?
Я ставлю телефон в зарядное устройство. И в этот момент фотография деда с Дрейком в Монтане снова привлекает мое внимание.
Вернее, я цепляюсь взглядом за уголок бумаги рыжего цвета, торчащий из задней части рамки.
Дед!
Отгибая маленькую металлическую застежку в сторону и снимая заднюю часть рамки, я не могу поверить в то, что вижу. Но она там. Еще одна записка. Небольшой привет с того света.
Следуй за сердцем, Белла.
Доверься Дрейку, как ты всегда доверяла мне. Он делает все, о чем я попросил его. Все ради тебя. Я бы сделал это снова, не меняя ничего, кроме одного – хотел бы увидеться с тобой в последний раз.
Люблю тебя, дед.
Из глаз катятся слезы, а горло горит огнем.
Вот оно – доказательство, которое я не хотела находить. Дед замешан в этом так же, как в документах об опеке и брачном договоре родителей. Черт возьми, похоже, я единственная, кто был обманут. Дрожащими руками я опускаю записку и закрываю глаза, отказываясь плакать. Слезы ни разу не помогли мне, не помогут и сейчас.
Серьезно, дед? Брак?
Ты всегда говорил мне, что у меня полным-полно времени, чтобы найти хорошего, правильного мужчину, что я не должна соглашаться на меньшее.
Открыв глаза, я вздыхаю.
– Потому что я всегда был с тобой, – шепчу его слова. Даже когда он начал дразнить меня по достижении восемнадцатилетия, он сказал, что я должна подождать.
Кого-нибудь хорошего, в присутствии кого сердце будет петь. Пока дед был жив, он всегда заботился обо мне.
Понятия не имею, сколько времени сижу в оцепенении. В голове мечется такое количество мыслей, что внутри она наверняка похожа на центральные улицы в вечерний час пик.
Что я знаю точно: становится поздно. Сквозь жалюзи пробиваются закатные тени, с легким оттенком мягкого оранжевого света по краям, поглощающие последние лучи заходящего солнца. Включаю настольную лампу.
Свет озаряет листы с завещанием, лицензию на брак по доверенности, сертификат и красную папку с файлами. Крутанувшись с креслом, открываю нижний ящик. Там тоже полно папок с файлами. В основном они алые, потому что это ящик для важных документов.
В некоторых хранятся дедушкины экземпляры тех же самых проклятых бумаг, что лежат на столе, и большинство из них были оформлены задолго до его смерти.
Закрыв ящик, я кладу завещание и свидетельство о браке в папку с файлами и встаю. Мне необходимы ответы.
Мне нужно, чтобы кто-то объяснил эту безумную записку деда, последнюю живую мольбу доверять ему и этому… этому чертову мошеннику по имени Дрейк Ларкин.
Я думала, что хуже быть не может.
О, детка, еще как может.
Вынужденное совместное проживание здесь в течение шести месяцев – это одно, но брак по доверенности, выданной в аду? Я не могу этого сделать. Не могу состоять в браке с незнакомцем. Даже ради деда. В том, о чем он просил, тоже нет никакого смысла. Я прокручиваю в голове все возможные «зачем», и в сознание всплывает лишь «не знаю».
Я тащусь к двери, готовясь к встрече с тем, что меня ожидает за ней.
Кажется, что мне уже все равно. Замок щелкает, и я открываю.
Дрейка нет. Он ушел на кухню.
Свет горит, отсвечивая в коридор. Делаю шаг, но ощущаю навалившуюся тяжесть: я здесь одна. С человеком, который женился на мне, ни разу даже не видев меня. Дед, возможно, доверял ему. Он просит меня доверять ему, но я сыта этим по горло. Эдисон – единственный, кому я все еще могу верить. Испытывая нужду в тихой гавани, где можно было бы просто обдумать все как следует, даже если это стойло с лошадью, я поворачиваюсь и иду к двери. Очень тихо открываю ее и выхожу наружу.
Я стою в прохладной темноте, на ступеньках, и думаю: стоит ли мне подняться наверх и взять сумочку, чтобы можно было уехать в город и остановиться в отеле? Хотя родители, конечно, были бы просто в восторге от этого! Они остановились в единственной приличной гостинице в городе. Остается грязный мотель с наполовину перегоревшей неоновой вывеской, в котором не живет никто, кроме подозрительных личностей.
Черт.
Я должна пойти наверх и взять леденец, как и обещала.
Ведь он был в амбаре, выполнил просьбу, так что никто не имеет права отказать ему в заслуженной награде.
Оборачиваюсь и открываю дверь, но резкий стук и ржание останавливают меня.
Это Эдисон, но звук чужероден. Я сбегаю вниз по ступенькам и мчусь к амбару. Там темно и сумрачно, эта густая мрачная чернота грозит поглотить меня. Наружные фонари не горят, как должны, как горели вчера вечером. Они запрограммированы на определенное расписание и полностью автоматизированы.
Я начинаю нервничать и перехожу на шаг. Раньше здесь рыскали койоты, волки и даже как-то случайно забрела пума. Именно поэтому дед настаивал на первоклассных датчиках движения. Не говоря уже о том, что он научил меня стрелять много лет назад. И я благодарна ему за эти уроки, хотя давно не практиковалась. Винтовки, ружья, пистолеты – я знаю, как ими пользоваться, и у меня есть разрешение на ношение оружия. Уверена, что пистолет, который дед купил мне, все еще лежит в прикроватном столике наверху. Шкаф у Дрейка тоже полон огнестрельного оружия, оно, наверное, все принадлежит ему. Все дедушкины ружья в его кабинете, в кейсе со стеклянной дверцей, висящем на стене. Лишь пистолет Джон хранил у кровати надежно запертым.
