– Вот… – проговорил он.
Мюриэл все смотрела на него.
– Извините, – сказал Мэйкон.
Потом они развернулись и повели Эдварда домой.
Весь праздник Дэнни отрабатывал параллельную парковку: на матушкиной машине без устали туда-сюда маневрировал перед домом. Либерти под началом Розы пекла печенье. Для Сьюзан дела не нашлось, и Роза предложила Мэйкону, собиравшемуся в Филадельфию, взять племянницу в поездку.
– Отели и рестораны – вот и вся программа, – сказал Мэйкон. – И потом, я обернусь одним днем – на рассвете выеду, к ночи вернусь.
– Вдвоем-то веселее, – не унималась Роза.
Однако Сьюзан уснула, едва поезд тронулся, и, утонув в своем пуховике, спала всю дорогу, точно нахохлившаяся птичка. Из кармана ее торчал свернутый трубкой журнал о рок-музыке, который стал дорожным чтением Мэйкона. Он узнал, что группу «Полис» раздирают внутренние конфликты, что Дэвида Боуи беспокоит психическое расстройство, а с Билли Айдола чуть не сорвали его черную рубашку. Мэйкон понятия не имел, кто они такие, но жизнь их явно была нелегка. Свернув журнал трубкой, он сунул его обратно в карман пуховика.
Будь Итан жив, сидел бы он сейчас на месте Сьюзан? Обычно Мэйкон не брал его с собой. Заграничные поездки были слишком дорогие, домашние – слишком скучные. Однажды Мэйкон повез его в Нью-Йорк, и там у Итана вдруг возникли рези в животе, напоминавшие аппендицит. Мэйкон и сейчас помнил, как лихорадочно искал врача, как у него самого от сопереживания сводило брюхо и как ему полегчало, когда выяснилось, что причина в переборе завтраков. С тех пор он уже никуда не возил сына. Только летом в Бетани-Бич, но это больше походило на этакую передислокацию их семейства: Сара загорала, Итан играл с балтиморскими приятелями, тоже передислоцированными, а Мэйкон в арендованном домике радостно подвинчивал разболтавшиеся дверные ручки, поправлял заклинившие оконные рамы или, как в один особо удачный год, прочищал забитую канализацию.
В Филадельфии Сьюзан угрюмо проснулась и впереди Мэйкона побрела к выходу из вагона. Вокзал ей не понравился.
– Чего-то он слишком большой, – сказала она. – Такое эхо – не поймешь, что объявляют. Балтиморский вокзал лучше.
– Совершенно с тобой согласен, – кивнул Мэйкон.
Завтракать они пошли в знакомое ему кафе, которое, видимо, переживало не лучшие времена. В чашку Мэйкона беспрестанно сыпались какие-то хлопья с потолка. Он вычеркнул кафе из своего путеводителя. Затем они отправились в заведение, рекомендованное читателем, там Сьюзан заказала ореховые вафли и сочла их превосходными.
– Ты на меня сошлешься? – спросила она. – Напишешь в своей книге, что я, такая-то, рекомендую эти вафли?
– Это немного другая книга, – сказал Мэйкон.
– Назови меня своей компаньонкой. Ресторанные критики всегда так пишут. «Моя компаньонка Сьюзан Лири высоко отозвалась об этих вафлях».
Мэйкон рассмеялся и знаком попросил счет.
После четвертого завтрака они переключились на отели. Инспекцию гостиницы Сьюзан сочла менее занятной, хоть Мэйкон и старался вовлечь ее в мероприятие.
– Моя компаньонка – эксперт по ванным комнатам, – сообщил он управляющему.
Но Сьюзан лишь заглянула в шкафчик с туалетными принадлежностями и зевнула:
– У них здесь только «Камей».
– Чем плохо это мыло?
– Из свадебного путешествия мама привезла ароматное дизайнерское мыло, которое им давали в отеле. Одно мне, другое Дэнни, в пластмассовых мыльницах с дырочками.
– По-моему, «Камей» вполне годится, – успокоил Мэйкон встревоженного управляющего.
К полудню Сьюзан уже слегка проголодалась, и они еще дважды позавтракали. Потом отправились в Зал независимости. (Мэйкон решил добавить поездке познавательности.)
– Похвастаешь перед учителем по граждановедению, – сказал он.
Сьюзан закатила глаза:
– По общественным наукам!
– Это все равно.
На улице было промозгло, в зале зябко и уныло. Сьюзан тупо глазела на экскурсовода, не пылавшего вдохновением.
– Представляешь, в этом кресле сидел Джордж Вашингтон, – прошептал Мэйкон на ухо племяннице.
– Я, дядя Мэйкон, не особо тащусь от Джорджа Вашингтона.
– Тащиться, Сьюзан, можно лишь «еле-еле», «чуть дыша», «с грехом пополам».
– Чего?
– Ничего, проехали.
Следом за толпой экскурсантов они поднялись по лестнице и прошли через залы, однако Сьюзан явно израсходовала запас хорошего настроения.
– Если б не событие, произошедшее в этих стенах, – сказал Мэйкон, – вполне могло выйти, что мы с тобой жили бы под диктатурой.
– Мы под ней и так живем.
– Не понял?
– Ты вправду думаешь, от нас с тобой что-то зависит?
– Конечно, милая.
– У нас есть свобода слова, больше ничего. Болтай что вздумается, а правительство все равно все сделает по-своему. И это, значит, демократия? Мы вроде как на корабле, который какой-то хмырь ведет на скалы, но спрыгнуть нельзя.
– Давай-ка поужинаем, – предложил Мэйкон, слегка приунывший.
