Опускаю руку на плечо девушки, широко расставляя пальцы, заявляя права на нее.
– И все время, пока ее укладывал, я думал о тебе, милая. На этом настаивал Джон.
И я не вру ни единым словом. Он прямо заявил, что все изменения, которые были сделаны, были с мыслью о ней. Он хотел, чтобы дом был отремонтирован так, чтобы его внучке было в нем удобно, независимо от того, как надолго она бы решила остаться. Его любовь к ней была недоступна людям вроде Молли, потому что не приносила ни доллара прибыли, как и не давала возможности командовать бедным забитым мужем-пудельком, сидящим рядом с ней.
На щеках Беллы расцветает огненный румянец, но она полна решимости продолжать. Девушка вытягивает шею, поэтому наши лица так близко, что я чувствую ее дыхание на губах.
– По правде говоря, это так мило. Ты помогаешь деду осуществить его последние пожелания… для меня.
– Аннабель, – перебивает мать, оскаливаясь чуть дольше, чем на секунду.
Но взгляд Беллы задерживается на мне. Черт, она невероятная актриса. Даже я готов поверить в эту выходку. Белла так очаровательна, так решительна, так чертовски хороша в этом. И чем больше ей удается навешать лапши на уши старушке Молли, тем больше мне хочется вытащить ее из кабинки, распластать у стены и продемонстрировать, как, черт возьми, сильно я могу взвинтить ставки в этой игре одним-единственным настоящим поцелуем. С улыбкой я наклоняюсь, поддерживая легенду.
– Для тебя, Белла, только самое лучшее, – шепчу я. – Так хотел Джон, так хочу и я. Он показывал фотографии задолго до того, как ты приехала, и говорил, что прекрасной девушке пристало жить в красивом доме. И я с ним был полностью согласен. Сказал, что потрясающей девушке нужна лучшая кухня для приготовления изумительных вещей. В следующий раз, когда мы поспорим на еду, тебе придется расплатиться за энчилады.
Она разражается смехом, в этот раз не притворяясь ни капли. В ее глазах вспыхивает искра, прежде чем она наклоняется вперед и быстро целует меня в губы.
Святое дерьмо!
– Аннабель Амелия Рид! – Голос Молли похож на удар грома.
Не знаю, чем, черт возьми, только что так меня шарахнуло.
Поцелуй столь мимолетный, что можно усомниться, а был ли он на самом деле.
Губы горят желанием ответить. Только на этот раз он будет страстным, язык станет преследовать ее, руки окажутся под ее рубашкой, чтобы добраться до этих сладких…
– Белла, пожалуйста, – шепчет Гарри, наклоняясь над столом и кося глазом вбок, туда, где сидит его жена. – Довольно. Ты расстраиваешь мать.
– Извини, я не заметила. – Улыбка Беллы расцветает, когда она отрывает глаза от меня, склоняет голову и обращает свой взгляд к столу. – О, а вот и наша еда, – говорит она. – Умираю с голоду.
Это не шутка. Несколько раундов подобного безумия вызывают зверский аппетит. А у меня появляется новая причина для улыбки: перед ее родителями ставят два салата. Тот, что приготовлен для Гарри, выглядит хорошо. Однако Эрин, должно быть, специально подбирала каждый лист салата для Молли – явно менее свежий, уже немного увядший, покрытый смесью масла и уксуса. Женщина пронзает вилкой лист и снисходительно усмехается.
Эрин сияет улыбкой, словно на доске почета лучших работников месяца.
– Ваши бургеры снимают с гриля прямо сейчас. Принесу их, пока они все еще обжигающе горячие.
Еда не единственная тут вещь, которая может обжечь. С каждой секундой, проведенной Молли за созерцанием поданного салата, ее предохранительные клапаны все стремительнее приближаются к точке взрыва.
Эта игра с Беллой стала слишком реальной. Может быть, опасной.
Довести ее родителей до истерики – это одно. Но если мы продолжим в том же духе, по городу поползут слухи. Ведь в закусочной мы не одни. А в Далласе сплетни распространяются так быстро, будто их передают телепатически. Слишком высока вероятность, что неправильные мысли придут не в те головы, показав нашу уязвимость, что лишь еще больше помешает выполнению поставленной передо мной задачи.
Плечо Беллы мягко прикасается к моему. Она смотрит на мать, закусив нижнюю губу. Молли, с багрово-красным лицом, немигающим взглядом прожигает место выдачи заказов, где Эрин забирает две тарелки с полки, прикрепленной к окну в кухню. Улыбка официантки все такая же широкая и ясная, когда она приносит тарелки и ставит их перед нами с Беллой.
– Два больших сочных макбургера! Что-нибудь еще? – спрашивает она.
– Вообще-то да, – говорит Молли. – Я бы хотела поговорить с менедже…
– Нет, – прерывает Гарри. – Все отлично. Спасибо.
Он меняет местами тарелки. Мои яйца поджимаются.
Если и есть грустная тема для разговора, так это взрослый мужик, который безропотно принимает участь марионетки, танцующей под дудку жены-стервы. Молли бросает салфетку на стол, когда Эрин отходит от стола.
– Знаешь что? Я не буду есть эту дрянь, и ты тоже, Гарри. Я сыта по горло и этой отвратительной забегаловкой, и этим спектаклем.
– Молли… – Гарри поднимает руки в умоляющем жесте.
