я включаю поворотник, чтобы свернуть туда, где находится единственный фастфуд-ресторан, продающий еду навынос.
– Правильное решение. Тебе придется побегать за этой чертовой лошадью какое-то время, дай бог управиться до темноты.
Она качает головой.
– Не-а. Когда мы приедем домой, Эдисон будет рядом с амбаром. Вот увидишь.
Мне нравится Эдисон, однако сейчас я реально благодарен ему, что дает нам безопасную тему для разговора.
Мое подтрунивание заставляет ее по-настоящему улыбнуться и забыть последние два дня чистого ада.
Капля пота стекает по моему виску.
Так или иначе, я ни на секунду не верю, что она воспримет женитьбу с юмором, словно нашу маленькую «кто-готовит-энчилады» битву. Я ненавижу сам факт того, что должен одновременно пытаться приободрить эту трусишку и при этом лгать ей в глаза.
Дерьмо!
К тому моменту, как нам выдают пакеты с едой, настроение становится чуть лучше. Мы оба заказали гамбургеры с картошкой фри и лимонад. Я паркуюсь в самом конце огороженной стоянки, чтобы перекусить на свежем воздухе, пока светит солнце и тепло.
У Беллы на коленях лежит большая папка на трех кольцах, служащая ей подносом.
– И все-таки, зачем тебе все это? Ну, кроме зарплаты, само собой.
Я знаю, к чему она клонит, но тяну время, неторопливо жуя, пока придумывается нужный ответ.
– Роджер сказал, что ты мой личный телохранитель, как хотел того дед. И я так понимаю, что это указано в завещании, следовательно, сейчас я ничего не могу с этим поделать. Что я действительно хотела бы знать, так это – зачем? – Она быстро допивает лимонад. – Понятно, что он переживал. Знал, что с моими родителями понадобится подкрепление. – Она ставит чашку в подставку и смотрит на меня. – Непонятно, почему ты согласился. Деньги? В этом дело?
– Я и не отрицаю, что Джон хорошо платил мне последние четыре года.
Пикап, в котором мы сидим, тому подтверждение. Я купил его в прошлом году, заплатив наличкой.
Кроме тех денег, что я раз в три месяца отправлял Энджи, я особо ничего не трачу. Это не исправит все произошедшее между нами, но я знаю, что деньги очень нужны ей и детям. Не всем удается получить наследство размером с девятизначное число. Наше было равно нулю.
Не всем удается получить классную, хорошо оплачиваемую работу. Если я когда-нибудь уеду из Далласа, вряд ли найду что-то, где будут платить так же хорошо, а я не могу позволить себе прекратить эти денежные переводы.
Белла смотрит на меня, изучает, пытаясь распознать на моем лице признаки лжи. И ее трудно винить в этом.
– Если тебе интересно, контракт действителен только шесть месяцев, плюс выходное пособие.
Белла кивает.
– Затребованные Джоном шесть месяцев.
– Захочешь, чтобы я ушел после этого, – твое право. – Я бросаю на нее взгляд, призванный показать, насколько я серьезен, а затем кусаю свой бургер. – Я здесь, чтобы помочь тебе защитить бизнес. А не совать в него нос.
Она заворачивает недоеденный гамбургер в бумагу и бросает его в пакет.
– Ладно, спасибо за честность. Посмотрим, что случится за эти шесть месяцев. Я даже рада, что ты здесь. Не секрет, что мне тяжело противостоять маме и папе. Дети должны слушаться родителей. Мне это внушали с самого детства. Ключевая мамина фраза звучала как: «Если ты этого не сделаешь, ты больше никогда не поедешь летом к дедушке».
Недоеденный картофель фри отправляется вслед за остатками бургера.
– Знаешь, о чем я думала сегодня ночью, Дрейк? Если бы дед не умер, а заболел… если бы ему понадобился кто-то, кто заботился бы о нем… Мои родители и глазом бы не моргнули, если бы я приехала сюда. Фактически они, вероятно, приказали бы мне заниматься этим самой, чтобы ни одна копейка из их драгоценных денег не ушла на сторону в качестве оплаты сиделкам. И они бы наверняка попрекали меня, что я все сделала неправильно. Они ни разу в жизни не поблагодарили меня… Дрейк?
Я в изумлении опускаю взгляд на свой пластиковый стаканчик и вижу две вмятины на каждой стороне, образовавшиеся от того, что я слишком сильно сжимаю его. Черт, надо лучше себя контролировать.
– Нет, нет, слушаю, – говорю ей. – К счастью, ты даже представить не можешь, насколько права.
В этом нет никаких сомнений. Однажды я испытал на своей шкуре все только что описанное ею. За исключением того, что сам был тем ублюдком, сказавшим, что они все сделали неправильно.
– Еще раз спасибо тебе за утренний разговор. Знаю, что все рассказанное тобой – правда. Ты ни в чем не виноват, и… я рада этому. – Белла морщится, ее щеки покрываются легким румянцем, и она продолжает пялиться прямо в лобовое стекло. – Бесит, что до тебя никто никогда не говорил этого.
Черт бы все побрал.
Я бросаю мусор в пакет и завожу двигатель. Остановившись на секунду у мусорного бака, чтобы выбросить пакет с остатками перекуса, я выруливаю за город.