Он повел племянницу в старомодную таверну, что была неподалеку. Еще даже не смеркалось, они были первыми посетителями. Женщина в старинном платье попросила их минуту-другую обождать, а затем провела в небольшой уютный зал с камином, где официантка предложила на выбор горячий ром с маслом или сидр со специями.
– Мне ром, – сказала Сьюзан, скинув пуховик.
– Ай-ай-ай, – укорил Мэйкон.
Сьюзан ожгла его взглядом.
– Ладно, два рома, – заказал Мэйкон, решив, что капелька пунша им не повредит.
Но либо ром был исключительно крепок, либо Сьюзан исключительно слаба на спиртное, во всяком случае, после двух крошечных глотков ее качнуло к Мэйкону.
– Вот потеха! – сказала она. – Оказывается, дядя Мэйкон, ты мне нравишься больше, чем я думала.
– Что ж, спасибо.
– Я считала тебя занудой. Мы ржали, когда Итан показал на твою тарелку с артишоками.
– Моя тарелка…
Сьюзан прихлопнула рукой рот:
– Извини.
– За что?
– Я случайно его помянула.
– Можешь о нем говорить.
– Не хочу.
Сьюзан отвернулась и посмотрела в зал. Мэйкон проследил за ее взглядом, но увидел только клавесин. Снова взглянув на племянницу, он заметил, что у нее дрожит подбородок.
Вот уж не думал, что и кузены тоскуют по Итану.
Немного погодя Сьюзан взяла кружку, сделала пару больших глотков. Тыльной стороной ладони отерла нос.
– Горячо, – пробурчала она.
Похоже, девочка успокоилась.
– А что такого смешного было с моей тарелкой? – спросил Мэйкон.
– Так, ничего.
– Скажи, я не обижусь.
– Да чисто урок геометрии. Когда ты поел, все листики лежали идеальным кругом.
– Понятно.
– Он смеялся не над тобой, а вместе с тобой. – Сьюзан обеспокоенно вгляделась в Мэйкона.
– Видимо, не совсем так, поскольку сам-то я не смеялся. Наверное, ты хочешь сказать, смеялся он по-доброму.
Сьюзан вздохнула и снова прихлебнула ром.
– Никто о нем не говорит, – сказал Мэйкон. – Никто его не вспоминает.
– Мы вспоминаем, когда тебя нет рядом.
– Правда?
– Стараемся представить, что он сказал бы. О том, что Дэнни получил права, или о моем свидании на бале Хэллоуин. Я к тому, что мы всегда потешались над взрослыми. А Итан был ужасно юморной, вечно нас смешил. И вот теперь мы сами выросли. Интересно, что он сказал бы, если б нас увидел? Посмеялся бы над нами? Или ему показалось бы, что его… покинули? Словно мы ушли вперед, а он отстал.
Женщина в старинном платье пригласила их за столик. Мэйкон захватил свой пунш, Сьюзан свой уже прикончила. Ее слегка покачивало. Когда официантка спросила, подать ли винную карту, она лучезарно взглянула на Мэйкона, но тот отрезал:
– Нет. Пожалуй, мы начнем с супа.
Он почему-то считал, что суп отрезвляет.
Однако Сьюзан безумолчно балаболила и за супом, и за главным блюдом, и за двумя десертами, между которыми не смогла выбрать, и за крепким черным кофе, который силком заставил выпить Мэйкон. Она говорила о нравившемся ей мальчике, но тот, непонятно, то ли отвечал ей взаимностью, то ли предпочитал особу по имени Сисси Пэйс. Рассказала, как на бале Хэллоуин этот восьмиклассник заблевал всю стереоаппаратуру. Поведала, что как только Дэнни исполнится восемнадцать, они втроем снимут собственную квартиру, и поскольку мама в положении (о чем Мэйкон не знал), то даже не заметит их исчезновения.
– Неправда, – возразил Мэйкон. – Мама будет очень переживать, если вы уйдете.
Со второй попытки Сьюзан подперла кулаком щеку и заявила, что она не вчера родилась. Волосы ее растрепались и торчали в стороны, точно наэлектризованные. Мэйкон с трудом запихнул племянницу в пуховик и потом, дожидаясь такси, был вынужден придерживать ее за шкирку.
На вокзале Сьюзан ошалело щурилась, а в поезде мгновенно уснула, привалившись головой к окну. Когда в Балтиморе Мэйкон ее разбудил, она спросила:
– Как ты думаешь, дядя Мэйкон, он злится на нас?
– Кто?
– Наверное, его бесит, что мы потихоньку о нем забываем?
– Нет, милая. Конечно, нет.
В машине Сьюзан опять уснула, и Мэйкон ехал очень осторожно, чтобы ее не беспокоить. Дома Роза попеняла брату, до смерти уморившему несчастного ребенка.
– Надо, чтоб собака вам подчинялась в любой ситуации, – сказала Мюриэл. – Даже если вокруг куча народу. Вот, скажем, вы куда-то заходите, а собака ждет вас снаружи. Над этим сегодня и поработаем. Начнем тут, на вашем крыльце. А завтра попробуем у магазинов и прочего.
Она взяла поводок и вышла на улицу. Лил дождь, но под козырьком крыльца было сухо.
– Погодите минутку, – сказал Мэйкон. – Я вам кое-что покажу.
– Что?
Мэйкон дважды притопнул. Эдвард беспокойно поежился, глянул вдаль и как будто откашлялся. Потом медленно-медленно подогнул переднюю лапу. Затем другую. И вот так, поэтапно, лег.
– Ну вот! Молодец! – сказала Мюриэл. И прищелкнула языком.
Эдвард прижал уши, предлагая его погладить.