А что Дрейк? Он берет меня за руку, прижимает кольцо к губам и осторожно касается его, прежде чем поцеловать меня в затылок.
– Люблю тебя, Белла. И буду любить до конца дней своих.
Святой ад.
Мама фыркает, возвращаясь из кратковременного транса, и приглушенно хрипит:
– Это безумие какое-то! Это свидетельство – фальшивка. Явная подделка. Все это – подделка! Вы… вы оба просто морочите голову, но у вас ни черта не выйдет! – Женщина приседает и хватает сумочку с пола. – И я вам это докажу, вот увидите. – Она проносится через всю комнату и останавливается у двери.
Я сглатываю густую слюну. Рука Дрейка обвивает за талию и прижимает крепче.
Вперив в нас взгляд, она останавливается.
– Тебе это не сойдет с рук, барышня. Еще пожалеешь о том дне, когда решила, что можешь перехитрить меня, клянусь.
Она с такой силой хлопает дверью, что дом сотрясается. Боже ты мой. Все закрутилось слишком быстро, и это может быть опасно. Мне даже представить сложно насколько.
Через несколько секунд, которые кажутся вечностью, Дрейк наклоняется и поднимает папку, которую я разорвала пополам.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он, складывая обе части на стол.
– Жить буду. Я так думаю.
Не могу не взглянуть снова на кольцо.
– Это тоже купил дед?
– Нет, это я.
– Когда?
– На прошлой неделе.
Выгибаю бровь. На прошлой неделе он ни разу не выезжал из дома. По крайней мере, я ничего об этом не знаю.
– А где?
– Один армейский приятель – владелец крупного ювелирного бренда в Фениксе. «Блэк Рино», слышала?
Я киваю. Это один из самых дорогих и роскошных брендов, чьи украшения не отказалась бы носить даже моя мама.
– Нокс был должен мне. – Мужчина прислоняется к столу. – Я позвонил, и он отправил его без единого вопроса.
– Но… зачем?
– Затем, что Эрин предупредила, что в следующий раз, когда мы будем в городе, она хочет собственными глазами увидеть кольцо. Чтобы рассказать о нем всем и каждому, если и когда новости о нашей помолвке расползутся по всему городу.
Я киваю, затем трясу головой от того, как больно глотать. Дурацкий визит мамы оставил неизгладимое впечатление. И, честно говоря, то же самое относится к кольцу.
– Зачем ты это делаешь? – тихо спрашиваю я.
Он отталкивается от стола и подходит к окну. Стоя спиной ко мне, Дрейк, наконец, отвечает:
– Мы уже обсуждали это, Белла.
– Нет, не обсуждали. Не совсем. Может, ты на самом деле подружился с дедом, был хорошим работником для него, возможно, пообещав помочь кое с чем после смерти, но… – Я снова смотрю на огромный камень на руке и на то, как он переливается на солнце. – Но этот безумный маскарад – больше того, на что согласился бы даже самый близкий друг. Больше того, что сделал бы любой здравомыслящий человек.
Он разворачивается ко мне.
– Хочешь сказать, я – чокнутый?
Воу.
Ладно. Наверное, чокнутая здесь я. Качаю головой и пожимаю плечами.
– Может быть. Не знаю. Возможно, мы оба чокнулись, раз творим все это. Я начала игру во время обеда с родителями, пытаясь таким дурацким способом перехватить у них хоть немного контроля над ситуацией.
– Я не сошел с ума, как и ты. Но за Молли не ручаюсь. – Его лицо внезапно озаряет самодовольная ухмылка.
Сердце бьется в груди пойманной птицей. Это нечестно! Всего одна улыбка, и из угрюмого громилы он превращается в гребаного принца. Хотя, конечно, он возмутительно красив в любом состоянии, но когда улыбается, становится смертельно опасным. Возникает дикая идея поцеловать его прямо сейчас. Голова идет кругом от всего этого безумия. От каждого мига.
Как в принципе можно остаться в своем уме, пытаясь одновременно лавировать между пожеланиями деда, требованиями мамы, компанией, о которой я почти ничего не знаю, да еще и жить в одном доме с этим восхитительным мужиком, притворяющимся мужем?
– Слушай, я дам тебе все, что обещал дед. Деньги. Землю. Акции. Только скажи. Просто сделай мне одолжение.
– Я уже говорил тебе, Белла, когда все закончится, я возьму только то, что мне причитается по завещанию Джона. Ни центом больше. – Он отходит от окна, мимолетно мягко задевая меня плечом. Теперь имею представление, как мимо проскальзывает огромный тигр.
Стоп. Он что, собирается уйти прямо сейчас?
Он почти добрался до двери, когда я подлетаю и хватаю его за плечо.
– Дрейк, остановись! Прекрати это немедленно!
Он оборачивается, голубые глаза холодны, как арктический лед.
– Прекратить что?
– Все! – Я почти задыхаюсь.
Он недоуменно хмурится. Разочарование бурлит в крови. Во всем этом нет никакого смысла. Должно быть что-то еще. Какая-то причина, по которой он это делает. И если я не могу добиться уважения от мамы, по крайней мере я хочу получить ответы от Дрейка.
– Не понимаю, что ты подразумеваешь под «все», милая. Просто скажи.