Она сердито пихает его в плечо обеими руками.
– Сейчас же, Гарри. Поднимай задницу. Мы уходим.
С тяжелым вздохом он встает. Удовлетворенная, она устремляет свой смертоносный взгляд в нашу сторону, выскользнув из кабины.
– Аннабель?
Белла вынуждена прервать процесс выдавливания кетчупа на бургер.
– Кхм, прямо сейчас? Но нам же только что принесли заказ.
Я снимаю со своего бургера верхнюю часть булочки и киваю ей на кетчуп, чтобы девушка поухаживала и за мной.
– Жаль выбрасывать отличную еду, – говорю я, хватая с тарелки жареную картошку и засовывая в рот. – У меня есть идея получше, Молли. Как насчет того, чтобы сделать хороший глоток холодной водички, остудить пыл, сесть и поесть с нами, как нормальные цивилизованные люди?
Белла очень вовремя прекращает давить на бутылку с кетчупом, в противном случае она залила бы меня им с головы до ног. Ее глаза как плошки. Челюсть Молли с грохотом падает где-то в районе пола. Женщина стоит, выпучив глаза, с открытым от возмущения ртом, а я в это время откусываю бургер и с наслаждением жую. Стерва молчит, но по взгляду видно, что она от всего сердца желает мне подавиться. Рыча, она выхватывает бумажник, который Гарри вытащил из кармана и принялся нервно перебирать кредитки.
– Мы не собираемся платить ни за дерьмовую еду, ни за дерьмовую компанию.
– Мама? – Голос Беллы гулкий, как будто ее выпотрошили и оставили совершенно пустой. – Погоди, я не хотела…
– А с тобой, Аннабель, мы поговорим позже. – Ну вот, снежная королева вернулась, ее голос снова сух и холоден, как арктический ветер. – Как только твое сознание, затуманенное этим… компаньоном, прояснится.
Во мне ненадолго просыпается сочувствие, но задерживается оно ненадолго. Вот любопытно, неужели мы зашли настолько далеко? Но тут я ловлю взгляд, который Молли кидает на дочь через плечо. И в этот момент мне хочется наброситься на Беллу и целовать ее до тех пор, пока миссис Рид не хватит удар. А еще ужасно хочется сказать Гарри, что он облажался, ему надо отрастить либо яйца, либо мозги. Или просто обрезать к чертям ниточки, за которые она его дергает.
Вообще, чувство собственного достоинства творит с людьми чудеса. Именно это я сказал Белле сегодня утром: ее отец слишком позволяет Молли контролировать себя. Ее стоит спустить с высокого пьедестала, на который она себя вознесла. Парочке не помешало бы посетить все же высококлассного специалиста по семейным отношениям – одного из тех, кто носит значок Лиги Плюща[23], если вообще в этом мире существуют такие мозгоправы, которые способны разобраться в хитросплетении извращенных браков эксцентричных миллионеров.
Пока Гарри покорно следует за женой к двери, я смотрю на Беллу. Она выглядит невозмутимой, но не уверен, что это не маска. Она ведь пыталась вмешаться. Может, извиниться. Вижу, что она переживает. Девушка смущена и растеряна. Не потому, что я не сдержался и выдал все что думаю о взбалмошной ведьме, которая относится к девочке хуже, чем к жевательной резинке, прилипшей к ее лабутенам.
Белла берет тарелку и храбро улыбается мне.
– Итак, все прошло хорошо?
В ее глазах больше не видно блеска. Я не уверен, то ли из-за ее матери, то ли она в шоке от нашего представления. В моих венах все еще пульсирует жар.
– Не знаю, милая. Это я у тебя должен спросить.
Она откусывает бургер и жует.
– О, могло быть и хуже. Намного хуже. Я хотела немного подразнить ее, но никак не ожидала, что Эрин присоединится.
– Ага. Похоже, у нее слабость к твоему старику.
– Боже. Я думала, что мама сорвется с места и оторвет ей голову. Как бы больно это ни было, возможно, небольшая ревность пойдет ей на пользу, напомнив, что у папы когда-то были другие варианты.
– Ты настолько ее ненавидишь? Хочешь, чтобы они развелись?
Я наклоняю голову, удивляясь тому, насколько глубоки проблемы этой семьи.
– Нет, не совсем. Я имею в виду… Маме, чтобы превратиться из эгоистичного толстокожего контролера во что-то большее, нужен толчок. А папе – стержень. Я не хочу уничтожить их брак, но… у меня такое впечатление, что я в компании Страшилы и Трусливого Льва[24]. Им просто нужно нечто, чтобы стать цельными, порядочными людьми.
– Чтобы они наконец отстали от тебя и наследства, – говорю я ей, запихивая в рот еще одну дольку жареного картофеля. – Лично мне больше всех нравился Железный Дровосек, Дороти.
Улыбнувшись, она цапает с моей тарелки дольку. А я ловлю ее за руку.
– Я просто проверяю, горячая ли она. – Этот дразнящий блеск в глазах возвращается, когда она кусает картошку.
Хватаю кусочек с тарелки.
– Я тоже.
Она смеется, и я рад ее упорству. И даже если ей больно или стыдно, по ней этого не скажешь. Но одно знаю точно – вот это не игра, не представление, устроенное специально для родителей. Сейчас она такая, какая есть, – приятная и общительная, а еще слишком привлекательная юная девушка, что не делает мою работу ни проще, ни легче.