– Неудивительно, что я многим обязан Джону. Вот почему я делаю это, Белла. Не могу просто уйти, бросив единственного человека, который вернул меня к жизни.
Она встает, подходит к холодильнику и вытаскивает две бутылки воды, одну из которых протягивает мне. Странное повторение нашего первого вечера в этом доме.
Мы синхронно открываем воду и выпиваем.
– У дедушки было золотое сердце. – Она ставит бутылку на стол. – В городе вряд ли найдется человек, который когда-либо думал бы иначе.
– За исключением твоей мамы, – говорю я, пытаясь поднять настроение.
Девушка слегка улыбается.
– Да уж. Ну, она всегда ненавидела его. Это чувство идет в комплекте.
От вида ее язычка, мелькнувшего между зубов, тело будто прошивает ударом молнии. Проклятье. Девушка даже не подозревает, какую власть имеет надо мной. Совершенно невинный жест может вызвать каменный стояк и довести до ручки.
– Ему эта вражда до чертиков надоела, – говорю я, пытаясь опустить себя с небес на землю. – Джон сказал, что, если бы не ты, он бы давным-давно прекратил всяческое общение. Он слишком долго ждал, пока его сын наберется ума-разума, хоть и знал, что Гарри это не грозит.
Она кивает и садится, подперев подбородок руками.
– Надо думать. Дед терпеть их не мог.
Я отступаю назад и прислоняюсь к кухонному острову, зная, что мне стоит держаться от нее на расстоянии.
– Не согласен.
– Что? – Она в изумлении оглядывается на меня.
– Я не верю, что он на самом деле так думал. Возможно, он убедил себя, что это так. Но для Джона семья была слишком важна. Гарри был его единственным ребенком. Хотя старик изливал всю любовь на тебя, он глубоко сожалел, что не смог стать ближе сыну. Думаю, он все равно надеялся, что рано или поздно они одумаются и зароют топор войны.
Белла качает головой, и ее зеленые глаза мерцают.
– Откуда ты это знаешь?
– Он сам сказал. Возможно, не этими словами, но я умею читать между строк. Это произошло, когда мы рыбачили в Монтане. Он был так счастлив снова поехать туда. По правде говоря, я провел с ним немало времени. Он подскакивал каждый день на рассвете с удочками в руке и термосом с кофе, удивляясь, почему я еще не принял душ.
Мои слова вызывают у нее улыбку.
– На третий или четвертый день нашего пребывания там он рассказал о том, что однажды привез Гарри туда, когда тот был еще совсем юным. Он сожалел, что многое упустил, пока его сын рос. Долгие годы он надеялся, что однажды Гарри приедет, поймет, как Джон скучает по нему. Думаю, он обвинял себя, что спровоцировал сына на побег с Молли, первой же хорошенькой девчонкой, привлекшей внимание. Руководство компанией в тот период забирало все его время, лишало возможности быть хорошим отцом. Он клялся, что все было бы иначе, если бы его жена не умерла, пока твой папа учился в старшей школе.
Белла крутит бутылку в руках.
– Может быть. Но нельзя изменить прошлое или то, что так и не случилось. Так ведь?
Это очевидно, но черт меня возьми, если я собираюсь подтвердить это прямо сейчас.
– Джон был убежден, что Молли появилась в жизни Гарри в нужное время. В тот момент ему нужна была жилетка, чтобы выплакаться. Она оказалась тем человеком, перед которым ему не нужно было быть сильным, а потом… – Я пожимаю плечами. – А потом он уже не смог ничего изменить.
Белла морщится и делает еще один глоток воды.
– Вау. Вы двое обсуждали все на свете?
– Да. Это не была игра в одни ворота… – Какое-то время я сомневаюсь, но в итоге решаю рассказать ей еще кое-что из того, что мы обсуждали с Джоном. – Иногда говорили и о моей семье.
– О чем именно?
Я делаю паузу, не зная, с чего начать.
– Какое-то время после окончания службы я не приезжал домой, хотя переписывался и разговаривал с родными по телефону. Я не был готов. Сестра говорила, что у папы старческое слабоумие, но он узнал меня, как только я вошел в дверь. Мама умерла от рака, когда мы были в начальной школе. Я собрал вещи и ушел служить, а сестра осталась в том маленьком городке. Когда она вышла замуж за Натана, он переехал к нам. Брак продлился недолго.
Стараюсь не плеваться, произнося имя. Этот мудила никогда не нравился. Я был бы рад, что он исчез, если бы речь не шла о Шерри и Терри. Детям нужны оба родителя.
– Дрейк. К чему ты не был готов?
Черт, да ко всему.
Я прочищаю горло.
– Моя сестра, Энджи, работала, дети ходили в школу, поэтому она приняла решение отправить отца в специализированное заведение. Она сказала, что его нельзя оставить дома одного. Я не поверил ей, к тому же расходы на его проживание там были больше, чем получаемый ежемесячный чек по социальному обеспечению. Мне следовало посылать деньги все время, но ни один из них ни разу не попросил о помощи. – Теперь знаю, что я мог просто не поверить им тогда.
Я слишком долго молчу. Белла шевелится и спрашивает шепотом:
– И что случилось?
Она не должна смотреть на меня с таким сочувствием. Я его не заслуживаю.
