Боль прошивает током, такая резкая и внезапная, что воздух застревает в груди. Пальцами ног едва касаюсь земли, но не могу идти. Его хватка парализует.
Или, может быть, это из-за мысли, что Дрейк снова солгал. Это та же татуировка. Что за чертовщина?
Он знал, что это был сын Эйвери в тюрьме, но так и не сказал? Может, именно это выбивает меня из равновесия? Если я не могу пробиться сквозь эту стену лжи, этот клубок запутанных рассказов, какой у меня шанс против опытного убийцы?
Дверь хлопает, и он затаскивает меня вовнутрь.
– Тащи ее сюда, Адам, – раздается голос.
Темно, поэтому я не вижу говорящего, но по звуку узнаю Эйвери Браяра.
– Все получилось довольно быстро, – резюмирует похититель. – Я наткнулся на нее в конце подъездной аллеи, как будто она ждала меня. Люблю, когда они приходят к папочке.
Несмотря на боль, я морщу нос от того, как отвратительно, как неправильно, как злобно он звучит. Я стараюсь сдержать рвотные позывы, когда второй голос разрезает тишину.
– Аннабель? О нет!
– Мама? – кричу я.
– Отпусти ее, ты, мерзкое животное! – рычит мама, и ее голос шокирует. – У тебя есть мы. Есть заложники. Отпусти мою дочь!
Сын демона тащит меня вокруг грузовика, за которым с большого ящика с инструментами свисает включенная настольная лампа на длинной ножке пепельно-серого цвета.
Родители сидят на двух пластиковых стульях. Рядом с ними третий, пустой, явно для меня.
А затем все сливается в одно неразличимое пятно. Мать кричит изо всех сил, чтобы меня отпустили, и обещает сотворить с ними ужасные вещи, если они этого не сделают. Немного трогательно слышать, что она так за меня борется. Она никогда прежде этого не делала. Но мы никогда и не оказывались в подобной ситуации. У папы вокруг рта завязана грязная тряпка, которую он старается выплюнуть. Я борюсь с онемением, пытаюсь пнуть или ударить Адама затылком, но это бесполезно. Он бросает меня в кресло и связывает запястья за спиной. У родителей связаны руки, а чуть позже я замечаю, что их лодыжки прикреплены к ножкам стула пластиковыми стяжками.
– Что случилось? – спрашиваю я, когда боль немного отступает, давая небольшую передышку.
– Эти безумные, ненормальные придурки похитили нас, – говорит Молли, не заботясь о том, слышат они ее или нет. – Я сказала, чтобы они не смели привозить тебя. Они, верно, оглохли совсем! Потому что я сказала это уже сто раз – отпустите ее! – Она так громко вопит, что от последних слов у меня звенит в ушах.
Я начинаю брыкаться, но Браяр подходит и хватает одну ногу, а его сын – другую. Адам изо всех сил бьет меня голенью по колену, которое простреливает дикая боль, переходящая в онемение.
– Вот черт! Ах ты ж дерьмовая шлюха. – Он хватает меня за верхнюю часть бедра, глубоко вонзает пальцы в мою плоть и издает мерзкое рычание. – Ты действительно хочешь сделать это здесь? Я, блин, прикончу тебя прямо перед мамочкой и папочкой.
– Не сейчас, сынок, – говорит Эйвери ледяным голосом – полная противоположность его адскому порождению. – Свяжи лодыжки. И оставь ее.
– Что происходит? – кричу я. – Что вы делаете?
Эйвери хихикает, и низкий, хаотически отдающийся эхом от стен звук пронизывает пространство огромного помещения.
– Сегодня день, когда вы, ребята, конкретно облажались. Я бы вообще сказал, что родители конкретно обосрались, держа меня за дурака, но… Знаю, что на самом деле тебя подставил он, барышня. Старый Джон вырастил тебя достаточно смышленой, чтобы ты уверовала, что можешь остановить меня. – Он качает головой. – Это довольно печально. Черный день для Далласа. Вся семья Рид собралась, чтобы показать мне резервуарный парк компании, которую они были готовы продать буквально за сущие гроши, но погибла при трагическом стечении обстоятельств до моего прибытия.
Погибла? Я стараюсь не слишком глубоко дышать и просто смотрю на него с отвращением. Желудок подступает к самому горлу.
Эйвери достает из кармана зажигалку и щелкает ею, поднося пламя к моему лицу.
– Жуткий пожар. Когда-нибудь дети наверняка будут рассказывать страшные истории о том, как все это место превратилось в кратер, оставив неупокоенные души Ридов охранять его. Как тебе, Белла Рид, леди из «Норт Эрхарт»? Раньше я читал кучу историй о призраках. Боже, возможно, тебе перепадет немного легендарной славы самой Амелии? Джону бы понравилось.
Запах газа и сырой нефти обрушивается на меня словно ледяной дождь. Страх, подобного которому я никогда раньше не испытывала, заполняет всю меня с головы до пят.
И внезапно желание, чтобы Дрейк увидел БМВ и последовал за ним, пропадает. Не хочу, чтобы он оказался где-то рядом с этим местом, чтобы кто-то еще умер.
– Простите. Мистер Кретин, вы меня слышали? – Это снова мама, ее голос становится хриплым, но она продолжает как ни в чем не бывало. – Я сказала, убери эту чертову зажигалку и отпусти ее, ты, маньяк!
