— Что слышал? — Мэй было интересно. — О том, что было в Этране?
— Не только. Когда-то я встречался с его отцом, у того были торговые дела в Хатоге. Вот уж у кого была деловая хватка! Гроша ломаного не уступит, будет продавливать свои интересы до упора, снимет с тебя последнюю рубашку и так, что ты в любом случае окажешься ему должен. А этот… он ведь пришел продавать тебя, но так и не сказал ни слова про деньги, его интересовала только твоя безопасность. Я еще сомневался — что за игры, пока не увидел вас рядом, — Лис засмеялся. — И отлично понимаю Тарина. Будь ты моей невестой, я бы тоже взбесился! Как он смотрел на тебя! О! И, честно говоря, я только сегодня утром понял, каким образом ему удалось взять Этран.
— Что? — Мэй вздрогнула, не поняла.
— Упрямством, — сказал Лис. — Ни какими-то особыми полководческими талантами, ни хитрыми интригами, ни переговорами. Чистым упрямством. Для него существует только одна цель и он идет к ней не взирая ни на что. Он пришел передать тебя, и передал, а все договоры, разговоры, оскорбления, даже собственная жизнь — вообще не важно. Я уверен, что новый договор прислал не он сам, кто-то решил помочь ему. Сам бы не додумался. Не потому, что глуп, а потому что это дело он сделал и закрыл, все. Так же и с Этраном. Ему поручили взять крепость, и он ее упрямо брал, пока не добился своего. Если б ворота не открыли изнутри, он стоял бы и долбил в стены, пока за стенами ни сдох бы последний защитник, или пока бы не сдох сам. Возможности уйти для него просто не существовало.
— Что с ним теперь будет? — спросила Мэй.
— Не знаю, — Лис покачал головой. — Тебя больше волнует его судьба, чем твоя собственная? И все же, не стоит забывать, кто он. Люди будут помнить о том, что он держал в осаде Этран и повесил всех защитников после сдачи, а вовсе не то, что позволил женщинам и детям покинуть крепость еще зимой. Будут помнить, что он сжег поля за собой, когда возвращался в Илой, а не то, что никогда не допускал насилия и мародерства среди своих. Он враг и захватчик. Ему не простят. И тебе не простят, если узнают, девочка моя.
Мэй понимала.
С этим ничего не сделать.
Что бы он ни делал теперь — он враг.
«Его забрала Гильдия. Обвиняют в предательстве».
Совсем маленькая записка под чашкой с молоком поздно вечером. Кто передал? Мэй пыталась спросить у горничной, что принесла ужин, но та только испуганно шарахнулась — она ничего не знает.
Предательстве? Это из-за нее?
Так не может быть…
Нужно успокоиться.
Нужно найти кого-то и узнать. Дин вместе с Лисом ушли, у них снова какие-то переговоры, не смотря на поздний вечер. Очередной прием? Дела.
Мэй не находила себе места.
Даже если были бы здесь — Дин все равно не станет помогать, он ясно дал понять, что дальнейшая судьба илойца его не интересует. И даже лучше, если бы он умер. Он не сказал прямо, но… забудь, Мэй.
Она не находила себе места.
Тихая ночь.
Ее не запирали в комнате, и, когда стало совсем невмоготу, Мэй отправилась гулять по дому. Большой, красивый… но очень вычурный. Золото, украшения, цветная мозаика кругом. Отчего-то подумалось, что дом Ренцо, там, на холме, ей навился куда больше. И апельсиновый сад…
Здесь кусты олеандра в перистиле, розы и маленький прудик с кувшинками.
— Тьяра! — он окликнул ее.
Тарин.
Мэй вздрогнула, напряглась. Хотела было сбежать, но куда бежать? Ей ведь нечего бояться. Тарин не сделает ничего плохого, по крайней мере здесь, когда брат рядом.
— Ти, я хотел поговорить с тобой, — сказал он. Подошел. Осторожно.
Мэй замерла.
Что-то неуловимо изменилось в нем. Взбучка Дина повлияла? Или что-то еще. Огромный и грозный Тарин выглядел сейчас как провинившийся мальчишка.
Подошел и остановился в двух шагах, достаточно близко для личного разговора, но достаточно далеко, чтобы не нарушать границы.
— Прости, Ти. Я был не прав, — сказал он. — Сегодня утром я вел себя недостойно. Но когда я увидел тебя с ним, то просто не мог ничего с собой поделать. Я был в ярости…
Мэй покачала головой. Уже не важно.
— Ти… — он шагнул к ней, и Мэй едва сдержалась, чтобы не шарахнуться в сторону. — Ты просто ослепительна… я даже не могу найти слов. Ты так изменилась с нашей последней встречи. Была совсем маленькая тихая девочка, в глаза мне боялась смотреть, а сейчас… словно богиня. Сияющая. Уверенная. Невероятно прекрасная. Так расцвела.
Глаза Тарина азартно блестели. Он пьян? Нет?
Мэй плавно шагнула назад.
— У меня в голове помутилось от ревности, Ти, — говорил он. — Ты должна понять меня. Не судить строго.
— Я понимаю, — сказала она.
Хватит. Не убегать. Не бояться его. Не показывать слабости. Он ничего ей не сделает, не имеет права.
Выпрямилась.
— Я думала, ты ушел с Юттаром, — сказала твердо, глядя ему в глаза.
Тарин скривился.
— Он велел мне остаться. Но я даже рад. Я могу побыть немного с тобой вдвоем.
— Нам не о чем говорить.