– У меня было много денег. Я предложил идею: раз нет необходимости искать работу, то я буду присматривать за отцом. Сестра утверждала, что у меня не получится, что нельзя нарушать график, к которому он привык, но я настаивал, сказал, что уж я-то не устану, как она, и что это не может быть настолько сложно. Сначала и не было. Он все время все забывал, слишком быстро терял нить рассуждений, но мы хорошо проводили время вместе. – Я все еще не могу смотреть на нее и буквально силой заставляю себя оставаться на месте, а не спастись бегством от признания ошибки.
Больше, чем ошибки. Катастрофы. Это из-за меня отец страдал и умер.
– Что случилось, Дрейк?
Вот мы и подошли к той части рассказа, которую я не готов озвучить. Не теперь.
Это случилось, когда Винни пропала без вести. Мы никогда не были любовниками, но она была моим лучшим другом. Девочка, с которой я ходил в школу, когда был маленьким, и продолжал общаться, когда оба повзрослели. Я сдержал обещание, остался ее другом. Даже когда ее родителей убили и она застряла в нашем вонючем городишке. Когда ее худшие страхи воплотились, и она трудилась на случайных работах, в дешевых забегаловках, в маленьком гастрономе. Она всегда держала для меня наготове правильный бутерброд, напичканный всем чем только можно. Затем придурок, с которым она встречалась, использовал ее и свалил. У меня возникла мысль попробовать построить с ней отношения, чтобы у нее был хоть кто-то, кому она сможет довериться… Мы дружили и после ее отказа. Единственная женщина, которая меня отвергла, оказалась права. Все цыпочки приходят и уходят. У нас с Винни было что-то особенное, более глубокое, чем любые шуры-муры, которые только все испортили бы. У нас была связь, такая же, как между мной и Энджи. Черт, может, даже сильнее. Как у близнецов, у настоящих друзей, будто мы были одной крови.
– Дрейк?
Я смотрю на Беллу, гася ярость, бурлящую в крови. А по поводу папы…
– Однажды мне надо было выйти. Кое-что произошло. – Я не могу переложить ответственность на Энджи. Во всем виноват только я. – Папа больше всего любил смотреть старые вестерны. «Одинокий Рейнджер». «Дымок из ствола». «Большая Долина». «В кущах Чапаррели». Я был уверен, что он просидит в кресле все время, пока выскочу ненадолго. Казалось, отец будет спокойно пить колу с добавлением патоки, которую мы выдавали за ром. Но не в тот раз. Возможно, он пошел искать меня и заблудился. В тот день шел снег и было морозно. Сестра в панике позвонила, вернувшись домой и не обнаружив его, я бросился обратно… Когда мы его нашли… – Я стискиваю зубы. – Было слишком поздно, черт возьми.
– О, Дрейк. Я так тебе сочувствую.
Удивительно, что одно слово может ранить быстрее и надежнее, чем пуля. Ее сочувствие разрушает броню. Девушка обнимает меня, прежде чем я произношу хоть что-то. Да и нет у меня слов. Просто крепко обнимаю ее в ответ. Держусь за нее, хватаюсь изо всех сил, как утопающий за тонкую соломинку. За женщину, которую я должен защитить, уберечь. Ту, с которой не имею права на ошибку, только не такую, как с папой и с Винни.
– Прости, пожалуйста, – шепчет она. – Я так соболезную твоему горю.
У нее нет причин извиняться, но я с благодарностью принимаю утешение, которое приносят объятия. Это такое облегчение – поделиться горем с кем-то, кроме Джона. Он говорил, что без «исповеди» у меня не получится отпустить ситуацию. Старый мудрец из маленького городка нефтяников.
– Ты не должен винить себя, – тихо говорит девушка. – Слышишь?
– Должен. И буду, – рявкаю в ответ. – Я заслуживаю этого. И, может, если признаю вину, я научусь с ней жить.
Белла откидывается назад и смотрит на меня. Ее руки все еще обвивают шею, и она гладит волосы на затылке.
– Ты ошибаешься. И именно поэтому ты так хорошо заботился о Джоне, – говорит она. – Все, что ты хотел, но не успел сделать для отца, ты делал для моего деда. Люди совершают ошибки, иногда серьезные, но если ты позволяешь этому управлять тобой, указывать, что делать… Я знаю, ты бы вряд ли остался здесь из-за деда. И я знаю, что ты вряд ли остался бы здесь из-за меня.
Я не отвечаю. Это и не нужно. Она смотрит в мои глаза и видит, что права.
Твою. Мать.
– Спасибо, леди. Я уже достаточно большой мальчик, чтобы признать свои ошибки. И раз уж мы разобрались со всем этим, давай пойдем и надерем кое-кому задницы.
Она мягко улыбается, прислоняясь ко мне. Ее божественный аромат, тонкий, цветочный, окутывает, щекочет ноздри.
– Ты хороший человек, Дрейк. Достаточно большой мальчик, чтобы не только защитить меня и выследить плохих парней…
О, дерьмо.
Знаю, что произойдет, когда девушка прислоняется теснее. Она смотрит на меня в ожидании огромными, яркими глазами. Уверен на сто процентов, что не смогу остановить происходящее. Когда ее губы встречаются с моими, жесткими, сжатыми, я сражаюсь целую секунду. Бесполезно. Затем накидываюсь на ее рот. Быть один на один, не играя никакие роли, не имея никаких препятствий – вот сбывшаяся мечта. Я подчиняю ее рот, язык за один яростный бросок. Руки скользят под блузку, наслаждаясь шелком кожи. Упругая пышная грудь прижимается ко мне. Член пульсирует и дергается, как от ударов тока, натягивая джинсы, когда упираюсь им в ее живот. Она едва слышно хнычет, и крышу сносит окончательно.