него, чуть по кругу, и меч холодной сталью сверкает в его руках. И Тарина нужно убить. Это безумие, потому что второй Тарин идет ему навстречу. И еще один стоит над Ренцо с занесенным мечем. Кажется, проходит целая вечность, но на самом деле — лишь несколько ударов сердца. И даже сердце замирает.
Враг.
И врага нужно убить. Во что бы то ни стало. Остальное — не важно. Собственный страх, боль, смерть — не важно. Он уже мертв. И это внезапно успокаивает. Пути назад нет.
Убить.
Ренцо перехватывает удобнее рукоять двумя руками — так надежнее. И закрывает глаза. Вдох-выдох. Вечность. Струи дождя текут по лицу, по шее и лезут за шиворот. И бушует пламя. Все разом.
Холодная сталь в его ладонях. Мокрая рукоять.
Он не видит — чувствует Тарина впереди, в нескольких шагах. И идет к нему. Просто идет.
Огонь бьет в лицо словно ветер, сбивая с ног. Идти невозможно. Дышать невозможно. Кажется, обугленная плоть опадает с костей… и сознание ускользает… еще немного…
Тарин стоит впереди. Не успеть?
Еще мгновение, и Ренцо рассыплется пеплом.
— Нет! — слышит он, словно издалека, словно из какой-то другой, невозможной, чужой жизни. — Нет, Ренцо! Нет! Скорей!
Мэй.
Там Мэй ждет и очень надеется на него.
Ей страшно. Она кричит.
И этот крик вдруг подбрасывает, дает силы рвануться вперед. Последний раз. Он не может подвести ее. Вперед! И раскрываются крылья.
44. Мать-Земля
Мэй казалось, она перестала дышать. Совсем.
На арене бушевал огонь. Сначала призрачный, иллюзорный… хотя Мэй знала, иллюзорный огонь причиняет совсем неиллюзорную боль, если ты не видишь разницы. И от него остаются настоящие раны.
Ей было страшно, не за себя, конечно, за Ренцо. Сложно даже представить, что он чувствует сейчас… Ради нее. Из-за нее. Это она его позвала, и он услышал, прискакал к ней.
Сейчас он сражается за нее. Обычный человек против нечеловеческой силы. На чистом упрямстве.
Тарин злится. Он-то думал — это будет легко.
Тарин пытался напугать, прекрасно понимая, что применение настоящей силы опасно. Это арена. И магия может обернуться против него.
Но испугать не вышло.
А тогда Тарин ударил по-настоящему. Устал. Упрямство илойца доконало его.
Реальный огонь ударил Ренцо в лицо.
Мэй закричала.
Она готова была сама рвануться вперед, прыгнуть на арену, защитить. Это против всяких правил, и будет только хуже — она понимала. И поздно…
Сейчас уже не помочь, не вмешаться.
Она кричала…
И тут над ареной развернулись огненные крылья.
В первое мгновение Мэй показалось — это Тарин.
Нет. Дракон уже рванулся вперед, на Тарина, подмяв его под себя, схватив. За горло. Это было прекрасно и страшно одновременно. Непостижимо. Ренцо? Ренцо — дракон?
Огонь, горевший в сердце, приведший его сюда — выплеснулся наружу, развернувшись крыльями за спиной.
И Тарина смело. Кажется, дракон сломал ему хребет и перегрыз горло, но Мэй не могла сказать наверняка — бушевал огонь.
Огонь под стеною дождя.
Невозможно.
Проснувшаяся сила.
Верила ли она?
Она так пыталась Убедить Ренцо, что он может, так надеялась. Но верила ли сама? Сейчас смотрела и не могла поверить.
А потом огонь стих. Ушел. Дракон сложил крылья. Исчез. Остался лишь человек, стоящий над телом повершенного врага. Победитель. Мэй показалось даже, человек повернулся к ней, посмотрел… ей показалось — улыбнулся даже, словно говоря: «Смотри! Я сделал это!»
Тишина над ареной. Только шелест дождя.
А потом человек упал.
И только тогда Мэй осознала окончательно — что же случилось.
— Нет! Ренцо!
Она рванулась туда. Прыгнула вниз, в каменную яму, не думая о высоте. Больше ничего не было так важно, как только скорее оказаться рядом.
Было страшно. Она не успеет сейчас. Огонь ушел, и вместе с ним… лишь шипение остывающих углей.
Ренцо лежал неподвижно, лицом вниз на обугленных камнях, еще горячих. Одежды на нем не осталось совсем — все сгорело. Волосы сгорели. Кожа черная и тонкая, словно пергамент… запекшаяся… от прикосновения даже не лопалась — ломалась. Было страшно дотронуться.
Хотелось кричать.
Поздно?
Как он выдержал это?
Мэй не могла понять. И поверить уж точно не могла. Смириться.
Упала на колени рядом.
Осторожно, едва касаясь, перевернула Ренцо на спину. Его лицо… То, что осталось… Не в силах смотреть. Как же он смог?! Все это…
Сердце… жизни она не чувствовала, ни дыхания, ни биения сердца. Но там в груди еще осталась частичка огня. Сила еще держала его здесь. Немного силы. Еще можно…
— Ренцо…
По щекам катились слезы. Хотелось даже не плакать, не орать, а выть, словно зверь, взахлеб. От ужаса. Так не может быть! Он победил! Он не может умереть сейчас! Это несправедливо.