Эйвери на самом деле отшатывается от меня, морщась и прижимая руку к уху, в котором наверняка звенит от вопля. Хоть какое-то удовлетворение. Отец тоже пытается кричать, и отдельные звуки его бормотания все же можно различить, что-то похожее на «завещание».
– Браяр, если ты убьешь нас, ты не сможешь купить компанию, – произношу я, пытаясь говорить спокойно.
Он резко мотает головой.
– Ты ошибаешься. Я знаю, каков был план Джона. Вы действительно думаете, что он был единственным человеком в этой отрасли, кто когда-либо шпионил за своими конкурентами?
Мне не нравится насмешка на лице Эйвери.
– Мой отец был вице-президентом «Лафайет Ойл». Когда-то это была большая компания. Он беседовал с Джоном на каждой конференции, где встречались все шишки, чтобы составить план и выпить – или найти наиболее уязвимое место, чтобы нанести удар друг другу в спину. Но с Джоном все было не так. Предприятие не числилось в списке конкурентов, поэтому он и мой папаша были друзьями. Это он помог Гарри устроиться в «Юпитер Ойл», организовав все через целую цепочку нужных людей…
Он снова улыбается. На этот раз немного отстраненно, почти грустно. Не знаю почему, но это заставляет сердце учащенно биться.
– Мой старик думал, что оказывает Джону личную услугу, и был счастлив сделать это. – Его перекашивает, когда он бросает взгляд на отца. – О, папуля так гордился тем, что Гарри окончил колледж, в те дни это было редкостью в нашей отрасли. Я тогда учился в средней школе. И отец постоянно тыкал мне в морду примером Рида, мол, если хочешь подняться на самую вершину, ты должен быть как Гарри: поступить в колледж, перенимать опыт парней в костюмах, а не тех, у кого вечно руки в грязи, учиться быть полезным своему делу. – Ярость вспыхивает в его глазах. – Боже, я возненавидел тебя и всю эту лицемерную чушь еще до того, как встретил тебя.
– Гарри ничего тебе не сделал! – рычит мама. – Ни Аннабель, ни я.
– Да заткнись ты, мумия конченая, или я попрошу Адама выяснить, какие части твоего тела все еще настоящие, – взрывается Эйвери, и я наконец вижу, что общего у Браяров. Запугивания и издевательства.
– В любом случае дело не в этом, – огрызается Эйвери, все еще холодно глядя на маму.
Боясь, что он может с ней сделать, я ищу способ выиграть время, чтобы разрядить его.
– Тогда что же? – спрашиваю я как можно более спокойно.
Он переводит свой взгляд на меня, и его злобная ухмылка возвращается.
– В «Лафайет» осталось много высокопоставленных друзей, которых я мог подкупить. Люди, в которых Джон был уверен. Однако когда он напивался, он много болтал.
Прикусываю язык. Я никогда не видела дедушку навеселе, но это не значит, что он не развлекался, особенно с друзьями.
– Несколько лет назад он и его «помощник» отправились в Монтану. Однажды ночью они очень бурно общались в баре, где у меня есть свои уши. И мне передали все услышанное о его завещании. Это было еще до того, как ты приехала, Аннабель, но я также выяснил, что если не станет всех вас троих, то так и произойдет.
Я качаю головой.
А он улыбается и кивает.
– Я знаю, что я прав. И также знаю, что смогу убедить достаточно людей в этом городе, что им нужны деньги, а не работа в нефтяной отрасли. То есть если бы я хотел… – Он щелкает зажигалкой, затем гасит пламя. – Но мне это не надо. Честно говоря, мне насрать на «Норт Эрхарт» и его старые буровые площадки. Все равно они наполовину истощены.
И я не могу сдержать дрожь, видя, как ширится его злобная ухмылка. Мне это явно не понравится.
– Я не понимаю. Тогда что вам надо? – спрашиваю я, заставляя сохранять спокойствие. Думать стратегически.
– Что? Да твое миленькое ранчо Ридов. – Его губы кривятся в отвратительном изгибе, что становится еще шире, когда он слышит, как я задыхаюсь. – Которое город с удовольствием продаст мне. Им не нужна будет эта развалюха, всего лишь очередная муниципальная собственность, содержать которую им не по карману. Там одни только налоги на имущество разорят любого, если только у него не полные карманы бабла.
– Ранчо? Но почему? – спрашивает мама.
– Миссис Рид, это очень-очень важный секрет, который надо хранить. – Эйвери подходит, смотрит по очереди на каждого из нас, а затем останавливается передо мной и пожимает плечами. – Полагаю, учитывая ваше затруднительное положение, я могу позволить себе поделиться им.
Ага. Давай уже, продолжай.
– Как оказалось, самые богатые залежи во всем чертовом Баккеновском шельфе находятся прямо под усадьбой Ридов. Акры и акры шельфа. Джон не пробурил ни единой скважины на своей земле. Ему это просто не нужно было, денег поступало достаточно из других разработанных скважин. А это – целина, которую он оставил нетронутой. – Он указывает на свою грудь. – Его потеря, мой выигрыш. Нефть, минералы, возможно, кости гребаных динозавров. Я верну в Северную Дакоту такой бум, что Далласу не понадобятся вонючие подачки от Фонда Рида. С «Юпитер Ойл» во главе сделаем из местной деревушки настоящий большой город!