И тут вдруг ему показалось, что он умер.
Он увидел город, расстилавшийся внизу, точно сверкающий золотистый океан, огненные ленточки улиц, изогнутый горизонт и пурпурную небесную пустоту, уходившую в бесконечность. Ошеломляла не высота, ошеломляла даль. Огромная одинокая даль, разделявшая его со всеми, кого он любил. Откуда знать попрыгунчику Итану, что отец его угодил в силок небесного шпиля? Как об этом узнает Сара, лениво растянувшаяся под солнышком? Он искренне верил, что где бы сейчас она ни была, там светит солнце, ибо их разделяло немыслимое расстояние. Он подумал о сестре и братьях, занятых обычными делами, садящихся за вечернюю карточную игру и даже не подозревающих, как далеко он от них уехал. Так далеко, что назад не вернуться. Никогда, никогда не вернуться. Он умудрился заехать в такую даль, где был один-одинешенек во вселенной, где единственная реальность – его худая рука, сжимающая стакан с хересом.
Мэйкон выронил стакан, чем породил тихий неразборчивый гомон в зале, и кособоко устремился прочь из ресторана. Он выскочил в бесконечный коридор, который не смог бы одолеть. Тогда он свернул в боковой проход. Миновал нишу с телефоном-автоматом и ввалился в туалет, по счастью, мужской. Опять мрамор, зеркала, белая эмаль. Показалось, сейчас его вырвет, он кинулся в кабинку, но дурнота из желудка перекочевала в голову, ставшую необыкновенно легкой. Мэйкон согнулся над унитазом и стиснул виски. Неожиданно возникла мысль: какой же длины эти трубы, протянутые на такую высоту?
Кто-то вошел в туалет, покашлял. Щелкнула дверь другой кабинки. На щелочку приоткрыв свою дверь, Мэйкон глянул наружу. Безликая роскошь туалета навеяла мысль о научно-фантастических фильмах.
Наверное, такие казусы здесь не редкость? Может, не совсем такие, но схожие – скажем, человек, боящийся высоты, впадает в панику и призывает на помощь… кого? Официанта? Девушку, встречавшую лифт?
Мэйкон потихоньку выбрался из кабинки и выскочил в коридор, чуть не врезавшись в даму в ярдах и ярдах палевого шифона, выходившую из телефонной ниши. Она только что закончила разговор и, подобрав свой шлейф, томной изящной походкой направилась в ресторан. Простите, мэм, не могли бы вы быть столь любезны… э-э… На ум приходил только слезный вопль из раннего детства. Хочу на ручки!
Расшитая блестками сумочка в белой руке – последнее видение, перед тем как даму поглотил ресторанный мрак.
Мэйкон зашел в нишу и снял трубку. На ощупь прохладную – дама говорила недолго. Пошарив по карманам, он отыскал монеты и опустил их в щель. Но звонить было некому. В Нью-Йорке ни единой знакомой души. Тогда он позвонил домой, незнамо как припомнив номер своей кредитки. Он боялся, родные позволят телефону надрываться, что у них уже вошло в привычку, но в трубке раздался голос Чарлза:
– Слушаю.
– Чарлз?
– Мэйкон! – Брат, казалось, был необычно взбудоражен.
– Чарлз, я на небоскребе, и со мной приключилась такая… глупость. Давай забери меня отсюда.
– Забрать? О чем ты? Это ты забери меня отсюда!
– Что?
– Я заперся в кладовке, твой пес меня сюда загнал.
– Да, извини, но… У меня что-то вроде фобии. Боюсь, я не выдержу лифта, да и по лестнице мне не спуститься, а…
– Мэйкон, ты слышишь лай? Это Эдвард. Говорю, он загнал меня в кладовку. Немедленно приезжай домой!
– Да я в Нью-Йорке! На макушке небоскреба! И не могу спуститься!
– Только приоткрою дверь, он рычит. Я опять захлопнусь, а он скребется, уже, наверное, полдвери выскреб.
Мэйкон заставил себя сделать глубокий вдох.
– Чарлз, позови Розу.
– Ее нет дома.
– Как так?
– А почему, ты думаешь, я здесь торчу? Джулиан повел ее ужинать…
– Джулиан?
– По-моему, так его зовут?
– Джулиан, мой начальник?
– Да, и Эдвард, как всегда, взбесился, тут Роза и говорит: скорее запри его в кладовке. Я схватил поводок, а пес как кинется, чуть мне руку не оттяпал. Тогда я сам заперся в кладовке, а Роза, видимо, уже ушла…
– Портера тоже нет?
– Нынче у него свидание с детьми.
Как хорошо в кладовке! – подумал Мэйкон, представив полки с Розиным вареньем по алфавиту и черный телефон, такой древний, что на диске еще значился номер коммутатора. Все бы отдал, чтоб там оказаться!
Он уловил какой-то новый симптом. В груди что-то трепетало, и это совсем не походило на нормальное сердцебиение.
– Если ты меня не вытащишь, я позвоню в полицию, – сказал Чарлз. – Пускай его пристрелят.
– Нет! Не надо!
– А что, сидеть и ждать, когда он ко мне ворвется?
– Он не ворвется. Открой дверь и спокойно пройди мимо. Пожалуйста, Чарлз. Слушай, я тут на верхотуре и…
– Может, ты не в курсе, но у меня клаустрофобия.
Как вариант, прикинул Мэйкон, можно сказать ресторанной обслуге, что у него инфаркт. Инфаркт – это респектабельно. Вызовут неотложку и отнесут вниз, что и требуется. Даже не обязательно нести, пусть кто-нибудь просто прикоснется, положит руку на плечо, чтобы восстановилась связь с миром. Он так давно не ощущал чужого прикосновения.