По дороге на ранчо она молчит.
Я тоже.
На сегодня хватит разговоров.
Моя работа заключается не в том, чтобы стать ее другом или доверенным лицом. А в защите жизни и имущества, которое она унаследовала. Это работа мне хорошо знакома.
Во время службы в армии я был приписан к подразделению, занимавшемуся охраной дипломатов. Вы удивитесь, но эти важные шишки порой оказываются в таком дерьме, что хорошим парням приходится умирать за них.
Понятное дело, что здесь до этого не дойдет. Я уже получил от Беллы больше благодарности, чем от любого из тех сволочей, кого защищал по долгу службы. Я бросаю взгляд на девушку, затем снова смотрю на дорогу. Анализируя прошлое, я думаю, что не надо было рассказывать Джону о своем армейском опыте.
Кажется, спустя целую вечность я наконец вижу почтовый ящик ранчо.
Сбросив газ, включаю поворотник. Конструкция находится со стороны Беллы. Я приближаюсь, чтобы девушка могла опустить окно и забрать почту. Затем сдаю назад и оказываюсь на подъездной дороге. Белла перебирает письма.
– Сколько хлама.
– Собственно, как и почти девяносто процентов подобной корреспонденции в наши дни.
– Я так жалею, что не писала ему чаще, – говорит она. – Просто чтобы он получил что-то, что стоит открыть, вместо всего этого дерьма.
Бедная девушка. Немало времени пройдет, прежде чем ее горе утихнет.
Несколько минут спустя, когда амбар, дом и другие хозяйственные постройки становятся видны, ее настроение полностью меняется. Интересно, что ее так развеселило?
– Видишь это?! Вон ту черную штуку с четырьмя ногами? Это называется лошадь, Дрейк. И его зовут Эдисон. И я точно знаю, что он стоит в том же самом месте, где я его оставила.
– Я его вижу, – говорю я, но не могу поддержать ее веселье. И отнюдь не потому, что не умею проигрывать. Я замечаю кое-что еще.
– Это машина твоих родителей? – спрашиваю с трудом.
– Вот дерьмо, – бормочет она, широко раскрыв глаза, ловя тусклый свет, просачивающийся сквозь облака. – Имей в виду. Ты им не понравишься.
– Я знаю.
Мне они тоже уже не нравятся.
Я также уверен, что мне не понравится и второй автомобиль, который я вижу. Это черный «Шеви Сабурбан» с логотипом «Юпитер Ойл» на дверце со стороны водителя: скипетр в виде молнии, стилизованный под символику римской мифологии. Стервятники налетели.
– Мы не заперли дверь, – говорит она, почесывая шею.
Зашибись. Обе машины явно пустые. Напряжение удавкой затягивается на горле.
– Может, и к лучшему, что они зашли в дом, а не ждут нас здесь.
Белла пожимает плечами. Выбор так себе – то ли принять летящий прямо тебе в лицо кактус, то ли медленно сесть на него.
У нас гости – из тех, кого бы век не видал.
Она знает своих родителей. Я знаю Эйвери Браяра. Ни одних, ни второго запертая дверь не остановила бы.
Припарковываясь рядом с амбаром, оставляя достаточно места, чтобы автомобили могли развернуться и уехать, я морально готовлюсь к большой буче.
Белла кладет корреспонденцию и папку на заднее сиденье.
– Прежде чем войти, я должна поздороваться с Эдисоном. – Открывая дверь, она смотрит на меня: – Заблокируй машину, хорошо?
– Готово.
Я вылезаю из пикапа и ставлю машину на сигнализацию.
Эдисон поднимает голову над верхней перекладиной загона, когда она приближается.
Я остаюсь, позволяя им посекретничать. Мой взгляд мечется между нею и внедорожником на случай какого-либо движения внутри него. В отличие от машины ее родителей его окна затонированы. Браяр всегда ездит с группой головорезов.
Плевать, что я проиграл в споре. И где-то я даже рад, что лошадь здесь.
Потому что внутри дома ее ждет ад.
Она что-то шепчет Эдисону, а затем подходит ко мне и пристально смотрит на дом.
– Какой план? Будешь стоять у двери, как в офисе? Прикрывать?
– Ты так хочешь?
Я понимаю, что ей нужно знать, что она контролирует хоть что-то.
– Да. Нет. Может быть? Блин, я не знаю! – Она резко выдыхает. – Будем импровизировать?
В девяноста процентах случаев приходится импровизировать.
– Конечно, милая. Скажи, когда будешь готова… – Я киваю в сторону дома, показывая, что пора. Когда она наконец делает первый шаг, я всего на полкорпуса сзади, нависаю огромной тенью над ее хрупкой фигуркой.
Если Риды захотят вывалить на нее дерьмо, им придется сперва иметь дело с каменной стеной, которая вырастет на их пути. То же самое касается Браяра и его бригады.
Если бы на дворе стояла зима, сейчас изо рта вырывался бы пар. Стиснув в кулаки руки, я готовлюсь к хорошей драке, вернее, даже надеюсь на нее.
Успокойся, придурок. Ты, может быть, готов, жаждешь драки и способен надрать кому-то зад, но девушка-то нет.
И, быть может, она справится с родителями, если позволит себе. Но люди из «Юпитер Ойл» – другое дело, это чертовы дикари.