Черт, дурака кусок! Так бы и пнул себя! Почему я не посмотрел поближе эти фотки?
Ведь это может быть он.
Живое, дышащее огнем прошлое накрывает меня. Человек, которого я изо всех сил пытался остановить, но так и не смог. Ублюдок, из-за которого я облажался с Винни. И если это на самом деле он, Уоллес не сможет удержать его в тюрьме. Он выйдет оттуда по щелчку пальцев. Я всегда подозревал, что у него припрятан козырной туз в рукаве.
Эйвери Браяр.
Бездушный, ведущий двойную игру засранец, которому плевать на закон. А еще кретин, который несет ответственность за демона, которого выпустил в наш мир.
И все же, все же… что-то не складывается.
Какого черта Эйвери помогать арестовать собственного сына? Зачем спускать на него всех собак, если он только что вытащил его из очередной переделки?
Он не стал бы так делать. Но факты говорят обратное, если допустить, что большие красивые глаза Беллы верно рассмотрели рисунок.
– Что случилось? – тихо спрашивает она.
Я гляжу прямо на дорогу.
– Ничего, милая.
– Забавно, но твоя версия «ничего» выглядит как приступ ярости.
Можно подумать, я этого не знаю. Тут и слепой может рассмотреть бурю, творящуюся внутри. Пытаясь скрыть злость, я говорю:
– Это оттого, что мерзавцы залезли на нашу землю. Этого в принципе не должно было случиться. Я должен быть внимательнее, заметить, как они подкрадываются.
Подобного больше не повторится.
Я не могу, мать твою, позволить этому случиться. Они бы не остановились на Эдисоне. Он был просто проверкой, тест-драйвом защиты, попыткой разделить нас, чтобы разобраться с каждым по отдельности. Они уже делали то же самое со мной и Джоном. Но мы всегда были начеку. Не могу сосчитать, сколько раз старик выскакивал за дверь на секунду раньше меня с заряженным ружьем. Еще до того, как я установил камеры.
Беда в том, что, если нами займется сам Дракон, все станет гораздо хуже. Это не закончится тем, что мы их прогоним, а Браяр притащит его в участок. Я знаю его. Это дикарь с инстинктами убийцы.
– Ты был на кухне, Дрейк. В задней части дома. Ты не мог видеть дорогу оттуда. Это не твоя вина. Я их тоже не видела и не слышала, хоть и находилась в дедушкином кабинете. Я должна была заметить… – Она вздыхает. – Я просто не могу понять, зачем они пытались забрать Эдисона.
В голове мелькает дюжина адских сценариев.
Потому что он был нужен им в качестве приманки. Они хотели, чтобы я побежал за ними и оставил ее там одну. Или они планировали попытку сбить нас на дороге, если бы мы погнались за ними. Либо же Эдисон был только началом, следом они пришли бы за Беллой и уж в последнюю очередь за мной.
Черт.
После того, как Белла закрылась в кабинете Джона, я загнал пикап в огромный гараж, чего обычно никогда не делаю. Я был уверен, что она вызовет полицейских, узнав об обмане.
Мой автомобиль вечно торчит либо на улице, либо под навесом. Джип в тот вечер стоял во дворе один. Возможно, они подумали, что только Белла дома?
– У тебя есть идеи? – шепчет она, глядя на меня. – Должна быть хоть какая-то причина, по которой они хотели украсть коня.
– Нет, – отвечаю я. – Нет никакого резона красть Эдисона.
На самом деле я уже практически уверен, что никто и не планировал воровать эту лошадь. Им требовалось выманить на улицу саму Беллу, заставить ее испугаться и выскочить из дома, и было плевать, какую приманку для этого использовать – мертвую или живую. Это и есть фирменный стиль Дракона. Зло во плоти, совершенно очевидно.
Я хмурюсь и прищуриваю глаза, представляя, как легко он мог устроить ее исчезновение. Так же, как с Винни. Хуже всего то, что он – главная причина, по которой я остался в Северной Дакоте. Огромная, мерзкая причина, почему я вообще решился принять участие в посмертной авантюре Джона Рида.
Внутри все сжимается, когда перед глазами всплывает холодное, безжизненное лицо Винни. Она числилась пропавшей без вести больше чертовой недели, когда ее нашли. Меня чуть не вывернуло наизнанку в морге, куда вызвали на опознание тела.
Замерзшая насмерть. Наполовину в снегу. Босиком в середине гребаного декабря.
Дерьмо.
Она никогда не выходила на улицу без обуви в это время года.
Грант, начальник участка полиции, знал это. Он тоже подозревал Дракона. Однако место, где было найдено тело, находилось за пределами границы резервации, поэтому у мужчины не имелось полномочий даже допросить подонка. Это была совершенно новая буровая площадка, установленная для георазведки, прямо на границе со штатом Монтана, в нескольких шагах от моего родного городка Кинсливилля. К тому времени, как Бюро по делам индейцев получило разрешение на помощь от федералов, вся команда буровой установки исчезла с концами.
Винни стала еще одним именем в бесконечном списке пропавших без вести индейских девушек. И даже если в конце концов их тела находят, то виновников преступлений – нет.
