– Прямо до черноты?
Он целует мой нос.
– Уже сказал тебе это. Да, милая, да.
Этот безумный, великолепный ураган, а не человек. Если позволю ему продолжать, боюсь, он погубит меня окончательно.
– По правде говоря… я тоже начала влюбляться с самого первого дня, – признаюсь с трепетом. – Вот почему я так разозлилась утром. – Снова вспоминаю о глупости. – Как ты меня нашел?
Он качает головой.
– А это не я. Я кружил по всему городу как сумасшедший, не имея ни малейшего понятия, куда ты делась, пока не заметил Эдисона, скачущего по шоссе. Последовал за ним до самого склада. – Он смотрит на коня. – У него будто был включен навигатор, настроенный на тебя.
Это нечестно. Мое сердце не вынесет такое количество ударов за один этот сумасшедший день, обрушивающихся снова и снова, когда все самое лучшее и самое худшее из того, что мне когда-либо пришлось пережить в этой жизни, распадается на части и тут же соединяется в единое целое.
Я смотрю на Эдисона, и слезы льют ручьем.
– Это он может. Он нашел меня, когда в детстве я ушла далеко от ранчо, пока у деда была важная встреча, и заблудилась. С тех пор, когда дед был занят, конь становился няней. Дедушка сажал меня к нему на спину, а Эдисон ходил и ходил вокруг дома. – Мой голос дрожит.
Дрейк прижимается лбом ко мне, придерживая, как раньше лошадь. Горло свербит.
– Он должен поправиться.
– Дай ему время, милая. Это все, что нужно нам всем.
Позже на ранчо Дрейк использует ковш трактора, чтобы помочь вывести Эдисона из перевозки в амбар. Стропы прикрепляют к потолку над самым большим стойлом в амбаре, так что у ветеринара и его помощника достаточно места, чтобы вставить капельницу в шею Эдисона для введения электролитов.
Печеночная недостаточность, вызванная обезвоживанием, – это то, чего мы опасаемся больше всего. Это убьет его.
Конь стоит в яслях для молодняка. Так назвал самое большое стойло дед, хотя и не использовал по назначению много лет. Эдисон родился в этом стойле, как и многие лошади до него. Я провела здесь не меньше времени, мечтая о лошадях, которые когда-либо родятся здесь.
Когда я перестала мечтать о них? Почему я столько лет не приезжала сюда?
Потому что мне сказали, что пора взрослеть, поступить в колледж и решить, кем я хочу быть.
Отступаю назад, чтобы освободить место для помощника доктора. Он ставит треногу с капельницей у стены, чтобы можно было закрепить ее рядом с календарем, который висел здесь целую вечность, вероятно, еще с шестидесятых годов.
Раньше я листала пожелтевшие страницы, просматривая фотографии разных пород лошадей. Желание пролистать его снова заставляет меня перевернуть одну из страниц. И сердце екает, когда вижу очередную записку.
Добро пожаловать домой, Белла. Говорят, что дом там, где сердце, а твое всегда было здесь. Прямо в этом старом сарае, где всегда хотела провести ночь. И у тебя всегда был выбор следовать мечтам. Может быть, я лишь напомнил тебе о нем. Люблю тебя, твой старый мудрый дед.
Рука Дрейка сжимает плечо, и я смотрю на мужчину, зная, что он прочитал записку. Закрываю глаза, когда он целует в макушку. Дрейка Ларкина не было в моем сердце годы назад, но он есть сейчас.
– Теперь остается только ждать, – говорит доктор Литтл. – Я снова возьму кровь на анализы через пару часов, посмотрим, как он реагирует на капельницу.
В амбаре тихо, хотя здесь полно людей. Сотрудники офиса доктора Литтла, шериф Уоллес и другие офицеры, мои родители, люди из «Эрхарт» и Далласа. Плюс Энджи, Шерри и Терри. Они так и не уехали, когда начался весь это бедлам.
Все здесь из-за Эдисона. Он был героем в моих глазах задолго до этого, но теперь у меня есть еще один.
Дрейк.
Он просил позвонить ветеринару еще до того, как нашел меня. Он сделал намного больше, и теперь знаю, чего хочу.
На мгновение прислоняю голову к его груди и киваю ветеринару.
– Спасибо, доктор Литтл. – Оглядываю толпу. – Спасибо вам всем!
Тогда мама делает шаг вперед. Я удивлена, что она до сих пор не подняла суету, чтобы переодеться или попытаться стереть грязь с блузки. В ее глазах появляются слезы, когда она скользит рукой по морде Эдисона, а затем обнимает меня. Я поражена теплом губ, когда она целует мою щеку, а не просто воздух рядом с ней.
– Оставайся здесь, Аннабель, – шепчет она. – Оставайся с Эдисоном и Дрейком. Мы с отцом позаботимся обо всем.
Через несколько минут она выгоняет всех из амбара. Понятия не имею, откуда берется еда, которую я ем, пока шериф Уоллес расспрашивает о событиях дня. Позже доктор Литтл, после того как сделал анализ крови Эдисона, качает головой.
Дрейк крепко обнимает меня, пока я пытаюсь сдержать слезы. Несколько часов спустя мне с трудом удается открыть глаза. Лицо Дрейка рядом. Быстро сажусь, на кончике языка вертится сотня вопросов.
– Твоя мечта сбылась, – говорит он. Я улыбаюсь, не соображая в полудреме, говорит ли он о себе.
– Какая мечта?
Мужчина целует меня в лоб.
