и мы сделаем свою собственную пасту. Посмотрим, какая из них лучше.
— Это приятно, — говорю я ему, чувствуя себя легче, чем когда-либо за последнее время.
Взяв мою руку, он поднимает ее и оставляет легкий поцелуй на костяшках моих пальцев. — Хорошо. После ужина гостиная в нашем распоряжении — любой фильм, который ты захочешь. По крайней мере, любой фильм, который есть у Джоуи , который ты захочешь.
— Я уверена, что буду поражен выбором, — уверяю я его.
— Надеюсь, тебе нравится Джейсон Стэтхэм.
Фыркнув, я отвечаю: — А кому не нравится?
Через несколько минут, помыв и рассортировав ингредиенты, мы с Винсом приступаем к ужину.
— Я никогда раньше не готовила с парнем, — говорю я ему, измельчая чеснок.
— Странно, я тоже.
Я закатываю глаза. — Это потому, что в вашей семье готовят только женщины.
Подняв бровь, словно признавая свою неспособность это утверждать, он говорит: — Ну, это рецепт моей мамы, поэтому я знаю, что он хорош.
— Ты никогда не рассказывал мне о своей маме.
Его манера поведения немного тускнеет, и я чувствую, что он хочет отступить. К его чести, он этого не делает. — Как и большинство женщин Морелли, она попала в ловушку отношений с одним из нас, ублюдков, и не смогла выбраться.
— А, — бормочу я, кивая. — Как она умерла?
— Таблетки. Покончила с собой.
Я резко поднимаю голову. — О, Иисусе. Я не знала, извини.
Он вываливает в кастрюлю банку нарезанных кубиками помидоров. — Я всегда говорил себе, что не буду таким, как он. Поклялся. Я не хотел стать тем, кого ненавижу.
Я не уверена, говорит ли он о Матео или о его отце, но я действительно не хочу поднимать тему Матео, если он не говорит о нем, поэтому говорю: — Твой отец?
Он кивает. — Я бы никогда не позволил ему встретиться с тобой. Он мусор.
— Ну, тогда я уверена, что ты не такой, как он, — легко говорю я, поднимая разделочную доску и поднося ее к кастрюле, соскребая туда чеснок.
— Я был таким вчера вечером, — тихо заявляет он.
Положив разделочную доску и нож на стойку, я обнимаю его и сжимаю. — Нет.
— Да. Восемнадцать лет назад он сделал с Марией то же, что я с тобой, и каждый день, когда я вижу Шери, это напоминание о том, каким человеком не хочу быть.
Это меня ошеломляет. Матео посвятил меня в их отношения, но он, конечно, не дал понять, что они были не по обоюдному согласию. Я просто подумала, что у него был роман с горничной — типично.
— Твой отец и Мария не были…?
— Она его ненавидела, — утверждает Винс. — Он все равно хотел ее. Мужчины Морелли берут то, что хотят.
Я не знаю, что на это сказать. Не то чтобы я не видела доказательств именно этого с тех пор, как присоединилась к их долбаной семье.
— Я не хочу быть таким, Миа.
— Тогда не будь, — просто говорю я.
— Мне очень жаль за вчерашнюю ночь, — говорит он, встречаясь со мной взглядом.
— Я знаю. Все в порядке. Нам не нужно… Все кончено. Я прощаю тебя. У нас все в порядке. Я просто хочу, чтобы мы все оставили в прошлом. Не хочу зацикливаться.
— Что бы ни случилось, ничего подобного больше не повторится с тобой по моей вине.
Я поддерживающе улыбаюсь и киваю. — Я знаю.
— И ты была права в том, что сказала. Матео не сможет встать между нами, если мы ему этого не позволим. Я больше ему этого не позволю.
— Я тоже, — заявляю я.
Наклонившись, чтобы коснуться с моим лбом, Винс спрашивает: — Могу ли я поцеловать тебя?
Слегка улыбнувшись, я говорю ему: — Всегда.
Глава Двадцать Седьмая
Теперь, когда я вышла из комнаты Матео и вернулась в комнату Винса, стало легче держаться подальше от облака уныния. Я все еще постоянно думаю о возможных камерах, потому что в комнате Винса нет ни одной видимой , а значит, есть скрытые. Винс больше не прикасался ко мне, давая время на восстановление, но я думаю об этом, когда мы лежим в постели. Может ли Матео наблюдать? Думаю, меня это не должно так сильно волновать. Вуайеризм, по крайней мере, был бы менее навязчивым, чем то, что он уже сделал.
Между школой, пекарней и тем, что я прячусь в комнате Винса, мне не придется видеть Матео до среды вечером.
Мария приходит сказать мне, что Матео хочет видеть меня в своем кабинете перед ужином. Она приносит сумку для одежды, но я даже не открываю ее.
— А что, если я не пойду? — спрашиваю я. Не знаю, почему думаю, что она могла предвидеть его реакцию, но я очень, очень не хочу снова оказаться с ним наедине. Особенно сейчас, когда я понятия не имею о его психическом состоянии. Злится ли он из-за того, что его маленький план не сработал? Из-за того, что я снова с Винсом? Удвоит ли он свои попытки разлучить нас? Я знаю, что Винс борется за то, чтобы остаться со мной сейчас и не допустить Матео в наши отношения, но я не уверена, как мы выдержим реальность. Если Матео решит оставить меня в качестве игрушки, сможет ли Винс с этим справиться? Смогу ли я?