Я пересекаю подъездную аллею, там, где растет одна из тех огромных сосен, высаженных по обеим сторонам дорожки. Как же мне не хватает оружия прямо сейчас! Прищурившись, чтобы рассмотреть в темноте хоть что-то, я замечаю нечто в дальнем конце загона. Не животное. Пикап. Большой, с высокими бортами. Эдисон издает еще одно протяжное ржание, больше похожее на крик боли.
Господи, я должна что-то сделать.
Я внимательно рассматриваю загон, пока не замечаю какое-то движение. Двое мужчин загоняют Эдисона, обвязав веревкой шею, и пытаются увезти его бог знает куда.
О, дерьмо. Я пытаюсь не паниковать. Но это тот случай, когда тишина и скрытность не помогут. Я бросаюсь обратно к дому и кричу на пределе возможностей. В эту секунду меня не волнует, что я рассчитываю на помощь человека, который вполне может быть лгуном и обманщиком. Мне нужен кто-то, чтобы спасти Эдисона.
– Дрейк, Дрейк, Дре-е-ейк! – кричу я. – Хватай пистолет, бегом!
Я останавливаюсь лишь для того, чтобы увидеть его лицо за стеклом. Он тут же срывается на бег. Послание принято.
Затем я устремляюсь обратно к загону.
– Оставьте лошадь в покое!
Эдисон слышит меня и ржет громче, разрывая тишину ночи. Он встает на дыбы, молотя воздух передними копытами, и лягает одного из грабителей. Тот отскакивает, проклиная все на свете, подельник следует за ним.
Они бегут к грузовику, а Эдисон, как разозленный сторожевой пес, преследует их.
– Эдисон, нет! – Боюсь, что он запутается в веревке, которой обвязана его шея. Конь останавливается, но я продолжаю бежать на пределе своих сил. Вдруг я за что-то цепляюсь и падаю плашмя. Но едва достигаю земли, что-то снова подкидывает меня вверх.
Сильный удар вышиб из меня дух, не получается даже вдохнуть, не то что стоять. Колени подгибаются, но кто-то крепко держит меня.
Дрейк.
– Ты в порядке?
Воздух проникает, наконец, в легкие, и они горят. Мне нужно прокашляться, прежде чем я буду в состоянии кивнуть.
– Догони их. Не дай им уйти.
Но, скорее всего, уже слишком поздно.
Грузовик ревет вдалеке, сворачивая с нашей дорожки и теряясь в темноте. Рука, которую я подняла, чтобы указать на них, безвольно падает. Пошло оно все к черту.
Не знаю, заканчивается ли действие адреналина или я настолько ослабла, что едва могу стоять. Нет выбора, кроме как повиснуть на мужчине.
– Они пытались украсть Эдисона!
Огромные руки обнимают меня, удерживая на ногах, и я теснее прижимаюсь к Дрейку, надеясь, что его сила перейдет ко мне.
– Знаю, – говорит он. – Я кричал, чтобы ты остановилась, Белла. Они могли застрелить тебя.
– А еще я кричала, чтобы ты взял пистолет.
– Я слышал.
– Тогда почему ты не застрелил их?
Он осторожно приподнимает мое лицо, чтобы осмотреть.
– Из-за тебя, милая. Невозможно сделать точный выстрел ночью без единого источника света. Если бы они открыли ответный огонь, ты бы оказалась в опасности. Как и твой конь.
Он прав.
Но облегчения это не приносит.
Глубоко вдыхая воздух, чувствую, как жизнь возвращается в тело. Прежде чем сделать шаг назад от Дрейка, я проверяю, что ноги держат меня.
Облизываю губы и собираюсь сказать, что он прав, но смесь песка, земли и мелкого гравия заставляют меня закашляться. Еще один знакомый металлический привкус кажется знакомым.
Ох, у меня кровь.
Интересно, насколько «прекрасным» может быть этот день? Наверняка где-то существует понятие, диаметрально противоположное «прекрасному», где это слово означает «попытка довести Беллу Рид до безумия».
Кончиками пальцев касаюсь губ и носа. Вот откуда сочится кровь. Щека горит огнем. Я морщусь, ощущая, что гравий застрял в ссадине.
– Ублюдки, – бормочу я.
Дрейк дергает меня за руку.
– Эй, посмотри вверх. Взгляни на меня.
Я опускаю голову, не желая, чтобы он увидел лицо, пока я не приведу себя в порядок. Однако мужчина тянет сильнее, поворачивая меня к себе, не оставляя выбора.
– Дерьмо. Заходи внутрь. Мы тебя умоем.
Не самая плохая идея. Но вдруг раздается громкий хрип, который издает Эдисон, вытягивая большую черную голову ко мне. Освобождаюсь из хватки Дрейка и обнимаю двумя руками коня за шею.
– Ох, дружище, – шепчу я. – Мне так жаль. Но теперь все будет в порядке, обещаю.
Он умиротворенно ржет, словно говоря: «Ты думаешь, я не в порядке? Я тебя у-мо-ля-ю. Я бы их всех разогнал».
– Мы должны позвонить шерифу, – говорю я Дрейку.
– Только после того, как я уведу тебя внутрь и умою. Надо посмотреть, насколько сильно ты пострадала.