– Просто сказать? Вот так, да? Могу сказать тебе то же самое. – Скривив губы, упираю руки в бока. – Прекрасно! Давай начнем с того, почему ты мне врешь.
Он усмехается и разворачивается лицом ко мне.
– К тому же я буду рада, если ты перестанешь меня игнорировать.
XII: Честные ошибки
Дрейк
Игнорировать эту удивительную, сладкую, дикую кошку, черт возьми, почти невозможно. Проще было бы не обращать внимания на гризли, выворачивающего наизнанку мой пикап, чем игнорировать Беллу Рид. Когда я ее не вижу, она стоит у меня перед глазами, даже во снах.
Черт, особенно когда я сплю. Эти темно-зеленые глаза гонят из постели прямиком под холодный душ, с каждым днем все чаще и чаще.
– Я имею в виду, Дрейк, ты или будешь говорить со мной начистоту, или… или я подпишу все эти бумажки для родителей.
Обычно я не реагирую на угрозы, не собираюсь реагировать и в этот раз, зная, что она блефует. И если бы зеленые глаза не блестели непролитыми слезами, я бы ушел. На самом деле я обязан так сделать. Все уже зашло слишком далеко и запуталось.
Я дал Джону слово, что помогу, и делаю это, но сколько мучений, черт возьми, может вынести человек?
– Твой выбор, милая, и только твой, – говорю я. – Всегда так было. Мне остается лишь надеяться, что ты этого не сделаешь.
Боль на ее лице пугает, а не должна. Я не могу позволить себе переживать по этому поводу. Не сейчас. И никогда. Не снова.
– Ладно. Спасибо, что показал мне, какая я идиотка.
Она проносится мимо и выскакивает за дверь. Я смотрю, как она бежит через прихожую в гостиную, и убеждаю себя вернуться на улицу.
Она не собирается ничего подписывать.
Выдыхаю. Все останется по-прежнему. Я единственный, кто может это изменить.
Твою мать.
Иду следом за девушкой в кухню. Белла останавливается у стола и берет в руки телефон.
– Ты хочешь знать настоящую причину, по которой я все это делаю? – спрашиваю я.
– Нет. – Она нажимает кнопку. – Уже не хочу.
Я понятия не имею, кому она может звонить, и мне должно быть все равно, однако это не так.
Упираюсь рукой в арку, отделяющую кухню от гостиной, и готовлюсь сделать последний шаг у края пропасти.
– Причина в том, что когда-то я потерпел неудачу. Подвел своего отца, сестру, племянников.
Проглотив всхлип, я не произношу имя Винни вслух.
Не нужно. Эта неудача худшая из всех, и она навсегда отпечаталась в душе.
Моргая, она опускает телефон от уха.
– Послушай, черт… Знаю, что этим не исправить ошибок прошлого и это только мои демоны, но, может быть, какая-то часть меня надеется…
– Надеется на что? – Ее голос смягчается. – Продолжай.
– Что, выполняя пожелания Джона, я смогу отплатить ему за помощь, которую он оказал, когда я в ней нуждался. Я не смог помочь остальным, было слишком поздно. Но твоему деду, наверное, получилось.
– Я не понимаю. Каким образом он тебе помог?
– Был чертовски хорошим другом, когда я нуждался в нем. «Помощником», как он любил это называть. На бумаге этот старик нанял меня, чтобы я присматривал за ним и этим домом, но в самом начале все было наоборот. Он спас меня от себя самого, от всепоглощающего чувства вины, которое довело бы до смерти в сугробе или еще чего похуже. И это то, чего он хотел для тебя. Друга, который был бы рядом, когда он тебе больше всего нужен.
Она смотрит на меня, ожидая продолжения, потому что чувствует, что мне еще есть что сказать. И она права. Я мог бы сказать намного больше, но есть вещи, которые ей пока нельзя знать, слишком рано.
– К тому времени, как я проколол шину у почтового ящика Джона, я уже уволился из армии. Во многих отношениях в тот период с момента возвращения домой, в Штаты, я переживал что-то вроде дикой ломки. Но это не было зависимостью от наркотиков, скорее от образа жизни, который я вел многие годы. Единственный порядок, который я когда-либо знал в качестве взрослого мужчины. Когда контракт закончился, я не продлил его на третий срок, решил, что готов вернуться домой, в Монтану, туда, где жил до этого. Но все уже было не так, как раньше. Да и я уже не был прежним.
– Конечно, не был, – шепчет она. – Я слышала, что это сильно меняет человека. Я имею в виду войну…
– Джон сказал, что с ним было то же самое, когда он вернулся из Кореи. Мы много говорили в первые дни. Побывав в моей шкуре, он мог объяснить дерьмо, которое, как я думал, никому не понять. – Эти разговоры так и останутся нашим с ним секретом, но они исцелили меня. Я рассказал ему все: о войне, отце и Винни. Она заслуживала большего, чем так и остаться жертвой нераскрытого преступления. Что я приехал в Северную Дакоту в поисках справедливости.
– Ну, я очень рада, что он смог тебе помочь, – говорит Белла.
– Я тоже, – признаюсь я. Жалкие гребаные слова.
Если бы не Джон, я бы сейчас сидел в тюрьме. Мой гнев был диким, таким всеобъемлющим, что я хотел найти Дракона и хладнокровно убить его.