Мария осторожно покачала головой и сказала: — Матео нельзя отказывать.
— А что, если я это сделаю?
«Я думаю, ты можешь догадаться», — заявляет она. — Он не один. С ним Адриан.
Мне стало намного легче дышать. Он, может, и извращенец, но я не думаю, что он изнасиловал бы меня на глазах у Адриана.
— Почему он хочет меня видеть?
Она просто пожимает плечами и выходит из комнаты.
В знак небольшого протеста я надеваю одно из платьев, которые мне подарил Винс.
Я не знаю, где Винс, но мне бы хотелось знать. Я действительно не хочу идти в кабинет Матео, не сказав ему. Мы не обсуждали, как с этим справимся, но мой инстинкт подсказывает мне, что я должна быть максимально открыта, когда буду рядом с ним. Секреты только заставят его снова перестать мне доверять.
Я еще не решила, как эта открытость будет работать в отношении сексуальной активности. Я молю Бога, чтобы это никогда больше не всплывало, но я понятия не имею, как с этим справиться, если это произойдет.
Когда я появляюсь в кабинете, Адриан все еще там, так что я дышу немного легче. Матео опирается на свой стол, в руке напиток, и он позволяет своему взгляду перемещаться по моему телу. Я ожидаю, что он отреагирует на то, что я не в том платье, которое он, должно быть, прислал, но его осмотр моего тела только усиливает удовольствие.
— Миа, — тепло говорит он.
Оставаясь у двери, я расправляю плечи. — Мария сказала, что ты хочешь меня видеть.
— Правильно. Ты можешь подойти поближе.
— Со мной все в порядке.
Склонив голову набок, он дает мне около двух секунд, затем отталкивается от стола и шагает ко мне. Я отступаю на шаг, но знаю, что не могу уйти. Он останавливается передо мной, смотрит на меня сверху вниз, как будто уменьшая меня своим взглядом. Через несколько долгих секунд он протягивает руку мне за спину и захлопывает дверь кабинета.
— Только потому, что я разрешаю тебе спать в постели Винса, Миа, не путайся и не думай, что тебе позволено бросать мне вызов. Подтверждая свою мысль, он проводит тыльной стороной двух пальцев по моей ключице, угрожающе опускаясь к моему декольте.
Тело напряглось от напряжения, я едва заметно киваю. Мне не нравится напоминание о том, что, какой бы ни казалась нам победа, мы имеем ее только потому, что он ее допускает.
Его рука покидает меня, но напряжение не покидает мое тело.
— Завтра вечером я устраиваю игру в покер. Я хочу, чтобы ты пришла.
— Я не умею играть в покер.
Это заставляет его смеяться. Этот ублюдок дарит мне еще одну теплую улыбку, как будто он просто находит меня чертовски восхитительным. — Нет, ты не будешь играть. Ты будешь там, чтобы помогать. Чтобы выглядеть красиво» — добавляет он, подмигивая.
— Винс будет там?
— Нет.
Я колеблюсь, не желая, чтобы он воспринял мое следующее заявление как вызов. — Он не захочет, чтобы я уходила.
Матео закатывает глаза. — Очевидно.
Я действительно не хочу подвергать Винса этому. Я имею в виду, не хочу этого делать изначально, но я определенно не хочу оставлять его на всю ночь гадать, делает ли Матео… вещи, свойственные Матео.
Я не знаю, как сказать все это. Это было бы бессмысленно. Нет ничего, чего бы он уже не знал; ему просто все равно. Чего я не хочу , так это заставить его почувствовать, что у него есть право доказать мое послушание.
Я бы хотела заставить его пообещать мне, что я буду в безопасности, но ему это не нужно. Он не просил моего присутствия, он говорил мне, куда я пойду. Наконец, я киваю. — Хорошо.
Это радует его, и он дарит мне еще одну приятную улыбку. Мой желудок переворачивается, потому что по какой-то болезненной причине мне становится легче от того, что я порадовала его.
— И это все? — спрашиваю я, желая поскорее выбраться отсюда.
— Да, — говорит он легко. — Шери тебя подготовит. Я думаю, Мария уже принесла тебе что-нибудь надеть. Не остановившись ни на секунду, он добавляет: — Я дам Винсу что-нибудь, чтобы он был занят. Скажи ему, где ты будешь, или нет.
У меня от этого мурашки по спине бегут, от подразумеваемой секретности. Я не хочу иметь секретов с этим человеком, особенно секретов от Винса.
Игнорируя это искушение, зная, что позже оно просто взорвется у меня в глазах, я говорю: — Нет. Я ему скажу.
Он пожимает плечами, не обращая внимания. — Как хочешь.
Завершив наши дела, он позволяет мне уйти. С другой стороны я тяжело прислоняюсь к стене, мои мысли мечутся в миллионе разных направлений. Я боялась снова увидеть его, остаться с ним наедине — боялась с воскресного вечера. Это кажется странным утешением, несмотря на его обычные угрозы, что все было… довольно нормально. Он не казался злым на меня. Он не казался обиженным или расстроенным. Его реакция совсем не похожа на реакцию Винса — и я чувствую такое облегчение. Это не имеет смысла, но я не боюсь следующего раза, когда увижу его.
Но это меня огорчает. Облегчение огорчает меня, потому что я не должна испытывать облегчение. Я