– Ты проспала всю ночь в амбаре.
– Я спала? – Дымка развеивается. – Эдисон!
Скинув одеяло, вскакиваю на ноги. Дрейк улыбается, как и доктор Литтл.
Затем слышу громкое ржание.
Пересекаю стойло и вижу его. Глаза ясны, а нос холодный на ощупь.
– Его анализ крови выглядит идеально, – говорит доктор Литтл. – Я ослабил ремень, но мы оставим его в нем еще на пару часов ради безопасности. В целом, он здоров как лошадь.
Восторг – единственно верное слово для описания радости, которая разрывает меня.
Скоро эта новость облетает всех, толпящихся на ранчо. Как только все осматривают Эдисона, отдавая ему положенные почести, мама загоняет всех в дом.
– Дрейк и Аннабель, вы двое примите душ и переоденьтесь. Мы с Энджи будем завтракать внизу, за столом, когда вы спуститесь, – говорит она, едва входим в дом. – Доктор Литтл, пожалуйста, приходите на кухню. Кофе ждет героя этого часа.
Кто эта женщина?
Я не думала, что такая трансформация может произойти где-то кроме романов Чарльза Диккенса[30]. Наверное, мама ясно видела призрак чего-то, когда Эйвери тащил нас к порогу смерти, и, может быть, это была ее душа.
Дрейк берет меня за руку и ведет по лестнице.
– Не знал, что твоя мать такая наседка.
– Я тоже!
Мы оба смеемся. Я слишком счастлива, чтобы остановиться. Мы добираемся до коридора между спальнями.
– Давай. Ты первая в душ, – говорит Дрейк с понимающей улыбкой.
Качаю головой и обвиваю руками его шею. Это, вероятно, единственная возможность побыть наедине, и я собираюсь использовать ее по максимуму.
– Вместе, ковбой. Ты с ума сошел, если думаешь, что соглашусь на меньшее. – Прижимаюсь к нему и тянусь к губам, умоляя.
Поцелуй сметает меня с ног, кидая в его объятия.
Глубинный, яростный жар только раздувает желание пуще прежнего.
Наши губы ни на секунду не размыкаются, пока мы продвигаемся к ванной комнате. Едва добравшись до душевой, срываю с него рубашку через голову.
– Ты пренебрегал мной достаточно долго.
Он смеется.
– Пренебрегал тобой?
Киваю с серьезным выражением. Мужчина снова смеется. Его руки скользят по коже, а пальцы ищут грудь. Земля выскальзывает из-под ног, когда он сжимает ее. О черт.
– Лучше исправить это прямо сейчас, милая.
И наши руки, губы, сердца повсюду. Ищем, чувствуем, срываем с себя одежду, жадно пьем друг друга.
Отчаянно нуждаюсь в этом человеке, в звере, который уже спасал сотню раз. В мгновение ока Дрейк прижимает меня к стенке душа, его тело жесткое, как стиральная доска, и гладкое от воды, бьющей из насадки для душа, омывающей нашу кожу благословенными струями. Напряжение и боль, рожденные невыносимой потребностью в нем, слишком сильны.
Толкаю его за плечи, заставляя отклониться и дать простор, чтобы я могла схватить в руки член. Такой тяжелый, восхитительный и готовый.
Зная, что это единственная вещь в мире, в которой я страстно нуждаюсь прямо сейчас, несколько раз провожу рукой по всей его длине. Сжимая крепко, почти до боли.
– Я хочу его во мне, Дрейк. Черт возьми, немедленно.
Он выпускает сосок изо рта, все его тело становится напряженным.
– Проклятье, милая. Дай мне минуту. – Он наклоняется и уделяет мне еще одно быстрое скольжение губами и ртом чуть выше груди. – Я должен взять резинку.
Я держу руку на его члене, продолжая двигать ею.
– Мы женаты, Дрейк. И я принимаю таблетки.
Он хватает меня за плечи, рыча сквозь зубы. Горящий взгляд приковывает меня к месту.
Член все еще в руке, но я просто держу его, ожидая следующего хода.
Это его выбор. Я принадлежу ему и, думаю, показала достаточно ясно, что это не изменится.
Жду и молюсь, чтобы это было то, чего хочет и он.
– Ты уверена? – спрашивает мужчина, его улыбка ширится.
А сердце подпрыгивает.
– Да, я уверена, глупыш. Мы женаты. В горе и радости, в богатстве и бедности. Так что трахни уже меня, как замужнюю женщину.
Он хватает меня за задницу и поднимает, а я раздвигаю ноги и обвиваю ими его бедра.
– Пусть это станет началом нашего долгого медового месяца. Пока смерть не разлучит нас, – говорит он, проникая.
Мои глаза закатываются, и я уплываю под звуки льющейся воды, чувствуя лишь ритм, задаваемый этим татуированным зверем, обладающим даром зажигать звезды. Это волшебно. Целую его, прижимаясь еще теснее, насаживаясь еще глубже.
– Я люблю тебя, Дрейк Ларкин.
– Я люблю тебя, Аннабель Ларкин.
Боже, это имя!
Но все это не идет ни в какое сравнение с его все ускоряющимся темпом. Наслаждаюсь безумными, первобытными, животными ощущениями, мгновенно наполняющими меня.
Увы, это не может длиться слишком долго, не с толпой, ждущей нас внизу. Я везучая, прямо-таки удачливая женщина, стоит лишь вспомнить, как член дразнит клитор, а щетина щекочет шею. Его ласки переносят меня за край блаженства.