Я поклялся, что с Винни все будет по-другому.
А затем разверзся еще один ад. Еще одно замерзшее тело было обнаружено.
Огонь преисподней жжет горло. Даже когда я борюсь с воспоминаниями, уши чешутся, как будто по ним ползают пауки. Взяв с приборной панели солнцезащитные очки, я напяливаю их, скрывая дерьмо, которое я отказываюсь называть слезами, потому что это сердце истекает кровью.
Слезами горю не поможешь. Это никого не поможет вернуть, поэтому мне насрать.
Но я не могу скрыть ни свое страдание, ни собственную ярость, ни правду.
Я по-крупному облажался. Дважды. Не спас жизни, которые обязан был защитить. Я думал, что знаю все лучше других, что худшее, с чем могу столкнуться в гражданской жизни, будет милосерднее ужасов Курдистана, Ирака и Кандагара. Сказал Энджи, что заботиться о нашем старике не так уж сложно. Что с того, что у него немного едет крыша? Он взрослый человек, а она – эгоистка. Но Энджи ответила тогда, что я ни хрена не имею понятия, как нужно заботиться о нем на самом деле. Что она делала это все время, пока я служил, и что его нельзя было оставить одного даже на мгновение. Она работала в больнице. И это тоже причина, по которой я должен был прислушаться к ее словам. Энджи не ошиблась.
Но я ей не поверил. Я был так сосредоточен на поиске убийцы Винни, что наш отец умер из-за меня.
Замечаю, как Белла следит за мной большими зелеными глазами, полными растерянности и беспокойства. Наверняка она догадывается, что прямо сейчас я занимаюсь самобичеванием. Потому что каждый раз, когда меня накрывает правдой, это похоже на взрыв. То же самое происходит, когда в голове всплывают вопросы, которые я не хочу озвучивать. Даже если я отдам всего себя, свое тело, разум – все, что у меня есть, чтобы защитить ее от возможного вреда, кто даст гарантию, что этого будет достаточно? Что этого хватит, чтобы спасти эту чудесную ясноглазую девушку?
XI: Дела семейные
Белла
Я со вздохом закрываю дверцу посудомоечной машины и нажимаю кнопку запуска. Прошло около недели, но кажется, что целых три месяца. Еще один обед в одиночестве. Неважно, насколько рано я встала утром, Дрейк уже поел и был чем-то занят. Вчера он занимался новым желобом на задней стороне навеса. Накануне стояла идеальная погода, чтобы починить несколько черепиц на сарае. До этого были ставни на втором этаже дома, а затем ветки деревьев, висящие над гаражом.
Завтра будет ровно неделя с тех пор, как мы обедали в закусочной и встретились с мамой лицом к лицу. Семь дней прошло с тех пор, как мы с Дрейком безудержно целовались, будто пережили ядерный взрыв в пикапе.
Недавно съеденная овсянка просится обратно. Меня мутит.
С тех пор Дрейк находит чем заняться каждый день. За пределами дома. Высоко над землей. Исключительно в таких местах, где я физически не могу ему помочь, потому что это опасно.
Я не дура. Он специально выискивает все эти поломки.
Думаю, что знаю почему.
Он избегает меня из-за глупой игры, которой я пыталась убедить родителей, что между мной и Дрейком есть нечто особое. Тогда, на публике, он согласился поддержать легенду, но затем, один на один, дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего.
Это началось сразу после того, как мы покинули город. Мужчина замолчал, и какая-то темная тень скользнула по лицу. Возможно, потому что он прекрасно понимал, какую глупость совершил. К тому времени, как мы прибыли домой, он совершенно закрылся. Сначала я не придала этому значения. Обратила внимание, насколько мрачным он стал, но думала, что это пройдет.
Нет.
Клянусь, с тех пор он сказал мне около пятидесяти слов, и все о том, что он будет чинить в этот раз, или о том, что он «справится» со всем сам. Это даже хуже, чем жить с матерью… Кажется, словно постоянно идешь по тонкому льду. Мама переставала с нами разговаривать, если что-то не соответствовало ее ожиданиям. Сейчас я даже не знаю, что такого я сделала Дрейку или почему он превратился в кактус.
Неожиданно раздается звук телефонного уведомления, я отталкиваюсь от стойки и иду к столу.
Да, это она. Мама.
В конце концов, жутковатая тишина в доме не единственный повод для беспокойства. Ухожу, даже не взглянув на сообщение. Добираюсь до гостиной перед тем, как остановиться и осмотреться. Ничего не нужно чистить, пылесосить или мыть. Я наводила порядок всю прошлую неделю, непосредственно перед тем, как начала сходить с ума, используя прекрасную кухню с пользой.
Теперь у нас есть сдобное печенье в баночке, морковный пирог в холодильнике и две буханки яблочно-коричной коврижки, которую я вчера испекла в хлебопечи. И все сама. Я нашла старые рецепты в потрепанной кулинарной книге и решила попробовать.
Даже удивилась, как хорошо все вышло. У меня не было времени на готовку с тех пор, как я помогала деду печь тыквенные маффины и ромовые бабы во время последних каникул у него. Вчера вечером Дрейк пробурчал, что коврижка «чертовски хороша». На