— Всегда есть о чем. Юттар рассказывал тебе, как мы прижали Гильдию и заставили Илой вернуть нам наши земли? Или ты теперь на другой стороне?
Злая усмешка, в глазах Тарина сверкнул огонь.
И Мэй вспыхнула.
— Не смей говорить так.
Тарин улыбнулся мягче, снисходительнее. Шагнул вперед, глядя на Мэй сверху вниз так, что она почти чувствовала его дыхание на своем лбу.
— Юттар рассказывал, как мы сражались в Лааше? Как он был ранен и едва не умер? Как мы отправились в самое сердце Нижних гор, чтобы получить силу. Мы спускались туда, Ти! Хочешь, я покажу тебе?
Тарин медленно раскрыл ладонь перед лицом Мэй. И на ладони вспыхнул огонь.
— Я могу сжечь Илой. Все разом. В тебе это тоже есть — настоящая сила. Разве ты не хочешь знать, как найти ее? Ты достойна большего, Тьяра. Это твоя кровь.
28. Преступник
— Ты настаиваешь, чтобы я подписала все на твоих условиях? — розовые губки Лене презрительно дрогнули.
Ей не нравились условия, не нравилась спешка и точно не нравилось место, где приходилось встречаться. Тюрьма — не самое приятное место.
Ренцо это даже, отчасти, забавляло. Он откинулся на спинку стула.
— Это в твоих же интересах, дорогая, — широко улыбнулся он, разглядывая ее. — Если ты не успеешь развестись со мной, меня могут обвинить в предательстве и лишить вообще всего. Тогда и тебе ничего не достанется. Совсем. Но если мы поторопимся и решим все сейчас, и все твое останется с тобой, никто не сможет отобрать.
— Тебя лишат всего?
— Не знаю. Но все может быть.
Лене размышляла. Она понимала вероятность такого исхода, но он пока не казался ей особо вероятным. А, может быть, у нее были другие планы. Праведный гнев не давал покоя.
— Ты почти все отдаешь детям.
Ей хотелось большего для себя.
— Тебя это удивляет?
— И Виоле?
— На твоем месте, — сказал Ренцо, — я бы не стал слишком много болтать об этом вслух. Твоего положения это не улучшит, а скорее наоборот. Виола хорошая девочка и мне не хочется ее обижать. Она, пожалуй, единственная, кто был рад меня видеть.
— Ты знаешь?
Не то, чтобы Лене была удивлена… поджала губы.
— Только слепой не увидит очевидного. Особенно притом, что твой дракон непрерывно крутится рядом.
Она сверкнула глазами.
— Да! Доменико всегда рядом! Тебе никогда не быть таким, как он!
— Не быть, — согласился Ренцо.
— Я никогда не любила тебя! Я вышла замуж только потому, что так требовал отец. И я думала, ты окажешься хорошим человеком!
— А я, такая свинья, не оправдал твои ожидания? Лене, хватит, все это я знаю и так. Я бросил тебя беременную и уехал на край света, ты страдала. Я груб и невоспитан, упрям, все делаю по-своему. Я знаю. Давай, подпиши это, и мы расстанемся.
— У меня не останется ничего.
— Ты получишь деньги. Процент дохода с приисков, этого хватит, чтобы продолжать вести ту жизнь, какую привыкла. Ты можешь остаться в этом доме. По крайней мере, до совершеннолетия Кикко, а дальше все зависит от его доброй воли. Дом останется ему, и все основное имущество: прииски, торговая компания, корабли, земля за Йолисом. Управляющего я оставляю своего, опять-таки до совершеннолетия, это прописано в договоре. Виоле — Алера. Все честно.
— А остальное? У тебя было больше!
— Лене, — Ренцо покачал головой. — Ты не знаешь нынешнего положения дел. Я не столь успешно веду дела, как мой отец, многое продано. Ничего кроме того, что здесь значится, нет.
— Ты лжешь.
— Если сможешь найти хоть какие-то документы, я с удовольствием обсужу это с тобой.
Кое-что действительно продано, через Гильема и подставных людей. Гильем уехал в Микою, в Хатогу, и будет ждать Ренцо там, если все закончится благополучно. Если нет — сможет распорядиться по своему усмотрению. Случись что, пусть лучше достанется старому верному слуге, чем Лене. А кое-что в бумагах и вовсе никогда не значилось, это осталось еще со времен отца и Лино. Когда, в свое время, он начал разгребать дела брата, был просто поражен теневыми объемами. Не все удалось удержать, но сейчас — очень кстати. Даже если из Илоя его выкинут без гроша в кармане, он проживет.
Главное — уехать.
— Ты все равно умрешь, — сказала она, со злостью глядя ему в глаза. — Нико сказал, что ты перешел дорогу Гильдии. Даже если официально тебя отпустят, ты все равно умрешь.
— Может быть.
— Обвинений пока нет. Если их не будет, и Гильдия просто тихо убьет тебя, то я останусь вдовой и получу все.
— Не хочу тебя расстраивать, но по завещанию ты получишь ровно столько, сколько при разводе.
Судя по всему, Лене не ожидала, обиженно поджала губы.
— Тогда я не вижу смысла спешить, — сказала она.
— Знаете, как это будет, сеньор Луци? — гильдиец сидел напротив с совершенно невозмутимым лицом. — Завтра вас отпустят. Самое позднее — послезавтра. Вы, все же, довольно заметная фигура, особенно после войны. Общественность против того, чтобы вас так долго держали в тюрьме за самооборону. И вас отпустят под домашний арест. Вас, в любом случае, не смогут держать тут вечно. Но потом вы исчезнете.