Поев, мы встаем, и я бросаю пару двадцаток на стол. Придерживая для девушки дверь закусочной, замечаю БМВ ее родителей, припаркованный через улицу, и рядом с ним черный внедорожник. Руки мгновенно сжимаются в кулаки.
Эйвери Браяр.
С его стороны окно опущено, так же, как и со стороны Молли. Они разговаривают, но оба замолкают, заметив нас.
Делаю вид, что не замечаю их, хватаю Беллу за руку и веду к пассажирскому месту пикапа. К счастью, она не обратила на них внимания. Обхожу ее так, чтобы загородить вид на парковку. За последние сорок восемь часов мы пережили столько разговоров и треволнений, что хватило бы на месяц. Она смотрит на меня и улыбается, садясь на сиденье, пока я держу дверь.
Черт. Если я отойду слишком быстро, есть риск, что она посмотрит вслед и заметит заговорщиков на другой стороне улицы, а я не могу этого допустить. План отвлечения Беллы возникает так стремительно, что я немедленно приступаю к его воплощению.
Обхватив ее лицо одной рукой, я наклоняюсь и накрываю девичьи губы своими. В первую секунду она, кажется, лишается дара речи. Белла вскидывает тонкие руки на мою грудь и упирается в нее в слабой попытке оттолкнуть. Но в остальном словно приглашает продолжить. Первая секунда поцелуя – мед и сладость. Вкус мисс Рид впрыскивает дозу горячей лавы в кровеносную систему, заставляя усилить напор.
Мои губы захватывают ее, сначала мягко, будто убеждая расслабиться, а затем обрушиваются со всей страстью, усиливая давление так, чтобы она не могла отстраниться. Проходит целая минута, прежде чем она начинает отвечать, поддаваясь этому сумасшедшему безумию. Руки обнимают мою шею, процарапывая огненную дорожку вниз, и я углубляю поцелуй. Язык встречается с ее, сплетаясь в яростной борьбе. Преследую, приручаю, обучаю ее этим сладким ударам. Непонятным образом знаю, что ее никогда не целовали, по крайней мере как это делаю сейчас я. Все тело пульсирует, будто готово вот-вот взорваться.
Территория может оказаться девственной. Неизведанной и готовой к завоеванию.
В какой-нибудь другой жизни, в параллельной вселенной это могло бы быть моим, все это – нежное юное тело, готовое принять мужчину, принять меня.
Проклятье.
Я пытаюсь вернуть мозги на место и мысленно твержу, что все это лишь часть спектакля. Но организм уже потерялся в ней, испепелился, увяз в сладости поцелуя. Мною владеет дикое желание ворваться в девичье тело, заставить вспыхнуть, а затем довести ее до пика блаженства.
Все продлеваю и продлеваю поцелуй – настолько глубоко, сладко и долго, как только могу. Едва услышав ее стон, понимаю, что должен остановиться, иначе возьму ее прямо на сиденье, на глазах у всего Далласа.
Даже я не настолько сошел с ума.
Трудно, немыслимо, невозможно оставить ее, когда этот нежный стон, зарождающийся в ее горле, говорит мне, что она готова идти дальше, чем фехтование языком. Желание целовать ее задает ритм пульсу.
Я с трудом заставляю себя оторваться от нее, с низким рыком прикасаясь в последний раз к губам. Ее глаза распахнуты, она в изумлении взирает на меня.
Распознаю эти чувства: шок, страх и что-черт-возьми-только-что-произошло?
Хотел бы знать ответ. Я лишь хотел отвлечь ее внимание от родителей и этого шакала. Осознаю еще одну вещь: никогда в своей жизни я не испытывал ничего похожего на это маниакальное, животное побуждение, поразившее меня, как только я ощутил ее вкус.
Эта жажда вдруг становится потребностью, кипящей в крови, грозящей поставить под удар всю миссию, если я не преодолею яростное стремление затащить Беллу в постель. То, чему уже очень давно не было места в моей жизни. То, на что после папы, Энджи и Винни у меня не было никакого желания.
Ко всему прочему передо мной вырисовывается еще одна дилемма. По лицу девушки видно, что у нее появляется миллион вопросов, которые она начнет задавать сию секунду. Но если я сдвинусь с места, то она по-прежнему может увидеть родителей и решить, что все это было лишь попыткой отвлечь ее. Очередным представлением, ничего более.
Проклятье! Это была дурацкая идея. Я не могу продолжать, но не могу и оставить ее в оскорбленных чувствах. Вздохнув, я разрываю наш зрительный контакт.
– Белла, послушай меня. Твои родители через дорогу с Браяром, они наблюдают за нами.
Разочарование и шок проявляются на ее лице, по крайней мере выглядит это именно так. Но лишь на секунду. Затем она улыбается.
– Оу. Ну хорошо, в таком случае…
Она тянет руку и властно притягивает мою голову.
Проклятье!
Я целую ее в ответ с жаром тысячи солнц, позволяя этому горячему замешательству и ритму грохотать в крови, словно молот Одина.
Если ей так хочется верить, что это всего-навсего игра, пусть будет так.
Пусть она верит, что у нее все под контролем.
Я продолжаю убеждать себя, что ничего не чувствую. Не наслаждаюсь силой и энтузиазмом, которые она демонстрирует, прижимая маленькое тело к моему, опасно близко к жесткому стояку, который вот-вот разорвет джинсовую ткань.