– Я им скажу – дверь не выламывайте, ключ в почтовом ящике, – говорил Чарлз.
– Что? Кому?
– Полиции, кому еще… Извини, Мэйкон, но ты же понимал, что рано или поздно с этой собакой придется покончить.
– Не делай этого! – заорал Мэйкон.
Человек, вышедший из ресторана, посмотрел в его сторону.
– Он – собака Итана, – уже тише сказал Мэйкон.
– И этим ему дозволено перегрызть мне глотку?
– Погоди. Не пори горячку. Давай все обдумаем. Сейчас я… Я позвоню Саре. Попрошу ее приехать и заняться Эдвардом. Ты слышишь?
– А если он и на нее бросится?
– Не бросится, поверь мне. Ничего не делай до ее приезда, ты понял? Не надо поспешных решений.
– Ну ладно… – неуверенно протянул Чарлз.
Мэйкон дал отбой и полез в карман за бумажником. Он перебрал визитки и неровно оторванные, от времени пожелтевшие бумажные клочки, хранившиеся в потайном отделении. Наконец отыскал Сарин номер, трясущимся пальцем его натыкал и затаил дыхание. Сара, скажет он, я тут на небоскребе и…
Она не ответила.
Вот этого он не предвидел. Мэйкон слушал гудки. И что теперь? Что, черт возьми, теперь?
Наконец он повесил трубку. Безнадежно еще раз перебрал визитки: дантист, фармацевт, дрессура животных…
Дрессура?
Поначалу возник образ циркача – мускулистого мужчины в атласном трико. Потом он разглядел имя: Мюриэл Притчетт. Визитка написана от руки и вручную криво обрезана.
Мэйкон набрал номер. Она ответила сразу.
– Ну че? – просипела трубка голосом скучающей барменши.
– Мюриэл? Это Мэйкон Лири.
– О! Как поживаете?
– Хорошо. Вернее… Понимаете, в чем дело, Эдвард загнал брата в кладовку, и он слишком бурно отреагировал, Чарлз то есть, он всегда все принимает близко к сердцу, а я тут в Нью-Йорке на вершине небоскреба, и у меня, знаете ли, что-то вроде… э-э… расстройства. Я посмотрел вниз, а там город, так далеко-далеко, я даже не могу передать…
– Значит, если я верно поняла, – перебила Мюриэл, – Эдвард в кладовке…
Мэйкон сосредоточился.
– Эдвард лает снаружи, – сказал он. – В кладовке сидит мой брат. Говорит, вызовет полицию, чтобы Эдварда пристрелили.
– Что за дурь!
– Вот именно! И я подумал, не могли бы вы приехать, достать ключ, он там на дне почтового ящика…
– Сейчас выезжаю.
– Ох, замечательно.
– Ну тогда пока, Мэйкон.
– Тут вот еще что…
Она ждала.
– Понимаете, я на небоскребе и жутко испугался, сам не знаю чего.
– А уж как я-то перепугалась, когда посмотрела «Ад в поднебесье»!
– Нет-нет, это не страх пожара или высоты, тут другое…
– Вы видели «Ад в поднебесье»? Теперь меня не затащишь выше этажа, откуда можно выпрыгнуть. Это ж какую отвагу надо иметь, чтоб взобраться на небоскреб! Да уж, Мэйкон, вы настоящий смельчак, коль туда залезли.
– Не такой уж я смельчак.
– Нет, я серьезно.
– Да перестаньте, ничего особенного.
– Вы так говорите, потому что не осознавали своих метаний, до того как вошли в лифт. Понимаете, внутренне вы себе сказали: «Ладно, рискнем». Так оно у всех. Наверняка и с самолетами так же. «Да, это опасно, как всякая подобная фигня, ну и черт с ним! – говорят себе люди. – Давай-ка взлетим, а там как бог даст». Слушайте, гуляйте там, удивляйтесь себе и пыжьтесь от гордости!
Мэйкон сдавленно хохотнул и крепче стиснул трубку.
– Значит, вот что я сделаю, – сказала Мюриэл. – Заберу Эдварда и отвезу его в «Мяу-Гав». От вашего брата толку, похоже, мало. Когда вернетесь, поговорим о занятиях. В смысле, дальше так нельзя, Мэйкон.
– Нельзя. Вы правы. Нельзя.
– Это ж курам на смех.
– Вы абсолютно правы.
– Ладно, увидимся. Пока.
– Погодите!
Короткие гудки.
Мэйкон повесил трубку и увидел компанию, вышедшую из лифта. Впереди трое мужчин, за ними три дамы в длинных платьях. А замыкала шествие пара чуть ли не подросткового возраста. У паренька нескладно торчали руки из коротковатых рукавов, на девушке топорщилось платье с приколотой чудовищной орхидеей, закрывавшей половину ее лица.
На полпути юная пара притормозила и огляделась. Посмотрела на потолок, на пол. Потом друг на друга.
– Ого! – сказал парень и взял девушку за руки. Еще секунду они смотрели друг на друга, потом рассмеялись и вошли в ресторан.
Мэйкон последовал за ними. Он успокоился, устал и чертовски проголодался. К его радости, официант поставил перед ним тарелку, едва он плюхнулся на стул.
Глава десятая
– По совести, ребенок получился нечаянно, – сказала Мюриэл. – В смысле, мы еще были неженаты, если хотите знать правду. И если уж совсем по правде, из-за ребенка-то мы и поженились, хотя я говорила Норману, что он не обязан этого делать против воли. Не то чтоб я его на аркане тащила или еще что.
Мимо Мэйкона она смотрела на Эдварда, распростертого на коврике в прихожей. Лечь его принудили, однако он не вскакивал.