Она не может…
Но на горе нет времени. Пока огонь еще не погас — она может успеть. Она ведь тоже что-то может. Она — это жизнь и любовь. Да, это выше ее сил. Да, никогда еще не удавалось такого. Но сейчас — она должна. Ренцо смог ради нее. И она сможет. Иначе дальше жить?
Ладонь на его лоб, другую — на грудь, там, где сердце.
Руки трясутся.
Удержать его, вернуть.
Ухватить изо всех сил.
Нужно поверить. Если он смог, без всякой надежды, то и она должна.
Ухватить. Удержать.
Зажмуриться, сосредоточиться на главном.
Позвать его. Саму Землю-Мать позвать на помощь, и стать ею. Стать Землей, Жизнь — всем сразу. Иначе не выдержать и не успеть. В полную силу.
Отдать все и даже больше, до капли, до последнего вздоха. Пойти за ним, спуститься на самое дно, и вернуть.
Не дотронуться — обнять его. Сердцем к сердцу, губами к губам. И ее слезы текут по его лицу вперемешку с дождем.
Растворяясь.
Весь мир вокруг… Мэй больше нет. И она — это весь мир, от края до края. Под ногами гудит земля, вода журчит меж камней, и трава пробивается ввысь, прокладывая путь к солнцу. Распускаются цветы… Скорее! Успеть! Ее сердце бьется в такт…
Она всю жизнь призовет.
— Мэй!
Он осторожно поцеловал ее в нос, сел рядом.
Она открыла глаза.
Это сон?
Она лежит в высокой траве, среди цветов, пряный запах трав и свежей молодой листвы. Небо голубое-голубое, и солнце…
Сон? Они оба умерли?
Ренцо…
Золотые искорки поблескивают в его серых глазах.
— Ренцо… — она сонно улыбается в ответ, пытаясь понять, что происходит. Слабость. И удивительная легкость в теле.
— Это ведь ты сделала?
Он довольно улыбается, протягивает руку, касается ее волос. Такой счастливый. У него нежные пальцы, мягкие, совсем не такие, как она помнит… Спокойный.
Где-то щебечут птицы.
Они одни во всем мире. Трава шумит над головой.
— Что сделала? — не понимает она.
— Все это, — он с восхищением обводит рукой.
И легко поднимается на ноги, оглядывается по сторонам.
Это?
Она пытается встать. Он протягивает ей руку, помогает, обнимает, прижимая к себе. Он больше никому ее не отдаст. Никогда.
Еще мгновение нужно, чтобы понять.
Арена. Они на арене. И даже люди застыли там наверху, смотрят на них. Сколько времени прошло?
Только трава по пояс. Все в траве.
— Я ведь умер, да? — говорит он так, словно о чем-то обыденном. — Сгорел. А ты спасла меня. И все это…
Это реальность.
Только сейчас Мэй понимает до конца. Как небо отзывалось на призыв Дина, так и земля отозвалась на ее призыв. Жизнь. Вот так, в полную силу. На самом деле.
Чудо.
— Наверно я, — она прижимается к нему щекой, носом в его шею, вдыхая его запах, и, вдруг, смущается. — Удивительно, да?
45. Эмир Джийнара
У Юттара седые волосы. Совсем седые, белые. Худое осунувшееся лицо, словно после долгой болезни. Но золотые глаза сияют молодо и ярко.
— Господин, — он встает на одно колено и склоняет перед Ренцо голову, в уголках его губ притаилась ухмылка, — я готов служить вам.
Без всякой злобы ухмылка, ему на самом деле весело. Мир перевернулся.
И Ренцо хмурится.
— Хватит с меня этой комедии, — говорит он. — Пойдем, хоть с тобой поговорим, как теперь быть.
Формально — теперь Ренцо эмир Джийнара. Реально — кто же ему позволит?
Люди смотрят на него с благоговением и ненавистью, именно так, все сразу. В Джийнаре всегда высоко ценят силу, и то, что он смог, невозможное — вызывает уважение. Ему готовы поклоняться, как богу. Но он илоец, и за это люди ненавидят его.
Если он попытается настоять на своем праве власти, то найдутся горячие смельчаки, готовые это право оспорить. Его вызовут на арену снова. И снова. Пока не добьются.
Да в гробу он видал эту власть в чужой стране. Даже в своей — не хотел.
Он пришел сюда за другим.
От самой арены Мэй держит его за руку, не отпуская. Это не очень прилично, пожалуй, все смотрят, но после того, что случилось, они оба имеют на это полное право.
И рядом с братом, в стороне…
— Дин! — Мэй бросается на шею. — Дин, как ты?
Говорят, после того поединка с Тарином, Юттар почти не вставал, силы покинули его. Но сейчас он выглядит бодро.
— Хорошо, — говорит, улыбаясь, обнимает сестру. — Ты так шарахнула, что даже меня накрыло. Только посмотри: трава полезла изо всех щелей, не дворец — а дикий сад! Что теперь с этим делать? Яблони распустились, не смотря на осень. Но, знаешь что, я снова чувствую движение ветра. Совсем слабо, правда, но чувствую. Возможно, что-то вернется. Мы ведь с тобой: небо и земля…
— Если сила вернется, ты снова сможешь стать эмиром? — говорит Ренцо. Очень хочется от этого груза поскорее отделаться.
Юттар качает головой.
— Это решит Совет, — говорит он. — Вряд ли. Я свое уже упустил. Но повлиять на решение Совета я, возможно, смогу. Особенно, если снова вернется власть над молниями. Там будет видно. И… — он ухмыляется, — Мэй могла бы занять это место, ее бы приняли. Ее сила раскрылась полностью.