Очевидно, я не самый искусный лжец.
Не отвечать на поцелуй так же сложно, как не наслаждаться ее вкусом. Но я и не пытаюсь удержать ее, когда она останавливается. На лице появляется торжествующая улыбка, когда тонкие руки скользят по моей шее.
Она дерзко подмигивает и шепчет:
– Думаю, нам лучше отправиться домой.
Черт.
Честно говоря, не знаю, обрадоваться этим словам или начать беспокоиться о том, что произойдет вечером. Я правда не знаю, что из кажущегося неизбежно в том случае, когда Белла и я вынуждены жить вместе в течение следующих шести месяцев – шести гребаных месяцев – в одном доме, который имеет слишком большое значение для каждого из нас. К тому же в нем слишком много подходящих горизонтальных поверхностей… Боюсь предположить, что может случиться.
Захлопываю дверцу, говоря себе, что знаю, что делаю, и иду к водительскому месту. Девушка смотрит в зеркало заднего вида, с моей стороны оно отражает ногу Молли, выставленную из открытой дверцы машины. Эйвери выскакивает из автомобиля, наверняка чтобы что-то ей рассказать. Предполагаю, что женщина порывалась идти сюда, но мужчина остановил ее.
Сукин сын.
Я вынужден поерзать в кресле, чтобы снять давление в джинсах. У Беллы невероятно убедительно получается играть, особенно когда в этом задействован ее рот. Если сегодняшний день показатель уровня ее мастерства, то мне предстоят охренительно долгие шесть месяцев.
– Он мне не нравится, – говорит Белла.
Она все еще смотрит в зеркало заднего вида. Я взглянул на него один раз, выезжая с парковки. Знаю, кого она имеет в виду, и он все еще там, наблюдает за нами со спокойствием и хладнокровием, которых недостает Молли Рид.
– Браяр?
– Угу. У меня от него мурашки.
Честно говоря, я рад это слышать. Взглянув в боковое зеркало, я вижу, как мужчина подходит к машине, затем Молли закрывает дверцу. Она слушается его, но понукает Гарри как собакой. Интересно.
– Кажется, твоя мама подружилась с ним.
– Еще бы! Ведь у него есть то, что она хочет. Деньги, которые он готов заплатить за «Норт Эрхарт». – Девушка смотрит через плечо, затем поворачивается и спрашивает: – Он сказал, где именно те люди чуть не сбили его?
Я делаю паузу, крепче сжимая пальцы на колесе.
– Не припоминаю такого. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что эти люди появились на ранчо спустя несколько часов после того, как он уехал от нас, помнишь? В таком случае что он делал там все это время, что грабители едва не сбили его и дали возможность отследить их?
Хороший, блин, вопрос.
Сам задавался им и планировал поговорить с шерифом позже, наедине. Пока я не знаю больше, могу только строить догадки, но я не хочу, чтобы она этим занималась.
– Он не сказал, что это произошло рядом с ранчо.
– Нет, но он сказал, что знал, что у деда случались проблемы с нарушителями границ частной собственности. И что-то еще, связанное с кражами и мелкими повреждениями. – Она мгновение молчит, ожидая реакции. – Было такое, Дрейк? Поэтому ты поставил все эти камеры?
Ну и сколько можно ей рассказать? У нее нет веских оснований бояться, учитывая все те меры предосторожности, которые я уже предпринял. А с другой стороны, Белла уже глубоко во всем этом увязла, и мы сражаемся на одной стороне. Она заслуживает рано или поздно узнать, насколько все серьезно. Ладно, придется подкинуть ей кое-что.
– Джон знал, что кто-то шастает по его земле. Ничего не было украдено, но было много следов: отпечатки в грязи, несколько старых досок, разделенных на части, окурки, которые никак не могли оставить за собой его официальные гости. Все прекратилось после того, как я переехал из хижины в основной дом.
– Тогда же, когда ты поставил камеры?
Я киваю, а затем, поскольку мы уже почти выехали из города, на всякий случай спрашиваю:
– Нужно что-то еще докупить, пока не выехали?
– Нет. Но можем остановиться, если тебе нужно.
– Мне ничего не надо.
Она откидывается на сиденье и скрещивает руки, невольно подчеркивая красивую форму груди.
– Ты узнал этих парней по их фотографиям?
– Нет. Никогда их не видел.
Это правда. Я едва глянул на фотографии, потому что планировал позвонить Уоллесу чуть позже. При личной встрече он расскажет мне больше, чем могут сказать любые фотографии.
– Даже та, которая с жуткой татуировкой? – Она стреляет в меня глазами.
Холодный липкий пот покрывает спину.
– Какой татуировкой?
– Ты не заметил? За ухом парня? Ее можно увидеть только сбоку.
Каждый нерв в теле напрягается.
– А что за рисунок? Ты хорошо рассмотрела?
– Я не уверена. Похоже, дракон.
Моя челюсть так сжимается, что удивительно, как не крошатся, черт возьми, зубы.
– Дракон? Точно?
– Да, большой дракон, выдыхающий огонь. Или, может быть, это была просто какая-то жуткая змея с высунутым языком. Рисунок расплывчатый, как будто старый или сделан не совсем правильно.